На полу была кровь и Г'Кар остановился, озадаченный. В дни своей молодости он был очень наблюдателен, и даже единственным глазом он часто видел то, что упускали другие.
— Да, я надеялся на иное, но... а, что толку в надеждах для таких стариков, как мы?
Нарн не слушал, медленно изучая следы на полу. Не центаврианская кровь, нет. Человеческая — возможно. И запах из—под пола. Тоже не центаврианский. Не человеческий или нарнский. Чужой.
— Было бы куда лучше, если б я давным—давно умер, и не дожил до того, чтобы увидеть такое. Мой народ, Г'Кар, мы так много претерпели... Расплата, да — за наши преступления и нашу спесь, но когда же закончатся выплаты? Сколько же будут взыскиваться проценты?
Ловушка. О да. Коварнейшая вещь. Центавриане хитры и коварны. Ловушка, здесь, в миг его триумфа. Нарн—мститель осторожно обошел ее и продолжил свой путь к трону.
— Когда—то я дал обещание — одно обещание из многих — моему старому другу, когда тот лежал при смерти. Я поклялся сделать наш мир лучше. Столь многие из моего народа страдали и умирали, потому что они не принадлежали к благородному роду, не были рождены в знатности как мы. У меня было почти двадцать лет, и я не сделал ничего, чтобы помочь им. О, Г'Кар, должно быть я самый бесполезный Император, который занимал это кресло.
Он продолжал идти. Осталось всего несколько шагов.
— И кто займет этот трон после меня? Не знаю. Я не знаю, найдется ли кто—нибудь. Я могу стать последним Императором Центаври—Прайм.
Почти на месте.
— Но ты, Г'Кар. Ты мой друг, мой величайший друг. Остальные... они все мертвы. Наверное — даже Джорах. Наверное, даже и он. Остались лишь ты и я, как это было в начале.
Император поднялся и пошел к нему, медленно и нетвердой походкой. Нарн остановился, заподозрив какую—то хитрость, какой—то план.
— Я хочу, чтобы ты знал кое—что, Г'Кар. Две вещи.
Нарн напрягся. Вот оно.
— Во—первых, ты мой друг. И во—вторых...
Я прощаю тебя.
Нарн помедлил, а затем, с яростным ревом, он бросился вперед стиснув руками шею Императора, чувствуя, как поддается его дряблая кожа и дрожат кости. Император смотрел на него, его глаза были темны, но наполнены пониманием.
От этого он лишь сильнее стиснул хватку.
* * *
Он стоял в одиночестве на верхушке шпиля,
Возвышавшегося над всем.
Здесь легко было быть Богом. Он мог увидеть все, что пожелает и кого пожелает. Он мог рассматривать их большими, как и в жизни, или крошечными как букашки, но он видел всех.
Должно быть, так ощущают себя ворлонцы. Над всей вселенной. Могущественными, древними, всезнающими, мудрыми...
Боги.
Но при всей их мощи — они сделали ошибку. В действительности, они их сделали несколько, точно также, как и он, но необратимой была лишь одна. Они привели Чужаков. И сделав так они обрекли себя, эту вселенную, а возможно — также и все остальные.
И Синовал был единственным, кто мог это исправить. Ворлонцы ошибались, и могли быть побеждены, но Чужаки были чудовищны и должны быть уничтожены.
Он раздраженно постучал пальцами по бедру. Только он. И больше никто. Никто больше не может знать, не может понять, не может сделать то, что должно быть сделано.
И время почти уже пришло. Он собрал все, что мог. О, некоторые возможности он упустил, но собрал он достаточно.
Шеридан был возвращен к жизни, чтобы возглавить галактику, которую он оставит позади.
Все, что ему нужно теперь — это те, кто отправятся с ним.
Изначальные, конечно. Они стары, могущественны, устали и они понимают. Они в любом случае хотели оставить эту галактику чтобы уйти за Предел. Они уйдут и чуть дальше.
Маррэйн... как только будут закончены его дела на Минбаре, он скажет родному миру "прощай" и уйдет с ним. Он не упустит этого шанса. Маррэйн уважал Синовала, он был ему обязан и он не позволит, чтобы это случилось без него.
Талия... нет. У нее есть иная задача. Задача, в некотором роде, столь же великая, как и его.
Марраго... нет. Он сделал достаточно и пожертвовал достаточно многим.
Куломани... нет. Такие, как он, будут нужны здесь, чтобы помочь Шеридану отстраивать и собирать то, что останется.
Г'Кар... нет. У него была своя судьба, и она унесла его, сведя его и Лондо вместе. Синовал мог видеть их обоих на Центаври Прайм, завершающих долгий и трагический танец.
Л'Нир... нет. Она должна будет стать сердцем нового мира. Она была светом и он не мог забрать ее во мрак. Кроме того, оружие, которым она владела, было не тем, в котором он нуждался.
Так кто же? Должен быть кто—то еще.
