- ...По совету же всего нашего согласия, ваше преосвященство, остави нам таковые прегрешения наши и прости нас без истязания* в оных наших неправедных ответах, так как мы отвещати не можем ныне и впредь; а мы оные наши ответы полагаем ни во что, якобы они и не писаны. Если же наши неправедные ответы мы, или кто нашего согласия духовного и мирского чина, ныне или в предбудущие годы станем похваляти и за правые вменяти тайно или явно, и между собою, и в народ переписывать и писанием издавать, - буди на всех нас и на всех нашего согласия святых отец, всех вселенных и поместных соборов клятва в сем веке и в будущем и суд божий и царев. А сие мы просительное доношение вашему преосвященству приносим по совету всего нашего согласия волею, а не по нужде и не по насилию, но своим добрым произволением.
_______________
* Иасатаяазааанаиаеа в данном случае подразумевается как допрос,
оспаривание и т. п.
Питирим слушал это, смиренно потупив взгляд, а затем обратился к старцам:
- Извольте отвещати на всякий свой ответ подлинно... Хощу проверить и обсудить вместе с вами.
Среди старцев произошло замешательство. Они разом все низко поклонились, кроме Александра, и Варсонофий сказал от лица всех:
- Прости нас! Мы не можем ничего иного отвещати, кроме того, что в доношении нашем написано. О сем и просим.
Сколько ни требовал епископ вступить с ними в споры, расколоучители только низко кланялись, оставаясь безмолвными. Диакон Александр с грустью смотрел на них, но тоже оставался неподвижным.
Тогда Питирим показал рукой на толпу и сказал Варсонофию: - Не найдется ли среди них человек, который пожелает иметь свое слово?
Варсонофий подошел к краю помоста и крикнул:
- Извольте вы! Кто может, тот выступи и отвещай, а мы больше сего отвещати не можем, что у нас написано в просительном доношении.
В тишине прошел говор людей, вполголоса начавших обмениваться мнениями.
- Братцы! - вдруг раздался громкий, густой голос. - Не дадим себя постыдно оглаголать!
Говорил это "лесной патриарх". Старцы испуганно озирались по сторонам, отыскивая глазами смельчака. Питирим сразу увидел "лесного патриарха" и стал рассматривать его своим строгим, властным взглядом. Человек с серьгой снова подскочил к Авраамию.
- Пускай ответит нам епископ: ходил ли Христос на собеседование к книжникам и фарисеям с воинами и мушкетами?
Питирим улыбнулся.
- Войско не мое, - ответил он громко. - Оно государево. И не ради меня оно пошло в леса, а токмо того ради, что губернатор Юрий Алексеевич Ржевский поехал по губернии. Я же весь тут перед вами, безоружный, смиренный. Грудь моя открыта; кроме слова божия ничем не защищен я. Хотите убить меня - убивайте!
Варсонофий вновь обратился к толпе:
- Кто может - выступай и говори.
Люди мялись. Некоторые ворчали: "Где нам? Он оглаголет хоть кого". Так больше никто и не сказал ни слова. "Лесной патриарх" стоял, прислонившись спиной к стволу ели, красный, смущенный. Тогда Питирим торжествующим голосом заявил:
- Православнии христиане! Слушайте, что вам сказую: надобно неотложно диакону с товарищами о неправых своих ответах подробно отвещати, а они не отвещают больше ничего, только приносят свою вину доношением, что они на вопросы мои правдиво отвещати не могут, а что написали ответы и мне вручили, а те ответы сами признают они неправыми, полагают их ни во что, якобы и не писали... Не по душе мне безгласность ваша!
После этого Питирим заставил уже Варсонофия второй раз прочитать составленное расколоучителями доношение. В угрюмой тишине облачного холодного утра голос Варсонофия звучал монотонно, фальшиво. "Лесной патриарх" зло улыбался, глядя на белые комки, облепившие солнце, - будто митра, напяленная на седые космы. Солнце не греет простой люд, оно ублажает властелинов и тиранов. И теперь старец Авраамий сам стал искать глазами Богдашку. Увидев его, поманил к себе. Тот подскочил, тряхнул серьгой, подставил ухо.
- Где твоя пистоль? - прошептал "лесной патриарх".
- А пошто тебе? - удивленно вскинул бровями Богдашка.
- Рази! Рази его в сердце!
Богдашка остолбенел.
Питирим, как нарочно, вышел вперед, к самому краю помоста, и, указав на старцев-расколоучителей, обратился к народу: - Православнии! Что нам с вами делать? Зрите! Кроме поданного доношения, ничего не отвечают.
На лице диакона Александра появилась грустная улыбка. Все думали, что он что-нибудь скажет, но он, как и все другие расколоучители, упорно молчал.
