Как я впоследствии узнал, что судно, на которое забросила меня судьба, называлось галерой с парусным оснащением и с двумя ярусами гребцов по бортам судна. Такие галеры в этом мире имели специфические названия "биремы", они были чрезвычайно быстроходными суднами и в военных флотах использовался в качестве судна-шпиона или посыльного. Бирема в случае необходимости могла "убежать" от любого противника, как под парусом, так и на веслах. В торговом флоте этот тип галеры применялся в морской и прибрежной торговле, так как она имела довольно-таки объемный трюм. Но чрезвычайно популярными эти галеры были у контрабандистов и пиратов, потому что они идеально подходили для незаметного провоза груза и на них можно было немедленно удрать от любого военного корабля.
Бирема, на борту которой волею случая и магии я оказался, называлась "Весенняя Ласточка".
Пока я находился без сознания и вместе с судовым доктором занимался самолечением в судовой каптерке, экипаж биремы значительно увеличился. Когда меня вывели из каптерки и повели к борту биремы, то я увидел, как множество небритых и грязных лиц находились в этом углублении-щели, проходившим между палубой и бортов. Эти подозрительные головы чуть возвышались над палубой и провожали меня своими взглядами, отслеживая каждый мой шаг. Короткий переход из каптерки к одной из каморок позволил мне примерно подсчитать количество каморок вдоль правого борта, их было около двадцати двух - двадцати четырех вдоль одного только борта. Меня подвели к одной из каморок, которая была занята одним густо заросшим шерстью и волосами человеком, который больше напоминал мне гориллу, а не человека. Он не обратил на меня и на сопровождающих меня матросов внимания, сидел на большом чурбаке, глазами тупо уставившись в противоположную стенку, и руками перебирал металлическую цепочку, тянувшуюся от его рабского ошейника к чурбаку. Из каморок, расположенных впереди и сзади этой каморки с гориллой выглядывали другие бородатые лица, но в тех взглядах, которые они бросали на меня я не ощущал ни удивления и ни жалости, в них выражалось одно только равнодушие и отупение.
Тогда впервые в моей душе появилось понимание слова раб и какая судьба меня ожидает в ближайшее время. Эти ощущения родились во мне одновременно с ощущением отвратительного запаха, хлынувшего мне в нос из этой бортовой щели, где, как оказалось, размещалось почти шестьдесят человек, это столько человек только в одном верхнем ярусе, проходившего вдоль одного борта судна, вот смрадный запах и шел от этих людей. Я теперь понял, почему мои конвоиры особенно близко не приближались ко мне, а когда мы подошли к моей каморке, тюремной камере на много лет вперед, то они держались от меня и этой щели подальше.
В этот момент ко мне подошел судовой кузнец, подмастерье которого с трудом тащил громадный ящик с какими-то железками и кузнечными инструментами. Кузнец долго оглядывал меня, подходя то с одной, то с другой стороны, боязливо поглядывая на изрезанную страшными рубцами мою спину, сплошь покрытую струпьями отмирающей и полосами новой кожи. Затем он сплюнул за борт, достал ножные кольца, одел одно на одну ногу, второе на другую, соединил их вместе и полутораметровой цепью приковал меня к бревну. Затем достал цепочку, соединил ее с огрызком цепи, свисавшей с кольца, которое уже было на моей шее, и присоединил общий конец к цепи проходившее по борту вдоль судна.
Благодаря судовому кузнецу я узнал, что обзавелся еще одной удивительной магической способностью, я начал слышать и понимать мысли своих собеседников. Когда кузнец крутился вокруг меня, я вдруг услышал в голове чьи-то слова:
- Эк, парень, как тебя отодрали. - Тембр этого голоса я никогда не слышал. - Не спина, а навозная куча на пахотном поле. Наверное, все-таки помрешь, долго не продержишься. Вон, Махмуд, так и говорил, что сек тебя кнутом так, чтобы до смерти. Да, он, похоже, и сам до сих пор прийти в себя не может. Да и зачем этому рабу цепи, он и шагу ступить в сторону сделать не может. Ну, это не наше дело, пускай шкипер об этом думает. А мы сделали свое дело, нам теперь пора сваливать отсюда и куда подальше. - Думал кузнец.
Я ничем не выказал своего удивления и одновременного удовлетворения этим обстоятельством, ни один мускул не дрогнул на моем лице, когда сообразил, что услышал мысли этого кузнеца. Именно от кузнеца я узнал, что завтра утром мы покидаем этот портовый городишко и выходим в море, что шкипер получил новое задание от хозяина галеры. Мне тут же захотелось, распространяется ли эта способность и на других людей, но рядом никого, кроме двух матросов конвоиров, в данный момент не оказалось, чтобы провести еще один эксперимент.
В этот момент заработал мой ошейник, который на середине прервал мои размышления, как в голове послышалась незнакомая и ритмическая мелодия. Я удивленно, но очень осторожно, чтобы не повредить рану на спине, завращал головой в поисках источника музыки, но поблизости ничего не обнаружил, а музыка продолжала звучать. Ритм этой музыки подчинял себе мои мысли и не позволял вести самостоятельные размышления. Как только я начинал думать, о чем-то постороннем, то эта музыка отвлекала от этих мыслей и заставляла тут же о них забыть. Если я пытался сопротивляться и продолжал о чем-то размышлять, то тут же повышалась громкость ее звучания и исполняемый музыкой ритм забивал или выбивал из головы любую только что родившуюся мысль или идею.
Видимо, конвоирам надоело это мое верчение головой, ко мне подошел один из этих матросов и красноречиво, стукнув меня ладонью по плечу, рукой показал на каморку под моими ногами, куда уходили обе цепи, от ошейника и ножных кандалов. Прыгать пришлось с двухметровой высоты, я сумел сконцентрироваться, чтобы сильно не удариться при приземлении и не повредить новую кожу на еще не залеченной ране спины. Полусогнутые колени хорошо самортизировали мой прыжок, спина отдалась отдаленной болью на этот прыжок, но кровь из раны не потекла, новая кожа выдержала первое испытание. Выпрямляясь, я чуть ли не нос к носу столкнулся с человеком-гориллой, который тоже поднялся на ноги, но не обращая на меня и на мой прыжок внимания, он развернулся и пошел к борту, чтобы, по всей очевидности, полюбоваться игрой красок в морских волнах, так как ничего другого там увидеть больше было нельзя. На шее этого человека болтался такой же, как и у меня, рабский ошейник.
Этот человек-горилла был грязен и не чесан до неприличия, лицо покрывала корка соли и грязи, под которой было трудно рассмотреть цвет его настоящей кожи. К тому же многовековая борода так разрослась, что в ней с трудом можно было рассмотреть глаза, а голова была усеяна сплошными и свалявшимися космами волос, грязной волной ниспадающих до плеч. Одет он был в нечто подобия рубища, которое представляло собой мешок с тремя вырезами для головы и рук, а нижняя пола рубища едва прикрывала колени. Рукава отсутствовали а мускулы рук бугрились физической силой. От железных колец на ногах человека железная цепочка устремлялась к чурбаку, который использовалось и в качестве скамейки отдыха, и в качестве балласта для удержания гребцов на цепях от побега. Больше всего меня поразила смрадная вонь, исходящая от человека, нужно было очень постараться, чтобы заполучить и удерживать такой запах, что косвенно подтверждало мысль о том, что этот горилла ничего не делал в гигиенических целях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
