– Расскажи, как ты живешь в своем Кембридже? – мы лежали на узкой дачной кровати с железными спинками, не выпуская друг друга из объятий. – Тебе там хорошо?
– Да. – Артем сильнее прижал меня к своей груди. – Там очень красиво. И люди другие. А главное – там я свободен.
– От чего?! – Я искренне удивилась.
В моем понимании если кто-то из нас и мог сетовать на отсутствие свободы, то только не Артем.
– От… – он задумался, – от надзора, наверное, от навязанных мнений, от обязательств. Ты же видела мою маму, – с горькой усмешкой добавил он.
– И что? – Я пока не очень понимала, куда он клонит. – При чем здесь мама, если ты давным-давно уже взрослый и самостоятельный человек.
– Она до сих пор стремится «устраивать» мою жизнь. Советовать. Насаждать свою точку зрения. Навязывать какие-то нужные знакомства. – Он тяжело вздохнул. – Ну, невозможно объяснить человеку, что ее понимание жизни давно устарело!
– Мне кажется, ты не прав, – из чувства женской солидарности я заступилась за маму. Хотя в глубине души твердо знала, что его понимание греха и приличия, которые отравляли мне последние месяцы жизнь, навязаны именно ею. – Она же хочет, чтобы тебе было лучше.
– Знаешь, ее трактовка этого самого «лучше» с моей ничего общего не имеет! – Артем заговорил раздраженно. Видимо, и вправду семейные баталии, в которых он уже потерял важную часть самого себя, его достали.
– Объясни, что именно «не имеет»? – Я продолжала упорствовать. И, разумеется, сеять гуманизм. – Твоя мама очень добрый, хороший человек.
– Не спорю. – Артем отстранился от меня и закинул руки за голову. – Но ей и в голову не приходит, что разница во взглядах – повод поискать компромисс, а не гнуть свою линию.
Так вот он о чем! Да уж, с поиском компромиссов, похоже, во всей семье проблемы.
– Да чего она хочет-то? – злость Артема была мне теперь абсолютно понятна. Но я продолжала играть роль наивной девочки.
– Да всего! – Он закатил глаза. – Чтобы шел работать, куда ей хочется, чтобы жил по указке, чтобы женился на одной из этих куриц – дочерей ее подруг, которых она мне без конца подсовывает. Особенно в последнее время.
– Как это «подсовывает»? – такого поворота событий я никак не ожидала. Внутри меня все похолодело.
– Элементарно. – Артем посмотрел мне в глаза. – Притаскивает и знакомит. Предварительно поет, какие они умницы и красавицы. Просто тошнит!
– А я? – Я отвела испуганный взгляд и стала сосредоточенно теребить край одеяла. – Она же знает, кажется, что у тебя есть я.
– Вот поэтому и знакомит! – Артем тоже смотрел теперь в сторону. – Мама узнала, что у тебя есть ребенок и муж.
– Откуда?! – язык стал деревянным и еле шевелился во рту.
– Слышала детский голос, когда ты звонила мне, а трубку взяла она. Спросила, есть ли у тебя маленькая сестра – ты ей рассказала только про брата. А потом устроила допрос с пристрастием. – Артем, словно желая утешить, накрыл мою руку своей. – А я ненавижу врать, даже если это ложь во спасение.
– Спасибо. – Я отвернулась, чтобы он не видел, как тяжелые капли помимо воли собираются в уголках моих глаз. – Она же теперь меня на пушечный выстрел к тебе не подпустит!
– Не подпустит. – Артем прижался ко мне сзади и нежно поцеловал в шею. – Но я и не собираюсь спрашивать у нее разрешения. Кто бы там что ни говорил и ни думал. Ты – моя! Ведь так?
Я молчала.
– Скажи мне, кому ты принадлежишь. – Он горячо шептал мне прямо в ухо. – Говори!
– Тебе, – мой голос дрожал от слез, обиды и вновь нарастающего, неподвластного мне возбуждения.
– И я могу делать с тобой все, что захочу? – Он обхватил рукой мою шею, словно собирался задушить.
– Да.
– Не слышу. Громче! – Артем сильнее сжал руку. Я начала задыхаться. От боли, от ощущения полного безволия желание во мне разрасталось, разливаясь сладострастной волной.
– Да! Ты можешь делать со мной все, что угодно.
– Потому что ты моя.
– Потому что я твоя.
Он ослабил хватку, повернул меня к себе лицом и начал целовать. В мокрые от слез щеки, в раскрытые в вожделении губы. Я сопротивлялась, пыталась выползти из-под него, увернуться. Артем укоризненно посмотрел мне в глаза, нарочито недовольно покачал головой и потянулся за ремнем…
В день отъезда мы оба вели себя как сумасшедшие – боялись расстаться даже на секунду. Снова вернулось ощущение «последнего раза», когда стремишься впитать все до последней капли, отдаться до последнего стона. Я фиксировала в сознании каждую секунду, чтобы потом, когда Артем будет далеко, по очереди извлекать их из памяти и переживать снова и снова. Я обнимала его так сильно, словно стремилась навсегда отпечатать на своем теле рельефы его плеч, рук, груди, а потом, украдкой, разглядывать и ласкать их. Мы то и дело смотрели на часы, и чем меньше оставалось времени до отъезда, тем сильнее безумствовала страсть.
…Впереди еще час – уйма времени. Главное, не отвлекаться на глупости вроде сбора сумки или обеда. Осталось полчаса. Нужно, жизненно важно успеть – только не надо одеваться, ни в коем случае не прятать себя друг от друга. Десять минут. Вещи в беспорядке запихиваются в сумку. Куда, черт возьми, подевались трусы?! Быстро одеться – на все три минуты. И долгий, пьяный, сладкий до боли и горький до слез последний поцелуй. Все!!! Бегом!
Электричка в Москву ехала почти пустой – кому же придет в голову уезжать с дачи в пятницу вечером, когда погода стоит распрекрасная и лето в самом разгаре? Обидно до слез. А мне через два часа садиться в поезд и возвращаться в Казань. Бог ты мой, неужели есть такой город на карте?! Где он? Зачем? Есть. Есть! Есть!!! Могло бы и не быть, но в нем живет моя маленькая, беззащитная Катя. А я еду к ней.
«Что ты думаешь насчет Москвы? – Артем, который ни на минуту не отпускал моих рук, спросил это так неожиданно, что я, затерянная в собственных мыслях, даже не поняла, о чем идет речь.
– В каком смысле? – Я внимательно посмотрела на него.
– Переезжай. – Он сказал это так просто, словно ничего запредельного не было в том, чтобы вот так взять и разом все бросить.
– Как? – Я боялась спросить прямо, но каким-то образом нужно было выяснить, что именно он имеет в виду – переезжать к нему или просто, независимо от наших отношений, менять место жительства.
– Так. – Он пожал плечами. – Ты же сама говоришь, что заниматься преподаванием или наукой в Казани невозможно – с голоду умрешь. Устроиться на приличную работу тяжело. Да и не факт, что ты с такой чувствительностью ко всему приживешься в бизнесе. А здесь всегда можно найти что-нибудь интересное. Переводы. PR. Да мало ли чего еще!
– Не знаю. – Я судорожно сглотнула ком, застрявший в горле. – Артем не предлагал мне ехать «к нему». Просто хотел, чтобы я оказалась ближе. Была под рукой. Хотя зачем, если он сам уже почти решил уехать в Кембридж?
