Супергерои нервно смотрят друг на друга.
— Так вот чем вы в действительности занимаетесь? — спрашиваю я. — Стоите в сторонке и рассказываете друг другу об опасности?
Гордон, насупившись, смотрит на меня.
— Да мне эта часть работы нравится не больше, чем тебе, но такова жизнь. Если ты герой, иногда приходится делать нелегкий выбор. Порой даже приходится мириться с тем, что без жертв не обойтись.
— Не переживай, — говорит мне приятель Гордона, одетый в голубой костюм с изображением водяной капли на груди. — Ребенок из семьи суперзлодеев. Может, даже будет больше пользы, если мы не пойдем внутрь.
Вы не поверите, но, похоже, близко к сердцу это высказывание принимаю один я.
— Дэмиен, он не это имел в виду, — говорит Гордон, заметив, что у меня глаза на лоб лезут от циничной жестокости этого придурка в голубом костюме. Я смотрю на него так, что будь на моем месте мама, прожгла бы его насквозь своими лазерами. Но остальные никак не реагируют на его замечание, поскольку, видимо, согласны с ним.
— Так вот почему вы не идете спасать ребенка?! — кричу я. Да, я не люблю супергероев, и спасательные операции не моя стихия, но никогда и ни за что я не соглашусь стоять и утешать себя тем, что дело безнадежное, даже не проверив это на практике.
Очевидно, безумие Гордона передалось мне в полной мере, потому что я, развернувшись на каблуках, бросаюсь в горящее здание. В тот самый дом, который может обрушиться в любую секунду и куда они идти боятся.
— Дэмиен, нет! — кричит мне вслед Гордон, но я едва слышу его.
Оказавшись возле дома, я чувствую чудовищный жар, который просто валит с ног. Стараясь не обращать внимания на угрожающий треск и гудение огня, я бросаюсь в подъезд. Внутри ужасно жарко, и едкий дым мгновенно заполняет легкие, грозя удушить. Кашляю, глаза наполняются слезами, кожа на руках и ногах горит, и куда идти, непонятно. Везде огонь. Тут и там лежат упавшие потолочные балки. Одна из них перекрывает вход в коридор, но лестница, ведущая на второй этаж, слава богу, свободна. А именно там, по словам спасенных Гордоном детей, и находится попавший в ловушку ребенок.
Подъем по лестнице в горящем доме — что может быть ужаснее? Но нужно идти. Стараюсь собрать в кулак всю имеющуюся волю. Да и времени, по правде говоря, на то, чтобы лелеять свою фобию, просто нет. Все равно, наверное, мне конец, говорю себе я, так что боюсь я высоты или нет, не так уж важно.
Необходимо преодолеть один-единственный пролет, отделяющий меня от второго этажа. Было бы о чем говорить. Поднявшись, я, конечно, буду по-прежнему находиться в смертельной ловушке, но, по крайней мере, одним страхом будет меньше. Легкие болят, и приходится остановиться, чтобы откашляться. Лестница зловеще трещит под ногами, и несколько ступеней, по которым я только что прошел, треснув, обрушиваются вниз, исчезая в пламени. Дороги назад нет, поэтому остается только двигаться вперед. Быстро перебирая ногами и стараясь не обращать внимание на жжение в легких, я преодолеваю оставшуюся часть лестницы за несколько секунд.
Оказавшись на площадке второго этажа, сворачиваю в первый попавшийся коридор, от души надеясь, что выбрал верное направление. С трудом набрав в легкие воздуха, я кричу: «Эй, здесь есть кто-нибудь?»
Ответа нет, зато я слышу, как в соседнем коридоре откуда-то с грохотом вырывается пламя и кто-то кричит от страха. Бегу туда, ориентируясь по слуху. Едва я успеваю сойти с места, как туда, где я только что стоял, падает горящая потолочная балка. Тут же приходит понимание того, что я едва избежал печальной участи сгореть, как свечка, в этом аду. Кроме того, ясно, что назад мне тем же путем уже не вернуться, но я стараюсь об этом не думать, сконцентрировавшись на поисках того, кто кричал.
В конце коридора я снова кричу, чтобы человек, если он еще жив, отозвался. Мне отвечает тоненький детский голосок, доносящийся откуда-то слева. Повернувшись на звук голоса, вижу открытую дверь, перед которой в полу зияет огромная дыра, мешающая попасть в квартиру. В другом конце комнаты я замечаю маленькую скрюченную фигурку. Там сидит девочка в розовой ночной рубашке, изо всех сил прижимая к груди медвежонка. Ей примерно столько же лет, сколько Алексу. Дыма в этом месте очень много, дышать практически нечем, до тошноты, и каждый вдох отдается болью в легких.
