Присели. Помолчали.
— Удачной заброски, диггер, — сказал старик.
* * *
Когда тебе пятьдесят один, можно подумать и о смерти.
— Ты нас предал, Энигма, — сказала одна из теней. Старик не мог её видеть, но знал, что тень эта — не от человека.
— Зачем ты ему рассказал? — продолжала тень.
— Он неудачник, — старик поднял голову. — Что он может изменить?
Молчание.
— Я думаю, ты пытаешься нас обмануть. Нам придётся его остановить.
Старик отступил и замер. Почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Они могут. Они всё могут. Сначала, когда тени появились, он думал, что просто сошел с ума. Это бы всё объяснило. Правильно? Но теперь эти объяснения уже не кажутся ему слишком удачными.
Если ты сошел с ума, это как минимум, надолго.
Старик хотел ответить, но внезапно это случилось. Тын-нц.
Звук, словно лопается гитарная струна.
Началось.
Если бы он не был слепым, он бы закрыл глаза, чтобы этого не видеть.
Но даже слепой, он это видел — в своем воображении, будь оно проклято. Стена набухла волдырями, зловонными раковыми опухолями, проступили чудовищные пульсирующие вены. Пошла волной, выгибаясь от чудовищного давления изнутри. Затем вздулась — набухли пузыри, словно от страшного ожога. Пузыри росли, их становились всё больше.
Старик ждал.
Он знал, что это неизбежно. Здесь их территория.
Пузыри начали лопаться. Из лопнувших пузырей выглядывали изуродованные, украшенные жуткими шрамами полулица, полуморды. Откушенные уши, вырванные клещами ноздри, разорванные щеки. На самом деле в них не было ничего человеческого — просто человеческий разум безуспешно пытался придать пришедшим узнаваемые черты.
Сотни чёрных, ничего не выражающих выпуклых глаз смотрели теперь на Энигму.
— Чтобы исправить твою ошибку, нам придётся послать Призрака. Но для начала он займется тобой.
Вот и всё.
— Съебитесь из кадра, — велел старик. Выпрямился. — Я ещё кони не двинул. Когда двину, тогда и при… — он вздрогнул. Потому что рядом появился кто-то ещё.
Скрип двери.
Из темноты медленно выдвинулась угловатая, очень высокая фигура, нависла над старым диггером. Кожа человека, если это был человек, отливала серым.
Энигма слышал дыхание существа, клокотание воздуха в его зловонных лёгких. Шипение, когда отработанный воздух выходил из них наружу. Слышал даже биение крови за серой кожей, гладкой и твердой, как металл. Чувствовал, как тварь на него смотрит.
Существо протянуло длинную руку… или что у него там? Старик не знал.
— Грабли подбери, — предупредил Энигма. Отступил назад, приготовился…
Кажется, смерть пришла — ты, старый долбаный диггер.
Готов?
Он перехватил костыль за основание, занес для удара. Всё когда-нибудь подходит к концу.
— Я сказал — съебись из кадра, — повторил он медленно. — Или объяснить популярно?
Серая фигура наклонилась… Вложив в удар всю силу и злость, старик взмахнул костылем…
* * *
Иван услышал за спиной далекий глухой вой и передёрнул плечами. Ветер, наверное. В тоннелях всегда ветер.
На то оно и метро.
Глава 10
Венеция
Военные медики, один из которых подлатал его, остались позади мерцающим электрическим пятном. Так, начал мысленно загибать пальцы Иван. Чернышевскую я прошёл, Площадь Ленина тоже, сейчас Выборгская. Верно?
В отличие от блокпостов Альянса, выборгский был чисто формальный. Никаких мешков с песком, пулеметов, никаких прожекторов. Прямо посреди тоннеля стоял стол с конторкой, за ним два стула. На стульях лениво развалились два человека в серой форме с автоматами. Дальше по тоннелю находилась выгородка — сиденья из метровагона составлены уголком. Интересно. Иван увидел расползшийся от старости коричневый дерматин. На одном сиденье спал человек в гражданском — задержанный, что ли? Освещалось всё это единственной лампой, запитанной от аккумулятора. Иван заметил под столом его массивный пластмассовый корпус.
Горелов поздоровался с таможенниками, кивнул.
— Откуда идёшь? — спросил таможенник. У него был замороженный равнодушный взгляд.
— С Восстания, — Иван знал, что это вызовет расспросы, но откуда ему ещё идти? Против ожидания, таможенник не стал допытываться дальше, а просто кивнул — понятно.
— Что несешь?
— ГП-шки на продажу. Ну, и по мелочи.
— Показывай.
Иван расстегнул сумку, показал противогазы и фильтры. Таможенник хмыкнул.
