— Это обязательно? — раздался тихий голосок с третьего ряда.
— Обязательно, — заверил учитель. — И, поверьте, рычаги давления на уклонистов есть. Напоминаю, что сведения о ваших увлечениях и клубной результативности будут внесены в характеристику. Всего доброго.
Класс начал расходиться.
Гремели стулья, царило оживление.
Когда мы с Сыроежкиным покидали аудиторию, я увидел Аню и Диму, направляющихся к учительскому столу. Мне не понравилось выражение на лице Ани. Энтузиазм. Похоже, она решила всерьез отнестись к своим обязанностям.
— Что теперь? — Виталик ткнул меня локтем в бок.
— Погуляем немного, развеемся.
— А потом?
— Ты слышал. Потащим свои задницы на презентацию клубов.
Глава 21
В среду, на второй перемене, неизвестный парень толкнул меня плечом, припечатав к стене. Я в очередной раз проклял Друцкого, который пренебрегал занятиями в тренажерном зале. Сейчас усиленно компенсирую этот косяк на первом этаже общаги, но мгновенных результатов ждать не приходится.
Я обернулся, но обидчик бесследно исчез в толпе, наводнившей коридор.
В столовой за наш с Сыроежкиным столик никто не сел. Меня даже удивила верность самого Виталика — его нисколько не смущало общение с изгоем. А то, что я обрел статус «ниже плинтуса», сомневаться не приходилось. Одноклассники ко мне пока еще не цеплялись, но презрительные взгляды становились всё более откровенными. Особенно — от заместителя старосты и его «свиты». Девушки о чем-то перешептывались и смотрели на нас косо.
— Можно? — к нам присоединилась Катя со своим подносом.
Еда, как вы помните, у всех была стандартной. Относительная свобода выбора заключалась в предоставлении ограниченного числа вариантов одного блюда. То есть, суп никто не отменял, но есть три кастрюли. Сегодня, например, нам приготовили классический борщ с мясом, сырный вермишелевый суп с кусочками куриного филе и чечевичную похлебку. Мы с Сыроежкиным отдали предпочтение сыру, Катя — борщу.
— Не боишься? — усмехнулся я, взяв из хлебницы тонкую черную дольку, именуемую в этом мире хлебом. — Мы заразные.
— Я тоже, — фыркнула Катя. — Забыл?
Молча киваю.
Катя один в один повторяла мою печальную участь.
— Забейте, — произнес Сыроежкин с набитым ртом. Мой прожорливый сосед почти успел расправиться с супом, что вызывает невольное уважение. — У вас есть я.
— Вот это и настораживает, — вырвалось у меня.
Катя рассмеялась.
Мы продолжали спокойно есть, а потом завертелся хоровод недобрых событий. Начну с того, что я после утреннего случая в коридоре утратил былую беспечность. Соответственно, у меня включены «чутье» и «полыхающий щит» на минималках. Если потребуется, всегда можно подбросить взвеси в топку и укрепить броню. Так вот, я заранее почувствовал, что со спины приближается некто агрессивно настроенный. Намерения были столь явными, что я невольно замер с вилкой, поднесенной ко рту.
— Ты чего? — удивился Сыроежкин.
В следующую секунду из-под меня выбили стул. Одним ударом по ножке. Я ожидал чего-то подобного и успел перенести на ноги всю массу тела. Стул с грохотом упал на мраморные плиты, я же скользнул в сторону, одновременно разворачиваясь к нападавшему. Вилка всё еще находилась в правой руке.
На меня сверху вниз смотрел здоровенный бык. Третьекурсник, как пить дать. Бритоголовый, мускулистый и самоуверенный. С татуировкой в виде иероглифа на шее.
— Плебей, — хмыкнул недоносок, приближаясь ко мне. — Тебе не место в этой школе. Забирай портфельчик и вали из столовой.
Я метнул вилку, усилив ее пробивающим заклинанием из арсенала волхвов. К этому моменту внимание всей школы уже было приковано к нашему столику. Царила гробовая тишина, нарушаемая лишь бульканьем готовящейся на кухне еды. Вилка вошла в левую стопу отморозка без видимого сопротивления. Не забывай о броне, кретин.
Старшекурсник взревел и пошатнулся.
Ему больно, но держится.
Умница.