— Иду! — кричу я девочке. На крик уходит слишком много сил, и начинается кашель. Девочка успевает заметить меня, прежде чем недостаток кислорода и жар доделывают свое дело, и она, лишившись сознания, падает на пол.
У меня сильно кружится голова и темнеет в глазах. В полу перед дверью огромный провал, из которого вырываются языки пламени. Пробраться в квартиру нет ни малейшей возможности. Странно, что я вообще сюда дошел. А потом я слышу голос Гордона, зовущий меня.
— Дэмиен! — кричит он, появляясь рядом и хватая меня за руку. Он пытается оттянуть меня от двери, но я, собрав остаток сил, упираюсь ногами в пол, мешая ему сделать это.
— Она там, там… — с трудом говорю я, борясь с кашлем.
Увидев девочку, Гордон немедленно перелетает на другую сторону провала и оказывается в квартире. Подняв безжизненное тело девочки одной рукой, он успевает вылететь обратно за секунду до того, как обрушивается потолок.
— Держись! — кричит он, хватая меня за пояс свободной рукой и вылетая на улицу через ближайшее окно.
Оказавшись снаружи, мы благополучно приземляемся. Убедившись, что я могу стоять на ногах, Гордон передает девочку специалистам бригады «скорой помощи», потом хватает меня за плечи, как будто для того, чтобы накричать, но вместо этого прижимает к себе и крепко обнимает. Кричать он начинает позже, уже отпустив меня.
— Да о чем ты вообще думал?! Дэмиен, ты мог погибнуть! Ты хоть понимаешь это?
Я пытаюсь что-то ответить ему, но на меня тут же нападает приступ кашля.
— Ты не хотел спасать ее, потому что она из семьи суперзлодеев, — говорю я, когда кашель проходит. — Думаешь, что лучше бы она погибла, что общество не нуждается в людях, вроде нее. Или вроде меня.
— Я этого не говорил.
— Ты был с этим согласен.
— Нет. Дэмиен, идти в здание было опасно. Ты сам это доказал. Что бы я делал, если бы ты погиб?
— Лучше спроси себя, что бы ты рассказал маме.
Я вне себя от ярости. Отбрасываю ногой валяющийся на земле камень. Как же мне надоело с ним спорить. Разворачиваюсь и медленно, борясь с головокружением, иду на другую сторону улицы. Сажусь в машину. Гордон идет следом за мной и забирается на водительское сиденье, но двигатель не заводит.
— Ты меня здорово рассердил, — сообщает он. — Не послушался меня и мог пострадать или даже погибнуть. Но я хочу, чтобы ты знал — я тобой горжусь. Ты сделал то, что считал правильным. — Гордон кладет руки на руль и смотрит вперед, хотя мы все еще стоим на месте. — Я уважаю тебя за это. Я бы… не смог сделать то, что сделал ты сегодня, когда мне было столько же лет. Может, для тебя уважение супергероя ничего не значит и тебя… совершенно не волнует, что я твой отец, раз уж ты все время надо мной насмехаешься.
Я вспоминаю, каким бесполезным казался себе, когда мы только приехали и особенно когда стоял там, в горящем коридоре, перед дырой в полу, через которую не мог перебраться. Мне приходит в голову, что я еще более бесполезен, чем думал, потому что на самом деле могу летать. Да уж, много счастья мне принесло это умение. Даже если бы я хотел вести себя, как супергерой, и взлетел, чтобы, скажем, вынести маленькую девочку из горящего здания, вместо того чтобы стоять там, в коридоре, опустив руки, много ли я смог бы пролететь? Оторвался бы на несколько сантиметров от иола и камнем упал вниз, испугавшись высоты.
Вот Гордон не был бесполезным. Он мог бросить меня там на верную смерть. Мог спасти только меня, а девочку оставить, но он пошел до конца. Может, он, в конце концов, не так уж плох, и то, что он мой отец, уже не кажется мне таким позором, как раньше.
— Что ж, — бормочу я под нос, надеясь, что он все-таки меня не услышит, — может, в этом что-то и есть.
* * *
Никогда бы не подумал, что в среду, во время завтрака, в качестве второго эксперимента по нашей с Сарой программе мы будем страстно целоваться у шкафчиков, в которых члены банды в черных трико из школы хранят одежду. Тем не менее именно этим мы и занимаемся, и эксперимент проходит просто на ура. Не только ребята в черном, но все проходящие мимо нас по коридору обалдевают от нашей наглости.
— О боже… — произносит Джилл, явившаяся, чтобы забрать из шкафчика пакет с завтраком. Я знаю, что это она, потому что Джилл носит обувь на шпильках, издающих при ходьбе характерное цоканье. Ребята в черном слишком круты, чтобы завтракать в столовой вместе со всеми остальными. Им больше нравится сидеть в коридоре возле шкафчиков, издеваясь над теми, кто проходит мимо.
