мех волки приняли меня. Но Властелин... То ли чувствовал человеческую сердечность, то ли видел во мне будущую угрозу своему господству. Он не объяснял, почему решил избавиться...
…Возвращение к миру людей, постоянное обучение, тоска по волчьей жизни. Путешествие-качка Черным морем, первая встреча с борзыми, брат Варган и брат Павлин. Дорога к имению Яровых, ночное посвящение в рыцари Серого Ордена, знакомство с Олей...
– Тогда мы встретились с ней впервые, – усмехнулся Максим. – Оля требовала у Савки его куклу, а он сделал ей новую. С тех пор она с ней неразлучна, хотя пани Яровая завалила ее кучей разных игрушек.
– По твоим рассказам Катя не кажется матерью, которая доверила бы дочь незнакомцу, – заметила Лина.
– Она сделала это очень неохотно, – согласился Альбинос. — Катя так возненавидела Ярову, что моя помощь казалась ей меньшим злом.
– А Северин не напомнил ей кровавую историю ваших семей?
– Не знаю, – признался Максим. – Но Катя согласилась, и мне было радостно от ее доверия. Это значило, что я чего-то стоил... В мире, полном незнакомцев, где ты никому не нужен, такое признание важно.
– Понимаю.
Максим был готов обнять за этот ответ. Она понимает!
— Потом я отправился в путешествие. Один, впервые за многие годы. Было страшно, повсюду пялились, и я привыкал: ездил подальше от деревень и городков — с картой, которую дала мне Катя. Набрался сил наедине с природой, но должен был возвращаться к людям, где мог следить за газетами, как было условлено. Мое небольшое состояние растаяло за считанные дни, поэтому я должен был переступить через страхи и искать подработки. Сразу наткнулся на странствующий цирк, владелец всячески убеждал приобщиться к их труппе, но я отказал — надоело быть чучелом и развлечением из-за собственной внешности. Направился к одному господину, у которого батрак в армию ушел. Господин оказался приветлив, мой вид его не пугал, так что мы ударили по рукам. Работа несложная – покрась, принеси, насколько – жалование небольшое, зато крыша над головой имеется и кормят сытно. Места в спальне батраков не нашлось, и я, рад одиночеству, ночевал в овине.
Он посмотрел на пустую рюмку Лины.
— Как-то проснулся, потому что кто-то за плечо тормошил. Смотрю, а то дочь хозяина — у нее из-за войны свадьба сорвалась. Принесла бутылку самогона, и пригрозила, если не буду пить, она обвинит меня в произволе. Кого люди послушают, страшного зайду или цветок господина? Выбора не было. Самогон смаковал мерзко, закуски не было. Вот тогда оказалось, что пить я совсем не умею...
Вдовиченко покраснел и запнулся. Лина все поняла без слов.
— Другие батраки хохотали, мол, таков здесь обряд посвящения: каждый новичок должен пройти через молодую панну. От этого было отвратительно.
— Но дочь хозяина осталась довольна, да?
Теперь в ее глазах прыгали лукавые бесы.
— Вряд ли... Это был мой первый раз с человеческой девушкой...
Он принялся внимательно разглядывать собственные руки и пришел к выводу, что у него ужасно грязные ногти.
— А до этого были сами волчицы? — Лина от любопытства подалась вперед, и прядь волос упала ей на лицо.
– Были, – смущенный Максим хотел провалиться под землю.
Вот зачем он вообще об этом упомянул?
– Не стесняйся! Ты был волком, – Лина убрала прядь за ухо. — Ведь это произошло в стае лешего, не правда ли?
— Да, а где еще?
По-видимому, он не понял шутки, потому что ведьма только махнула рукой.
- Продолжай свой рассказ.
Каждый день он просматривал газеты, которые выписывал хозяин, внимательно листал каждую до последней страницы, как-то однажды утром его разбудил бешеный шум. Господин радостно плясал в самых подштанниках во дворе, размахивая свежей газетой. «Играй, Максим! Закатрупили супостата!» — и вот он танцевал рядом, другие батраки шлепали и выкабливали, а передовица газеты огромными словами извещала невероятное известие о смерти Темуджина. В тот же день Максим получил расчет, запряг отдохнувшего кузнечика и помчался к Чорткову.
В имении не обрадовались.
— Пани Яровая, мама Яремы — ты его видела, одноглазый великан, известный также как Циклоп — отказалась отдавать Олю. Ей так одиноко, что не захотела отпускать малышку, — объяснил Вдовиченко. — Убеждала, что девочке лучше живется в имении, а убеждать пани Яровая умеет очень настойчиво, так что мне пришлось несколько раз подчеркнуть, что я только посланник, а Катя очень расстроится, если не увидит дочь, как было условлено, и явится сюда крайне разъяренной...
— Та же пани Яровая, что мамка нашего гетмана? – переспросила Лина.
— Она публично отказалась от сына, когда тот...
– Я слышала об этой истории, – ведьма покачала головой. - С ума сойти можно, как все закрутилось-перепуталось!
Оля его узнала. Сначала вела себя перестороженно, но на следующий день, когда двинулись в путь, они стали хорошими знакомцами: девочка смеялась на его гримасы, тыкала пальчиком на все встречные достопримечательности (особенно домашних животных, которые в устах Оли все без исключения мяукали), постоянно тарахтила на своем языке и сверху. доверия.
— Я очень боялся этого путешествия, но все прошло легко, — усмехнулся Максим. — Дети могут открыть сердце тем, кого взрослые считают уродом.
— Ведьмам хорошо известно такое отношение.
Не потерпев дорогу досады, они дождались Катрю на хуторе, и счастью той встречи не было предела... А на следующее утро Оля махала ему ручкой на прощание.
— И все вдруг изменилось, — альбинос в очередной раз посмотрел на девочку, скрюченную под клетчатым одеялом. — Как тень Оле... Бескровная, немая, робкая тень.
За окном первыми лучами занимался рассвет. Он и не заметил, как промелькнула ночь! Максим потер уставшие глаза.
– Вот только сейчас понял, что Катрин характерный атлас остался у меня.
Горло сушило, язык одревеснел. Никогда столько не разговаривал!
– Спасибо, что поделился.
– Спасибо, что выслушала.
Разве не приятно найти человека, слушающего без осуждения? Тем более, когда человек красив и обаятелен!
— Северин отдал тебя на растерзание лешему, а мне разбил сердце, — подытожила Лина. — И, несмотря на это, мы все равно помогаем этому засранцу.
Вот для кого она резала деревянную волчику.
— Я не знал, что вы...
Вот почему так сник Северин при их встрече!
— Это былое, — махнула чаркой ведьма. — Любовь юности, украшенная спасением маленькой самоуверенной дуры от силы, к которой она не была готова... Может, расскажу, но
