– Кто? Кто нашел? Где он? Понятно. А Мартенс? Что, тоже? – Ответов не было почти ни на один его вопрос.
Павел на всякий случай отошел за крайнюю бочку с запасом питьевой воды, остановился у переборки и быстро подвел баланс первой половины дня двадцать четвертого ноября 1872 года. Второй помощник капитана умер от неизвестной болезни, один матрос просто исчез, а братья Лоренсоны убиты из неизвестного оружия зверской убойной силы. Кем, почему – тоже неизвестно, приблизительно можно определить лишь время смерти: сразу после того, как Волкерт выбрался из носового трюма и бросил Павла в одиночестве бродить между бочонков со спиртом. Видимо, его брат тоже быстро справился с заданием и они встретились здесь. И здесь же умерли.
– Патрик, вы же ушли вместе с Волкертом Лоренсоном, – вспомнил недавние события Ричардсон, – что там произошло?
– Ничего, он бросил меня одного и сбежал, – честно ответил Павел, – он осмотрел правую часть носового трюма, а я левую. И знаете, что я обнаружил?
Но помощник капитана уже не слушал путаную, почти непонятную ему речь иностранца. Павлу пришлось заставить Ричардсона обратить на себя внимание, а для этого перейти на многозначительный, правда не совсем уместный в данной обстановке шепот.
– Послушайте, Альберт, в носовом трюме вода, и ее довольно много. Я думаю, что медные листы наружной обшивки неплотно прилегают к доскам, – сообщил Павел, но к этой новости помощник капитана отнесся без должного внимания.
– Да, я знаю. Я уже нашел ящик с набором плотницкого инструмента и после ужина сам займусь этим. Мартенса нет, а именно он и был нашим плотником, – рассеянно ответил Ричардсон, не глядя на собеседника.
– Надо убрать их, и немедленно. Мы не знаем, от чего именно они умерли, – приказал Бриггс, – я не хочу, чтобы и остальных поразила неизвестная зараза. Объяснение с властями в Гибралтаре я беру на себя.
Последние слова капитан проговорил уже на ходу: он отвернулся от покойников и теперь быстро шел в строну кормовой надстройки.
Под руководством Ричардсона убитых убрали быстро – их завернули в толстую парусиновую ткань, швы зашили и унесли на корму. За всей церемонией Павел наблюдал издалека, он благоразумно решил не мешаться под ногами у матросов. Праздное любопытство постороннего человека, да еще и иностранца, может вызвать у них лишь вполне закономерную злость и желание послать наглеца куда подальше. Поэтому Павел ограничился лишь тем, что изредка посматривал в их сторону находясь на почтительном отдалении. И старательно прислушивался к доносившимся отголоскам разговора, вернее, словам, которыми изредка перебрасывались между собой матросы. Наконец все закончилось. Ричардсон быстро прошел мимо, даже не удостоив Павла взглядом, следом за помощником капитана брели двое оставшихся в живых членов экипажа. Они тоже с самым мрачным видом протопали мимо Павла и скрылись в трюме – на пассажира никто из них внимания не обратил. Вернее, покосился один, невысокий, ниже Павла на целую голову, краснолицый матрос с сильно выступающим брюшком. По выражению его лица Павлу показалось, что тот сейчас заплачет. Павел на всякий случай сочувственно кивнул ему – совсем еще молодому человеку лет двадцати с небольшим – и улыбнулся ободряюще. И снова отвернулся, уставился на блестевшую, словно начищенная медь под ярким солнцем, поверхность океана. Звуки шагов за спиной стихли, и снова вокруг не слышно ничего, кроме шума ветра, плеска волн и шороха парусов над головой.
«Их убила трава» – что хотел сказать этот безумец? А в том, что с головой у фон Штейнена явные проблемы, Павел уже не сомневался. Да еще вспомнилась сцена, произошедшая несколько часов назад: врач со сноровкой профессионального алкоголика опустошает бутылку со спиртным. И разговор о пауках незадолго до этого. Это много объясняет и ставит на свои места – похоже, у доктора развивается делирий, он же белая горячка. Странно, что фон Штейнен видит только пауков, обычно к людям в состоянии помраченного алкоголем сознания является целый зоопарк – мыши, тараканы, собаки. Иногда в гости приходят герои сказок – эльфы, гномы, но без чертей не обходится ни один приступ. Эта часть программы является обязательной, а также голоса – они обычно отдают приказы, и им необходимо подчиняться, иначе будет плохо. Может, врач еще только в самом начале своего пути к полному безумию и поэтому пока ограничивается только пауками? В любом случае в таком состоянии он долго не протянет, и болезнь обязательно проявит себя еще не раз. Так, может, это он, не учтенный в судовом журнале пассажир, а не капитан был душевнобольным человеком и во время одного из приступов буйного помешательства зарубил всех, кто находился на судне, включая дочь и жену капитана «Марии Селесты»?