Пока придурок не начал окутываться щитом, наношу два быстрых удара в печень и завершаю комбинацию апперкотом в челюсть. Уклоняться с вилкой в ноге тяжело. А еще неприятно, когда кулак «красный». Туша пошатнулась, но обрушить ее окончательно мне помогает подсечка. Естественно, в поврежденную ногу. Добиваю в затылок — чтобы потерял сознание, но оклемался через несколько секунд. На этом не успокаиваюсь. Демонстративно разворачиваюсь к столу, беру тарелку с остатками супа и выливаю сырную жижу на костюм поверженного оппонента. Медленно, с наслаждением. Присев на корточки, ставлю тарелку перед его лицом и похлопываю «козла отпущения» по бритой черепушке. Думаю, такого в «Заратустре» еще не видели. Безродное ничтожество переступает все красные линии, какие только есть на свете.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Шоу маст гоу он.
Снимаю рюкзак со специального крючка под столом, киваю сотрапезникам и, переступив через распростертое тело, неспешно топаю к выходу. По дороге встречаюсь глазами с Лизой. Подмигиваю, вгоняя прихлебателей в еще больший ступор. И с гордо поднятой головой выхожу в коридор. За моей спиной тишина разрывается возмущенными голосами. Столовая вновь начинает жить привычной жизнью.
Считаю шаги.
Коридор длинный, с одной стороны тянутся аудитории и ниши лаундж-зон, с другой — стрельчатые окна с обилием ажурных элементов. А еще на стенах висят репродукции классиков. Баталии с участием одаренных, горы и моря, портреты дворян, известных ученых и мыслителей. Целая галерея, и такая фигня на каждом этаже.
Сорок два шага.
Браслет начинает разрываться от настойчивого входящего звонка.
Директор.
— Слушаю, Александр Филиппович.
— Ко мне в кабинет, Мори. Прямо сейчас.
Гудки.
Ага, Троекуров решил поиграть в новую игру.
Заворачиваю к лестнице и поднимаюсь на четвертый этаж. Там, собственно, и разместилась школьная администрация. Кабинет директора, учительская, зал для совещаний и владения завхоза. Двустворчатые директорские двери выглядят наиболее солидно — массивные, наборные, с выступающими геометрическими вставками. Табличка «Директор» рельефная, буквы золотые. Да, скромность — это наше всё.
Внутреннее убранство описывать не стану. Респектабельность и величие, кожа и дорогие породы дерева, современность и классика. Вездесущие стрельчатые окна, только без витражных извращений. Господин Троекуров любит свет.
Чтобы попасть во владения босса, мне надо пройти через приемную. За письменным столом — аппетитная секретарша. Грудь третьего размера чуть ли не вываливается из блузки. Формально деловой стиль и сексуальность в одном флаконе. Рыжие волосы, очки в прямоугольной оправе. Уверен, что Троекуров ее трахает. За спиной у жены, как же иначе.
Секретарша кивает на вторую дверь. Кожаную. Дверная ручка — кольцо, зажатое в пасти льва. Только Геракла не хватает на эту самую пасть…
— Добрый день, — притворяю за собой массивное полотно. — Что-то случилось?
Троекуров награждает меня хмурым взглядом.
Директорский стол расположен так, чтобы Троекуров сидел спиной к окну и лицом к двери. Монументальный предмет мебели покоится на львиных лапах, а древесные панели, как по мне, искусственно состарены. Под ногами — идеально уложенный дубовый паркет. Ну, и ворсистая ковровая дорожка. Наверное, небеса обрушатся на землю в тот день, когда чиновники выбросят из своих логовищ эти пылесборники.
— Присаживайтесь, Мори.
Кресло Троекурова — настоящий трон с выступающими четырехгранными штырями по бокам. Мне достается мягкий стул попроще. В глаза бросается портрет императора, висящий на стене справа от меня. Патриотизм во всем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Случай в столовой, — начал директор, глядя сквозь меня, — просто возмутителен. Не перебивай, Кен.
Снова на «ты».
— Я понимаю, что он начал первым, но ответ нельзя назвать пропорциональным угрозе. Твоему здоровью ничто не угрожало, а Борис Нефедов получил серьезную травму. Нефедовы — бедный род, у них почти нет влияния на государственном уровне. Именно этот факт и является для тебя спасительным.