Звуки шагов достигли его слуха и легчайшая из улыбок коснулась его лица.
Да. Разумеется. Кто же еще?
Сьюзен поднялась на верхушку шпиля. Ее глаза были припухшими и красными, и она задыхалась. Двенадцать лет и обретение истинной любви слегка смягчили ее, но за прошедшие годы он видел достаточно вспышек ее ярости, чтобы знать что гнев никуда не ушел, и, вероятно, не уйдет никогда.
— Она мертва. — выплюнула Сьюзен.
— Да. — с улыбкой ответил Синовал. Ах, Сьюзен. Он мог совершенно искренне сказать, что она знала его лучше, чем кто—либо другой. — Такова проблема смертных. Они так поступают.
— Она мертва. — повторила Сьюзен.
— Да. Но перед тем, как умереть, она жила. Свободной от Сети, свободной от оков и рабства. Свободной. И она умерла, чтобы мог жить Шеридан.
— Ты... Будь ты проклят, ты всегда знаешь что сказать. Я... я ненавижу это.
— У меня было двенадцать лет, чтобы обдумать план. Да. Я знаю что сказать, и что сделать.
— Джон выглядит не очень—то живым.
— Нет. Здесь пока еще нет его мотива жить. Но она появится. Скоро.
— Что?
Синовал указал сквозь бездну космоса, выделив одну крошечную искру света.
— Увидишь. Она идет.
* * *
— Значит, это правда? Признаюсь, я сомневался. Пропаганда, хотя я никогда не мог до конца понять ее смысл. Синовал... думает недоступным большинству из нас образом. В действительности он больше не минбарец, и он не является им уже много лет.
Такиэр помедлил.
— И следовательно — минбарец ли ты в действительности? Маррэйн, войди. Полагаю, ты был здесь раньше.
Маррэйн вошел в едва подсвеченный мрак зала Серого Совета. Он был покрыт порезами и царапинами, его одежда разорвана, правая рука болталась. И все же Такиэр видел что он был настоящим воином, таким, какими он всегда представлял себе воинов.
— Нет. — проговорил Маррэйн. — Этот корабль достроили после того, как я... умер. Я никогда здесь не был.
— Да? Тогда оглядись вокруг. Что ты думаешь?
Маррэйн огляделся.
— Впечатляюще. — признал он. — Да, впечатляюще, но это ничего не меняет. Вален был глупцом. Всегда был. Они ничего не знал про лидерство, и еще меньше — о власти.
— Ты знал его, разумеется. Говорить с таким как ты — это поразительно. То, что ты видел, те, кого ты знал... Тебе стоило бы придти ко мне много лет назад. На моей службе для такого, как ты нашлось бы место.
Маррэйн усмехнулся — знакомой кривой улыбкой.
— Я так не думаю.
Вален говорил про тысячу лет мира, что последует после него, времени, что сделает всех воинов совершенным анахронизмом. Я желал чтобы за ними последовало тысяча лет войны, назло ему, чтобы доказать, что он ошибается, чтобы показать ему, что от наших обычаев и нашего наследия не так просто избавиться.
Тысячи лет войны у нас пока еще не наберется, сколько там... двадцать или около того? Неплохо, и насколько можно представить — она еще не закончена.
Я мечтал о дне, когда воины будут править Минбаром вновь. Не хныкающие жрецы, не болтуны—рейнджеры или строители, вылезшие из своих мастерских. Воины. Истинные воины. Даже тогда их было немного, сейчас еще меньше, но такие все же есть.
— В самом деле? — поинтересовался Такиэр. — Я не встречал ни одного. Соновар и Козорр были последними.
— Ты воин. Тебе могло бы найтись место на стенах Широхиды.
Такиэр улыбнулся.
— Весьма лестно. Благодарю тебя.
— Но ты не лидер.
Улыбка Такиэра угасла.
— Тут есть настоящие воины. Твоя дочь одна из них, и твоя слепота к ее талантам лишь подтверждает твою слабость в иных областях.
— У меня нет дочери!
— У тебя их было двое, насколько мне известно, но я знаю лишь Тиривайл. Она отважна и прекрасна, она полна огня и страсти. Истинный лидер должен знать умения всех, кто служит ему, а ты всю свою жизнь растрачивал ее таланты впустую.
Но даже так — ты лидер здесь, избранный равными и твоим народом. Ты лидер куда лучший, чем Хантибан, а за ним я следовал бы до погребального костра, не предай он меня. Это было бы честью — служить Такиэру, вождю народа минбарцев.
Но...
Глаза Такиэра расширились.
— Но что?
— Ты не Такиэр. Ты тварь, им овладевшая.
Глаза Такиэра сверкнули и голос Бога—Императора загудел в его разуме. Он рванулся сквозь него и длинные шипастые щупальца проросли сквозь его плоть. Могущество заструилось сквозь его тело, могущество большее, чем он когда—либо знал.
