пулей. Над ослами набрасывали земляной холмик. Разобрали между собой их пожитки. Пошли дальше.
Их осталось четырнадцать. Пятеро потеряны на охоте; двое вчера; четверо сегодня. Если так будет продолжаться, то до конца недели от их отряда не останется никого.
На привале Отто развернул фамильную Библию, надеясь найти ответ в Книге книг — она всегда дарила мудрый совет затруднительного мгновения.
- Великий мастер?
- Слушаю, Руслане.
— Братья жалуются, что идти стало труднее, поскольку вес их рюкзаков значительно увеличился. Да и раненым сложно передвигаться, долго они не выдержат.
Самому Руслану пришлось стирать на себе архивные папки, бумаги и другие документы — все это добро значительно превосходило узелок его личных вещей.
— Мы сделаем ноши, и поочередно доставим раненых в ближайшую деревню, — решил Отто. — Там приобретем телегу с парой волов. Далеко отсюда до села?
— Хороший замысел, большой мастер, однако я не уверен, найдутся ли сейчас крестьяне, желающие продать повозку и скот, — Руслан почтительно поклонился. — Могу я предложить другое мнение?
– Слушаю.
– Я изучил карты. Неподалеку есть скит.
– Скит?
– Аскетический мужской монастырь православной церкви, – объяснил командор. — Стоит в двух милях отсюда. Смею думать, что там можно отдохнуть в безопасности, собраться с силами и восстановиться к борьбе.
Шварц чуть не рассмеялся. Как удачно! Настоящий Божий промысел.
— Однажды ты станешь грандиозным охотником, Руслан, — усмехнулся Отто. – Прекрасная мысль! Я охотно пристаю на нее.
Борзые обрадовались, и на их лицах впервые за последние дни проступили улыбки. Монастырь! Отдых! Ради такого они были готовы шагать сколько нужно. Когда появилась обнесенная стеной озия на скале, одинокая и неприступная, настроение у всех поднялось, походка оживилась, даже раненые дышали быстрее.
Настоятель скита незваным гостям не обрадовался. Он долго медлил, пока борзые ждали у ворот, затем внимательно рассматривал пыльные унижения, в которых едва просматривались кресты, исследовал флаг со Святым Юрием... Отто громко представился.
— Игумен Мефодий, — неохотно представился священник.
Продолговатое лицо олицетворяло аскетическую суровость. Осанка свидетельствовала о властности и жестком характере. Шварц попросил короткой авдиенции, и когда остался с Мефодием вдвоем, вместо долгого рассказа об их нищете протянул несколько золотых монет.
– Надеюсь, этого хватит.
Мефодий несколько секунд созерцал дукачи сжатыми глазами, а потом скривил губы.
- В самом деле? Вы такого низкого мнения обо мне?
– Простите, – Отто поклонился.
— Мои сомнения вызваны требованиями нашего устава, а не жаждой, — ноздри на орлином носу священника гневно раздувались.
— Я привык к продажным лицемерам в рясах, — ответил Отто, тем самым намекая, что игумен к ним не принадлежит, но тот не понял комплимента.
— Вы мне не нравитесь, господин Шварц, но ваш отряд нуждается в отдыхе. Это противоречит уставу нашего скромного скита, но мы не можем отказать в приюте нуждающимся братьям во Христе, – сказал Мефодий. - Гостите и отдыхайте. Добро пожаловать.
Настоящий добрый самарянин, подумал Отто, стесняясь неудачной попытки подкупа.
Деревянные кельи, небольшая церковь, хозяйственные помещения — скромный скит был далеко до величественных необозримых лавр, где готовили армии божьих воинов. Здесь не было роскоши и пышности, но борзой было безразлично: они радостно располагались на предложенных местах без нареканий. Раненых устроили в отдельную келью, где монахи заботились о их ранах. Шварцу предоставили небольшую комнату, где царила прохладная влажность, из-за чего стены поросли пятнами грибка, которые не осмелились коснуться святого распятия.
Гостям разрешили посещать службы и трапезничать вместе с монахами. Нарушая расписание, для борзых приготовили баню, выдолбленную прямо в скале. Созерцая, как воины ходят в стенах крепости веры, Отто вспоминал былое, когда он путешествовал между величественными монастырями, муштровал войско к большой охоте. Черные реки бурлили, закипали... О, какие прекрасные это были времена! Сейчас они смахивали на далекий сон...
Отто позволил себе расслабиться. Каждый имеет право на покой: приятно оставить ногам в покое, не рассуждать о лагере или часовых, а просто вымыться, побриться, лечь на удобного соломенника и уснуть без мыслей о ликантропах, которые ждут поблизости. На всякий случай Фобос и Деймос, запитанные костями, спали у дверей, но ночь прошла спокойно — враги не решились покуситься на обитель. О, забытое блаженство! Когда так спокойно было в последний раз? Наверное, в Виннице, еще до того, как тот безбожник Кривденко решил окончательно предать их...
Изо дня в день Шварц проводил в молитвах и чтении Библии, ища утешения. На общие службы не приходил, питался у себя и виделся только с Русланом, посещавшим под вечер.
В седьмой день после обеда грандмейстера позвал игумен для немедленного разговора. В его кабинете властвовала аскеза, которую Отто уважал: стол, пара табуретов, иконостас, книжная полка. Ни золота, ни драгоценностей, ни шелков — все, как подобает смиренному христианину.
С лица Мефодия грандмейстер понял, что разговор будет неприятным.
— Вынужден просить вас покинуть стены моего монастыря, — известил священник без приветствий.
– Почему? - спросил Отто. - Мои люди нарушили какие-то запреты?
– Нет. Сегодня утром я получил распоряжение от Патриарха Симеона лично — игумен махнул письмом, скрепленным большой пурпурной печатью. — Он не желает, чтобы наша церковь оказывала вам убежище или другую помощь.
— Очень странное распоряжение.
– Не мне судить волю Патриарха.
- Могу я посмотреть на это письмо вблизи?
– Нет. Однако в его подлинности можете не сомневаться.
— Наверное, какая-то ошибка, — в поисках покоя Отто бессознательно коснулся крестика. - Как...
— Никакой ошибки, брат Шварц, — прервал Мефодий. – Я прошу вас покинуть скит завтра. Больше времени уделить не могу: даже у стен есть уши, а среди моих подчиненных есть желающие на мое место, которые с радостью донесут куда нужно за непослушание воли Симеона.
– Вот так просто вы выбрасываете людей, – Отто покачал головой, держа гнев при себе.
— Можете поискать убежище где-нибудь. К примеру, в церкви святого Юра, вашего патрона, — улыбнулся настоятель.
Львовская церковь принадлежала католикам, которые с самого начала открестились от охоты, но втихаря способствовали бегству и спасению характерников. Мефодий не мог этого не знать.
- Или у доминиканцев! Они также псы господни, выбравшие черно-белые наряды, и немало способствовали уничтожению еретиков... Между вами много общего, не правда ли?
Теперь он просто издевался.
- Решение окончательное, - игумен перевел несколько бумажек на столе, и добавил невольно: - К тому же должен донести до вашего сведения, что трое борзых Святого Юрия выразили желание принять
