СтаЛ он кЛикать зоЛотую рыбку, ПрипЛыЛа к нему рыбка и спросиЛа: «Чего тебе надобно, старче?» Ей с поклоном старик отвечает: ″Смилуйся, государыня рыбка, Разбранила меня моя старуха.
Потрясающая деталь.
«МОЯ» старуха. Еще с любовью…
И с ответственностью. Как бы извиняясь за нее и за себя. Мол, раньше отпустил тебя, рыбку, без откупа, а теперь вот «не дает покою». Вынужден просить.
Не дает старику мне покою: Надобно ей новое корыто; Наше-то совсем раскололось″. Отвечает золотая рыбка: «Не печалься, ступай себе с богом, Будет вам новое корыто».
Замечательно это: будет ВАМ корыто. То есть обоим, в общее хозяйство. Ведь старик называет корыто «нашим».
И дальше интересный текст.
Три раза подряд «старуха». И три раза «дурачина».
Старуха меняется на глазах.
Воротился старик ко старухе, У старухи новое корыто. Еще пуще старуха бранится: «Дурачина ты, простофиля! Выпросил, дурачина, корыто! В корыте много ль корысти? Воротись, дурачина, ты к рыбке; Поклонись ей, выпроси уж избу».
Новое состояние моря:
Вот пошел он к синему морю, (Помутилося синее море.) Стал он кликать золотую рыбку, Приплыла к нему рыбка, спросила: «Чего тебе надобно, старче?» Ей старик с поклоном отвечает: ″Смилуйся, государыня рыбка! Еще пуще старуха бранится,
Первый раз без «МОЯ», просто «старуха».
Не дает старику мне покою: Избу просит сварливая баба″.
Еще бы не сварливая: три раза подряд «дурачина».
Отвечает золотая рыбка: «Не печалься, ступай себе с богом, Так и быть: изба вам уж будет».
Рыбка еще воспринимает их как одно целое: «изба ВАМ уж будет».
Пошел он ко своей землянке…
А вот это уже знаменательно! Вместо «воротился ко старухе» — «пошел к своей землянке».
…А землянки нет уж и следа…
Далее — удивительное краткое, но точное описание прекрасной избы «со светелкой, с кирпичною, беленою трубою» — не по-черному топить, не курная изба, а чистая и добротная. Ворота дубовые, дорогие, роскошные:
Перед ним изба со светелкой, С кирпичною, беленою трубою, С дубовыми, тесовыми вороты.
И среди всей этой красоты и мастерства:
Старуха сидит под окошком, На чем свет стоит мужа ругает.
Уже не три раза «дурачина», а один. Зато два раза «простофиля». Да еще «прямой простофиля». То есть подлинный, настоящий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390}) «Дурачина ты, прямой простофиля! Выпросил, простофиля, избу! Воротись, поклонися рыбке: Не хочу быть черной крестьянкой, Хочу быть столбовою дворянкой». Пошел старик к синему морю; (Не спокойно синее море.)
Море уже не мутное, а неспокойное…
Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила: «Чего тебе надобно, старче?» Ей с поклоном старик отвечает: ″Смилуйся, государыня рыбка!
Старуха не «бранится», как в прошлый раз, а «вздурилась».
Пуще прежнего старуха вздурилась, Не дает старику мне покою: Уж не хочет быть она крестьянкой, Хочет быть столбовою дворянкой″. Отвечает золотая рыбка: «Не печалься, ступай себе с богом».
Здесь речь рыбки как бы оборвана. Нет ни «своей» старухи, ни ее будущего дворянского ранга. Рыбка не в состоянии объявить, что вздорная, вздурившаяся старуха станет дворянкой. Старуха преступила черту. Рыбка понимает, что старик возвращается не к «своей» старухе.
Воротился старик ко старухе. Что ж он видит? Высокий терем.
А дальше очень интересный ход.
Пушкин возвращается к словосочетанию «ЕГО старуха».
Ведь она уже раньше была «чужой»?
Просто здесь слово «его» звучит как невероятность, как ирония. «Его старуха» в соболях и парче, в жемчугах и золоте, в красных сапожках, окруженная слугами:
На крыльце стоит его старуха В дорогой собольей душегрейке, Парчовая на маковке кичка, Жемчуги огрузили шею, На руках золотые перстни, На ногах красные сапожки. Перед нею усердные слуги; Она бьет их, за чупрун таскает.
Теперь старуха-дворянка вымещает злобу на слугах…
Далее старик забывает, что это не «его» старуха, и обращается к ней без подобающего пиетета. «Барыня сударыня дворянка»… за такое мужиков и псами, бывало, затравливали. Старуха прикрикнула на него за неподобающее обращение с дворянкой. К тому же старик напоминает новоявленной дворянке о ее прошлом. Но… старухе старик еще нужен. Правда, теперь он не муж, а конюх:
Говорит старик своей старухе: «Здравствуй, барыня сударыня дворянка! Чай, теперь твоя душенька довольна». На него прикрикнула старуха, На конюшне служить его послала.
Впервые за все время старика не трогала… две недели. Упивалась дворянством.
Вот неделя, другая проходит, Еще пуще старуха вздурилась: Опять к рыбке старика посылает. «Воротись, поклонися рыбке: Не хочу быть столбовою дворянкой, А хочу быть вольною царицей».
Далее… Почему старик «испугался»? Ясно! За судьбу царства. Заметьте, старик стал вести себя иронично и мужественно. А ведь он рискует жизнью!
