несколько мгновений, Генри нагнулся и пошел вперед с мячом, крутя его в обеих руках. По движению его головы я понял, что он подначивал парня. Высокий кивнул, повернулся и направился обратно к площадке, Генри шагнул за ним, занял позицию и сделал бросок. Это было не так уж поразительно, примерно восемь метров, мяч дважды отскочил от кольца и провалился внутрь, но если учитывать, что Генри не касался мяча вот уже десять лет, то бросок был неплохим. Высокий повернулся и посмотрел на Генри. Медведь развел руками, как бы извиняясь, и подошел к парню. Обняв его лапой за плечи, Генри повел его обратно к группе. Теперь все они разговаривали и смеялись, а подростки указывали на дорогу за индийской школой. Они снова бросили Генри мяч, когда он начал идти обратно к машине. Я видел, как он остановился, посмотрел на гораздо большее расстояние до кольца, а затем пожал плечами и бросил мяч обратно высокому. Наверное, выпендривался. Парни помогли ему запустить Танк, и мы снова отправились в путь.
– А я помню времена, когда ты попал бы отсюда сразу в кольцо.
Мать Арти Короткой Песни жила недалеко от грунтовой дороги, ведущей в национальный лес Кастер. В каменные стены маленького каньона были втиснуты заброшенные дома на колесах и разбитые машины. Место было просто великолепное, хоть и немного забитое, и чем дальше мы ехали по дороге, тем древнее становились машины. К тому моменту, как мы подъехали к трейлеру с маленькой дымоходной трубой, из которой по небу плыл след дыма, я ожидал увидеть повозки на лошадях. Я попросил Генри припарковать пикап, который уже начал катиться вниз по склону, и он поворчал, но согласился. Я снова остался в машине и задавался вопросом, почему я вообще здесь.
Я опустил окно на максимум – примерно наполовину – и вздохнул. В воздухе был резкий контраст запахов каньона и затхлого тепла грузовика. В машине Генри мне нравилось только одно, хоть я никогда ему этого и не говорил: она всегда приятно пахла старым железом, землей и кожей. Я вырос в подобных старых пикапах, и от них веяло безопасностью, нерушимыми воспоминаниями, которых не затмят современные марки. Я оглядел всевозможные типы автомобилей вокруг и задумался о переменчивости западных стремлений. Ни одна из машин уже никогда не поедет, но, может, за выцветшими сиденьями, в глубине этих ржавых тел все еще тлеет огонек жизни? Вряд ли, но надежда, как мне говорили, умирает последней.
Генри стоял на самодельном крыльце и разговаривал с пожилой женщиной через закрытую сетчатую дверь. Его руки свободно свисали по бокам; через какое-то время вторая дверь закрылась, и он вернулся. Генри несколько раз пытался завести машину, а затем в тишине повернул руль и покатил вниз по склону – уже никаких надежд.
– Ну?
Когда пикап все-таки завелся, Генри пробормотал:
– Новая подружка.
Мы поехали обратно по грунтовой дороге, повернули направо и направились на север.
– Может, винтовка осталась у его мамы?
Ответ прозвучал несколько зловеще:
– Арти всегда берет винтовку с собой.
Последняя девушка Арти Короткой Песни жила не так далеко от границы, которая вела обратно к «Хромому оленю». Элис Крепкое Плечо училась в колледже Шеридана на дантиста, но проводила выходные в резервации с Арти. Генри сказал, что сегодня, в среду, Элис вряд ли была дома, но Арти мог прийти просто так. У нее был небольшой белый домик с деревянными дощатыми стенами и голым грязным двором, где рядом с фундаментом, под крыльцом, спали несколько собак. Когда мы подъехали, они набросились на нас со всех сторон и неустанно пытались атаковать пикап. Там была одна помесь австралийской пастушьей и бордер-колли; о породе остальных можно только догадываться. Генри опустил свое окно, когда припарковался, и очень громко крикнул: «Wahampi!» Собаки встали, взвизгнули и так далеко забежали обратно под крыльцо, что их было не видно. Открыв дверь, Генри замер и взглянул на меня.
– Это «мясо» на языке лакота. Эти собаки – сиу из Пайн-Риджа.
– Откуда ты знаешь?
– Собаки шайеннов будут тихо ждать, пока ты выйдешь из машины, – ответил он, постучав. Никто не открыл, поэтому Генри постучал снова. На этот раз сила его ударов открыла дверь на несколько сантиметров, и мы переглянулись. – В резервации это считают приглашением.
Я думал о нарушении многочисленных законов, как федеральных, так и местных, пока крался за ним в дом. Там было довольно пусто – только несколько предметов мебели и фотография Элис в рамке, скорее всего с ее выпускного бала. По гостиной было разбросано множество коробок, заполненных охотничьей одеждой, старыми ботинками на шнуровке, видеокассетами и амуницией. Трудно было понять, въезжает Арти или выезжает.
– Может, Элис здесь больше не живет, – сказал я, после чего Генри закатил глаза и зашагал к маленькой кухне.
Я сел на корточки возле коробки с амуницией и посмотрел на гильзы; на тех, что снаружи, было написано «223». Генри вернулся и пошел дальше по коридору, проверяя каждую комнату. Я продолжал внимательно осматривать коробку и вытащил маленький деревянный футляр с упаковками патронов, третья из которых была такой старой, что не имела пометок. Я на автомате потянулся к кобуре у меня за спиной. К тому времени, как я расстегнул ее и вытащил свой 45-й, Генри вернулся из коридора. Когда он увидел пистолет, то замер и быстро оглядел маленький дом, наконец, снова переведя взгляд на меня.
– Что?
– Что?
– Пистолет?
– Проверяю калибр патронов.
Он размял плечи.
– Господи, я чуть не обосрался.
Я улыбнулся и снял предохранитель, нажав на кнопку, отчего в другую руку выпал магазин. Я положил обойму на закрытый деревянный футляр и приложил гильзу из кольта. Окружности были одинаковыми. Арти Короткая Песня мог бы зарядить Шарпс 45–70.
– Так, будь я винтовкой в этом доме, где бы я прятался?
После этого мы одновременно ответили:
– В шкафу.
Я аккуратно положил обоймы обратно в коробку так, как было. Затем я вставил пулю обратно в магазин, перезарядил оружие и убрал его в кобуру. Я пошел за Генри по коридору в единственную спальню, завернул за угол и увидел, что он стоит, уперев руки в бедра.
– Взгляни-ка на это.
Я подошел к открытой двери шкафа и заглянул. Всем тем оружием можно было спокойно вооружить небольшой взвод. Там были FAL 308, АК-47, МАК-10 и М16, прислоненные к внутренней стене. Там был даже Армалит М-50 и коллекция Моссбергов 12-го калибра – короткоствольных и боевых дробовиков. Они казались смертоносными даже в шкафу дантиста. Там были и