— Цель посещения, — он раскрыл толстую тетрадь в клеточку, послюнявил карандаш. — Пишу: бизнес. С тебя два патрона.
Иван кивнул — понятно, куда без пошлины.
— А что так много-то? — спросил он.
— Время такое, — сказал таможенник. Аккуратно вырвал листок из тетради, протянул Ивану. — Плати или топай обратно.
— Тяжёлое время, — сказал Иван.
— Да уж, — согласился таможенник. — Не без этого… Слышал новости? Придурки с Васьки вон бордюрщиков перебили зачем-то. Всех подряд — и женщин, и стариков тоже. Ну, не дебилы, спрашивается?.. Хотя чего я тебе рассказываю? Ты сам лучше меня… — он нахмурился. — Э, ты чего побледнел? Да ты что, тоже из бордюрщиков?
— Да, — Иван пошатнулся. Голова снова кружилась. То ли от долгой ходьбы, то ли просто так.
— Понятно, — сказал таможенник. — Извини, друг. Я вот раньше вашего брата не очень любил, честно, но это же абзац совсем. Нельзя так с людьми. Чего эти василеостровцы с цепи сорвались?
Иван снова увидел: Гладыш, оскалив зубы, вгоняет лом в неподвижное тело. Брызги крови.
— Это не они, — с трудом сказал Иван. — Это… адмиральские были…
От явной лжи свело челюсти.
— Э-э, — сказал таможенник. Глаза у него совсем разморозились. — Как тебя обработали-то… Адмиральцы тоже не сахар, согласен, но по сравнению с васькиными — просто все в белом. Тьфу ты. Говорят, там сейчас василеостровцев судить собираются. Как военных преступников. Ты бы в свидетели пошёл, что ли? Это нельзя так оставлять, а то совсем оборзеют, сволочи. Они там и так огнемётами людей жгли, я слышал. Это уж совсем ни в какие гермоворота…
— Сколько платить, говоришь? — Ивану совсем не хотелось продолжать этот разговор. — Два патрона?
На его удивление, таможенник вдруг махнул рукой:
— Забудь. Давай, — он протянул руку. Лицо вдруг стало вполне человеческое.
— Что давай? — спросил Иван тупо.
— Как что? Печать поставлю, — таможенник взял листок, подышал на печать, шлёпнул два раза по листку, оторвал половину, другую вручил Ивану. — Давай, друг, проходи. А патроны ты себе оставь. Поверь, тебе нужнее.
— Да, — сказал Иван. — Спасибо.
На листке была прямоугольная печать «ДИСПАНСЕРИЗАЦИЮ ПРОШЁЛ».
* * *
Сменяются века.
Сменяются тоннели.
Сменяются люди.
Сменяются вопросы.
На самом деле всё то же самое.
История — это неприятности, которые случились с кем-то другим.
* * *
Иван лежит лицом вниз и думает.
В данный момент у этого положения даже нет конкурентов. Если Иван сядет, ему будет плохо, и его будет тошнить.
Если встанет — он просто потеряет равновесие и вернется в точку покоя.
Если попытается подтянуть ноги под себя, голова окажется ниже, чем сердце, кровь прильет к мозгу и Иван, скорее всего, просто потеряет сознание.
Нет, думает он. Какой интересный пол. Какой мрачный, жесткий, тёмный и холодный бетонный пол. И я на нём лежу. Внутри Иван чувствует ссохшийся, угловатый комок. Это желудок. Он болит. В данную минуту всё можно выразить простыми словами. Вот печень. Она ноет. Вот голова — она думает. И болит, конечно. И кружится. Но в принципе, всё просто — Ивану плохо.
Нет, лучше так. Ивану задумчиво.
Усилием воли он закрывает глаза и заставляет себя спать ещё. Такое запихивание в сон, как патрон в патронник при открытом затворе. Р-раз. Идёт туго, но идёт. Иван спит.
Закрываем затвор.
Диггерам перед заброской положено спать двадцать четыре часа. А лучше сорок восемь. Потому что наверху не спят.
После заброски сколько хочешь. Если вернешься. И не забыть отлить на «герму» — это хорошая примета.
Но сейчас Иван не готовится к заброске, а просто спит. В крови у него повышенный уровень токсинов, пониженное содержание кальция и витамина С. Лёгкое обезвоживание в целом. Мерцающий ритм сердца. Последствия алкогольного отравления. Впрочем, по-русски это называется: хорошо вчера врезали.
Иван спит. И одновременно не спит. Видения и кошмарные твари где-то рядом, за стеклянной стеной, а сейчас он думает.
Всё кончено. Всё кончено.
Пищевод болит, словно вчера они пили кислоту. Иван спит, перед ним проплывают лица вчерашних собутыльников. Не лица — хари.