«Чем зарубил и как? Да у него руки дрожат, он и стакан-то в руках не удержит, вот и пьет из горлышка бутылки», – отмел очередную версию Павел. Но окончательно с ней не расстался – слишком темная лошадка этот доктор, чтобы поверить, что он тут ни при чем. Надо просто подождать немного…
– Я давно говорил, что этот корабль несчастливый, он приносит только горе и беды своим владельцам и капитанам. А вы знаете почему? Это все она, Амазонка, она обиделась на то, что ее прогнали, и теперь мстит всем нам. И не остановится, пока не перебьет всех, я вам точно говорю, – последние слова были произнесены придушенным и полным зловещего предчувствия голосом.
Павел повернул голову влево – рядом с ним у борта на искрящуюся поверхность воды смотрел матрос. Тот самый, кто недавно, после «похорон» братьев Лоренсонов, прошел мимо Павла, еле сдерживая слезы. В руках матрос держал пустое ведро – он что-то выплеснул в море незадолго до того, как произнес свой монолог. Лицо его снова чуть перекосилось, и Павлу в очередной раз показалось, что матрос сейчас заплачет. Но нет – внимательно присмотревшись, Павел заметил, что левая щека матроса значительно больше правой. У бедолаги, похоже, зверски болит зуб и даже появился флюс.
– Я кок этого злосчастного корабля, а также выполняю обязанности стюарда, меня зовут Эдвард Хэд, – представился молодой человек, вытащил из бокового кармана робы сделанную из темно-коричневой древесины трубку, плотно набил ее табаком из кисета и закурил.
– Амазонка? Что еще за Амазонка? – нарочито безразличным голосом поинтересовался у собеседника Павел, а сам насторожил уши.
– Так эту бригантину назвали англичане, когда построили ее. И установили на ней носовую фигуру, изображавшую обнаженную по пояс женщину с луком и стрелой. Это и была Амазонка. Она успела повидать многое, пока не села на мель из-за навигационной ошибки предыдущего ее капитана. Правда, корабль отремонтировали в сухих доках – починили корпус, усилили форштевень, переделали кормовую надстройку, но капитан поплатился за свою ошибку. Это была первая жертва Амазонки! – обернувшись украдкой, прошептал молодой человек.
Ну да, так все и было, этот юноша абсолютно прав. Во время одного из выходов «Марии Селесты» (тогда еще «Амазонки») в море бесследно исчез ее капитан. Тогда так и не удалось выяснить, куда он делся.
И произошло это за десять лет до этого самого дня – конца ноября 1872 года.
– Вот, а потом, когда корабль продали американцам, ее новый хозяин, якобы очень набожный человек, приказал убрать с носа бригантины фигуру Амазонки и переименовать судно. И нарушил один из морских законов – нельзя менять имя корабля! С тех пор нам должна покровительствовать смиренная Богоматерь, но ей, похоже, не до нас, – тяжело вздохнул юноша. И после небольшой паузы, выпустив изо рта струю сизого дыма, продолжил: – И я готов поклясться на Библии, что у нас на борту призрак Амазонки. Старая хозяйка не покидает нас, и она очень зла. А мой отец всегда говорил мне, что от разъяренной женщины можно ждать чего угодно…
«Это твой папаша верно подметил», – но произносить это вслух Павел не стал. Он вообще почти перестал дышать, чтобы неуместным или глупым вопросом не прервать разговорчивого – от страха и неопределенности, не иначе – перепуганного юношу. А тот продолжал скорбным голосом, часто вздыхал и даже перекрестился несколько раз.
– Она чертовски коварна и изобретательна, скажу я вам. Сначала она убила Рыжего Хельмута, потом у миссис Бриггс начались припадки ярости, потом заболел второй помощник капитана. Он умер сегодня, – пояснил матрос, вытащил изо рта трубку и посмотрел на Павла светло-голубыми глазами с рыжими ресницами.
– Да, я видел, как его… – Павел продолжать не стал, все было понятно и без слов.
– Вот, – кивнул еще раз юноша, – потом исчез Ариан Мартенс, потом мы нашли братьев Лоренсонов. И она не успокоится, пока не перебьет всех матросов, а потом возьмется за остальных! Мне так страшно, что я даже боюсь возвращаться в кубрик, – обернувшись еще раз, прошептал юноша и снова перекрестился левой рукой – в правой он все еще держал дымящуюся трубку.
