тебе в спальню. Теперь уходи и соберись с силами, ведь я всю ночь напролет буду с тобой сражаться крепко и от души…
Сказано – сделано, я добираюсь до своей комнаты и нахожу там все приготовленным для весьма приятной пирушки. И слугам были постланы постели как можно дальше от дверей, для того, я полагаю, чтобы удалить на ночь свидетелей нашей возни, и к кровати моей был подвинут столик, весь уставленный лучшими остатками от ужина, и большие чаши, уже наполовину наполненные вином, только ждали, чтобы в них долили воды, и рядом бутылка с отверстием, прорубленным пошире, чтобы удобнее было зачерпывать, – словом, полная закуска перед любовной схваткой.
Не успел я лечь, как вот и Фотида моя, отведя уже хозяйку на покой, весело приближается, неся в подоле ворох роз и розовых гирлянд. Крепко расцеловав меня, опутав веночками и осыпав цветами, она схватила чашу и, подлив туда теплой воды, протянула мне, чтобы я пил, но раньше, чем я осушил ее всю, нежно взяла обратно и, понемногу потягивая губками, не сводя с меня глаз, маленькими глоточками сладостно докончила. За первым бокалом последовал другой и третий, и чаша то и дело переходила из рук в руки: тут я вином разгоряченный и не только душой, но и телом к сладострастию готовым, чувствуя беспокойство, весь во власти необузданного и уже мучительного желания, наконец приоткрыл одежду и, показывая своей Фотиде, с каким нетерпением жажду я любви, говорю:
– Сжалься, скорей приди мне на помощь! Ведь ты видишь, что, пылко готовый к близкой уже войне, которую ты объявила мне без законного предупреждения, едва получил я удар стрелы в самую грудь от жестокого Купидона, как тоже сильно натянул свой лук и теперь страшно боюсь, как бы от чрезмерного напряжения не лопнула тетива. Но если ты хочешь совсем угодить мне – распусти косы и подари мне свои желанные объятия под покровом струящихся волною волос.
Без промедления, быстро убрав посуду, сняв с себя все одежды, распустив волосы, преобразилась она прекрасно для радостного наслаждения, наподобие Венеры, входящей в волны морские, и, к гладко выбритому женскому месту приложив розовую ручку, скорее для того, чтобы искусно оттенить его, чем для того, чтобы прикрыть стыдливо:
– На бой, – говорит, – на сильный бой! Я ведь тебе не уступлю и спины не покажу. Если ты – муж, с фронта атакуй и нападай с жаром и, нанося удары, готов будь к смерти. Сегодняшняя битва ведется без пощады! – И с этими словами она поднимается на кровать и медленно опускается надо мною на корточки; часто приседая и волнуя гибкую спину свою сладостными движениями, она досыта накормила меня плодами Венеры Раскачивающийся; наконец, утомившись телом и обессилевши духом, упали мы в объятия друг другу, запыхавшиеся оба и изнуренные…»
* * *
Ослиная маска героя открыла Апулею широкие возможности сатирического изображения нравов. По роману рассыпано огромное количество мелких штрихов, изображающих разные слои провинциального общества в разной обстановке. Лица, с которыми приходиться сталкиваться на своем пути Луцию-ослу, обрисованы насмешливо, кратко и броско. Все они на свой лад грубы, хитры и корыстолюбивы. События, в которых приходиться участвовать Луцию: рыночные облавы, кабацкие драки, сплетни об отравленных врагах и обманутых мужьях, жалобы на голод и трудную жизнь, – все это мир, не имеющий ничего общего с миром греческих «любовных повествований».
Еще больше расширяют границы романа вставные новеллы. Тут и небылицы о колдовстве и разбойничьи истории, фривольно-комические бытовые новеллы о неверных женах, мрачные повествования об убийствах и преступлениях, веселые пародии. Помимо небольших новелл Апулей вставил в роман и большую повесть – замечательную сказку об Амуре и Психее.
Лонг
Из всех античных романов наибольшая мировая слава выпала на долю «Дафниса и Хлои». Роман этот был написан в конце II или в самом начале III века неким Лонгом, о котором мы более ничего не знаем.
Место действия «Дафниса и Хлои» перенесено в буколическую обстановку на остров Лесбос. Сначала рассказывается о том, как два пастуха – Ламон и Дриас – один за другим находят в лесу двоих детей – мальчика и девочку. Они были оставлены на верную погибель, но забота богов спасла их от неминуемой смерти – мальчика выкормила своим молоком коза, а девочку – овца. Мальчику дали имя Дафнис, а девочке – Хлоя. Когда они подросли, то стали помогать своим приемным родителям.
Как и в остальных греческих романах, здесь есть обычный набор приключений, но не в них заключается главное. Природа в разные времена года, сельские работы и праздники, зимняя охота – все эти описания и по объему и по лиричности и по тщательности риторической отделки играют в романе Лонга настолько значительную роль, что его справедливо называли «пейзажным романом», «роман чувств» и «роман природы». И вот тут, на лоне природы, среди прекрасных полей и рощ зарождаются любовные чувства героев. Дафнис и Хлоя – подростки, почти дети. Полюбив друг друга, они должны пройти незнакомую им «науку любви», и последовательные этапы этого процесса, начиная от первого пробуждения неясных весенних томлений, составляют главное содержание романа.
ЗАРОЖДЕНИЕ ЧУВСТВА
(Из первой книги романа)
…И вместе порою они пили молоко и вино, а еду, что с собой приносили из дома, делили друг с другом. И можно б скорее увидеть, что овцы и козы врозь пасутся, чем встретить порознь Дафниса с Хлоей.
И пока они так веселились, вот какую беду измыслил Эрот против них…
(Далее следует рассказ о том, как Дафнис свалился однажды в волчью яму, весь перепачкался и отправился к источнику в пещеру нимф, чтобы омыть свое тело).
И, войдя вместе с Хлоей в пещеру нимф, он отдал Хлое стеречь свой хитон и сумку, а сам, став у ручья, принялся мыть свои кудри и все свое тело. Кудри у него были черные и густые, тело – загорелое, и можно было подумать, что тень от кудрей его делает смуглым. Хлое, глядевшей на него, Дафнис показался прекрасным, и так как впервые прекрасным он ей показался, то причиной его красоты она сочла купанье. Когда же она стала омывать ему спину, то его нежное тело легко подавалось руке, так что не раз она украдкой к своему прикасалась телу, желая узнать, какое нежнее. Потом они стада свои погнали домой – солнце уже было на закате, и Хлоя ничего уже больше с тех пор не желала, кроме как вновь увидать Дафниса купающимся. Утром,