"Лесной патриарх" сам полез было за пазуху к Богдашке, но тот ловко вывернулся и исчез в толпе. "Лесной патриарх" крикнул, но горло его душили спазмы, и голос его затерялся в говоре людей, только стоявшие рядом с ним слышали, что он прокричал: "Варсонофий - предатель!"
Питирим внимательно выслушивал подошедших к нему церковников-мирян. Они жаловались епископу на взяточников-ландратов, на злоупотребления монастырских сборщиков. Старцы униженно стояли в стороне. Один диакон Александр, все время гордо державший голову высоко и с достоинством, быстрыми шагами сошел с помоста на землю и, не оглядываясь ни на кого, пошел в скит. Питирим, хотя и беседовал с мирянами, а все же пристально посмотрел вслед диакону и улыбнулся одними губами, тонкими и плотно сжатыми. Глаза же епископа не улыбались и глядели строго и холодно.
Под конец беседы с раскольниками Питирим благословил всех и сказал:
- В губернии нашей есть люди, своею волею предающие себя сожжению. Сие есть безумие и окаянство! Бог наш не есть Нерон, ни Каракалла, которым мучить людей за забавку было. И каковы плоды могут быть от таковых безумных страдальцев? И еще говорю вам: развелись в лесах и такие люди, как хощут, тако творят. Безумцы эти говорят: "Ежели меня мучили, то и мне не грех другого погубить". Они враждебностью и отчаяньем дышат. Только то страдание угодно богу, ежели за известную истину, за догматы вечной правды, за укрепление державы родной... Злострадающие, не обретая себе покоя, бешено вливалися в бунтовские полчища булавинские противу царя, противу веры... Усердно молю здесь и увещеваю керженских мирян и скитожительствующих избегать сего окаянства и погибели. Гнать от себя мстительных и вредных проходимцев... Если среди вас есть такие, пускай они убьют меня, но я повторяю: это самые враги и есть... Не слушайте и ловите их!
На этом и кончилось собрание в Пафнутьеве. Епископ в кругу своих приближенных в доме настоятеля пафнутьевской церкви, священника Ивана Петрова, высказал досаду, что "раскольщики безответно молчали, не защищали себя".
- Был и я раскольщиком и супротивничал со смелою отвагою, а они молчат... Доброго успеха им от сего ожидать не можно... Без твердости и воли может ли существовать ратоборство за догмат? Стало быть, им не дорого то, за что они стоят...
Керженские скитожители, расходясь по домам, молились: "Избави нас, боже, впредь от неистового дождя словес антихристовых". И отплевывались.
Снова собрались диаконовцы в келье Александра. Лица у всех были красные, смущенные. Сам Варсонофий избегал взгляда вождя.
- А что можно было сделать?! - сокрушенно вздыхал старец Герасим.
Явился в келью и "лесной патриарх". Он был угрюм и порывист.
- Обляпали грязью самоих себя, - процедил он сквозь зубы. - Срамота!
Варсонофий метнул в его сторону беспокойный взгляд:
- Ныряй, да под плот не угождай!
"Лесной патриарх" промолчал.
Как перед собранием, так и теперь, разговор у диаконовцев не клеился. Сюда пожаловали и расколоучители от енуфриевцев, филипповцев, "бегунов", самокрещенцев и другие. Все выглядели озадаченными, приниженными.
- Опутал нас противник божий, судия сатанинский! - печаловались они.
Варсонофий старался ободрить старцев. Он говорил:
- Дух святый, истинный и животворящий всегда одержит победу над тьмой, и не кто иной, как бог, подсказал нам написать те непротивленческие ответы. Дух ложный, противный погибнет, не взирая ни на какие ухищрения. Последний суд будет в граде небесном, а не в граде падений и темноты, в граде вышнем Иерусалиме, и руководитель и всему миру хранитель - спаситель - все видит и знает.
На Варсонофия взглянул Александр пристально, нахмурившись:
- Спаситель видит: где правда, где обман, а ты хочешь, чтобы мы, обманывающие власть, не знали, что мы делаем?.. К лицу ли нам извитие словес, которое мы не хощем слышать даже от Питирима?
Расколоучитель бегунов встрепенулся и сказал с желчью:
- У власти все человецы в покорстве состоят, и покориться властям значит покориться образу антихриста, ибо по Апокалипсису он будет иметь свой образ, свой порядок...
Александр остановил его:
- Нет! Вспомни слова апостола Павла: всяка душа властем предержащим да повинуется.
Бегун заволновался:
- Врешь! Не в покорении ему святии верных утверждают, но на брань возбуждают. Молитися за царя - значит молитися против себя, значит молитися об истреблении христиан, то есть странников и бедняков.
