В то же время шпионы и слухи, благодаря которым Суворов знал состав отрядов и планы конфедератов по всей речи Посполитой, были «несказанно и беспрестанно нужны». Из слухов острый ум генерала мог составлять четкую картину событий. Докладывать Суворов приказывал все новости, «сколько бы такие шпионские повести невероятны не были» (Д I.176).
Особенностью Польши являлась небрежность с секретами, которые выбалтывались, чтобы показать собственную значительность. Первоклассную информацию было просто собрать в корчме: «Проезжих людей везде пропасть, бывают люди разумные», знающие много, так «как по вольности польской… ничего тайного нет». Бесплатный информатор бывает «лучше пьяного шпиона, которой для денег и веревки возвещает что угодно». Больше всего помогают русским «сами усердные нам обыватели, обремененные их (конфедератов) грабежами, разоренные шляхтичи, сидящие спокойно дома» (Д I, 245).
Веревка плакала по шпионам, но человеколюбивый Суворов отступал от правила их вешать. Вот пример из его письма от 16 июня 1770 г.: «Рапорт г(осподина) капитана Голешева, где он упоминает, что при его деле в Соли запретил пехоте раненых убивать, которые потом ушли, и о шпионе иудее с его допросом также извольте отправить в рапортах генералу-порутчику (Веймарну. — Авт.). Отправленного же шпиона содержать в Люблине впредь до резолюции от генерала-порутчика, или лучше, избегая затруднения, прикажите при публикации в Люблине городскому кату (палачу. — Авт.) ошельмовать, положить клейма, отрезать уши; буде же таких клейм нет, то довольно, что и уши отрезать и выгнать из города метлами. А лутче всего прикажите его только высечь как-нибудь кнутом, ибо сие почеловечнее» (Д I.123).
По польскому закону, если дать делу ход, шпиона пришлось бы повесить, а благодаря Суворову ему выпал шанс унести ноги, отделавшись высеченной для острастки спиной. К весне 1771 г. Александр Васильевич стал еще мягче. «У бунтовщиков шпионы только на том основании, что просто доносят, где мы обращаемся, — писал он Веймарну в контексте мыслей о начале наступательной войны против конфедератов. — Их столько много, что когда их изловят, я их, выспрося, отпускаю домой» (Д I.245).
Бороться со шпионами, учитывая, что смертная казнь русским законом была запрещена, а шляхта не могла подвергаться телесным наказаниям, оказалось трудно. Но «информационный шум», который они создавали, снижал значение добытой шпионами информации о русских войсках. Иное дело — прямые данные, которые конфедераты могли получить из перехватываемых военных депеш и частных писем.
15 июля 1770 г., вспомнив уроки отца (специалиста по перлюстрации), Александр Васильевич приказал «люблинскому коменданту… при приходе и отправлении почты быть на почтовом дворе всегда самому, и для просматривания писем определить себе нарочный час, и все сомнительные распечатывать, читать и приносить старшему командующему в Люблине (Суворову. — Авт.), которому с ними поступать по его благоусмотрению. Это делать и всем прочим на постах комендантам благопорядочно».
Раз «возмутители часто схватывают почтальонов и тем в наши таинства проникают, то с сего времени весьма запрещаю: господам офицерам и прочим в их письмах ни о малейших обстоятельствах нынешних мятежей не упоминать; в предосторожность же сию все такие честные письма представлять прежде открытыми главным на постах или комендантам, в коих власти уже состоять будет, отправлять их или нет» (Д I.121).
Контрразведка была делом важным, однако для русской стороны главным было осмысление данных о конфедератах. Генерал требовал от офицеров инициативы в сборе и истолковании информации, которую они докладывают в Люблин. «Командиры, — писан он, — должны сами видеть вдалеке, без зрительной трубки», и «перед вашим вышним (начальником) быть остроумнее не только в сведениях, но и в догадках». Александр Васильевич сердился за представление неверных данных и выводов, но не наказывал за них, а требовал от офицеров впредь быть умнее.
Догадки и оценки сведений на постах помогали Суворову верно понимать информацию. Впоследствии он развил эту концепцию в приказе по войскам Крымского и Кубанского корпусов от 16 мая 1778 г.: «Корпусному командиру и между собой господам бригадным и прочим начальникам, при сообщении известий… описывать в них возможное предвидение: и по последствиям настоящего, и в будущем приличную прозрачность, с военными (и) с политическими краткими рассуждениями, для предпобеждения оных, — как способнейшим к тому местным пребыванием, нежели тем, кому сообщает… Иначе от того рождаются замешательства лишними предосторожностями и беспокойства, иногда напрасные, передвижением… войск. Лучше поэтому объяснять всякое известие, вообразительно его назнача справедливым, сомнительным или ложным, невзирая на то, что дальнейшим проницанием кажущееся ложным превратится в истинное, а и справедливое — в ложное или сомнительное. Поэтому каждому… подавать свои мысли с рассуждениями смело, означая по случаю примерное число противников и их вооружения. Получающий их берет с того свои исправные меры» (Д 11.42. С. 63).
На самостоятельной оценке офицерами информации, необходимой для «предпобеждения» — упреждения неприятеля, Суворов строил систему действий против конфедератов, от постов до Люблинского отряда, бросавшегося за самыми крупными партиями неприятелей, и до командования русской армией в Речи Посполитой. Веймарну догадки, оценки и предложения, которыми засыпал его командующий округом, были не по душе. Но Александр Васильевич уже сформировал свое отношение к обдуманной информации «снизу» как основе правильных военных действий и не отступал от него.
Осторожность, которую культивировал Веймарн, и информированность были в глазах Суворова почти синонимами. Во втором пункте Наставления постовым командирам 1770 г. он требует посылать для удара по возмутителям сильные партии, не дальше суточного перехода от поста, «и то с весьма добрым о неприятельских предприятиях и силах известием, давая о своих намерениях ближайшим постам и сюда знать», чтобы при необходимости вовремя получить поддержку.
От точности данных зависело решение об ударе на противника себе «подсилу», чтобы избежать потерь. А «если в случае, от чего Боже сохрани, несчастием в ударении урон людям последует, то с таковым постовым командиром за неосторожность и безрассудный удар на неприятеля поступлено будет по силе воинских законов».
Третьим пунктом Наставления было требование «на постах и в проходах чрез деревни и местечки обывателям ни малейших обид не чинить и безденежно ничего не брать», а подчиненных «содержать в дисциплине, однако, чтоб положенным всем, так и лошади фуражом, довольствованы были, (и) без крайней нужды не изнурять и не отягощать».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
