Затем Дро рассказал Миалю о Чернобурке, которая живет в лесу по соседству с Гисте.
— Она часто видит призраков Гисте. Они становятся все сильнее, обретая подобие плоти, и она уже ожидает, что они начнут являться днем.
Но это лишь потому, что она сама так думает. Или хочет, чтобы так было, и воображает это — насколько я знаю. Но она живет достаточно близко, чтобы стать легкой добычей, если призраки явятся к ней. Говорят, Тиулотеф похищает живых людей, высасывает из них жизненную силу, питается ею. И Синнабар опять же в это верила. И я сам, когда упорно учился, как освободить дух от телесной оболочки, чтобы невредимым войти в ворота призрачного города... Нет, они больше не могут причинить вреда живым. Единственная жертва, которой они могут завладеть — тот, кто вообще не годится в жертву, такой же, как они сами. Или почти такой же. Сидди или ты.
— Но... — протянул Миаль и осекся, вспомнив, как жители города то появлялись, то исчезали. Вспомнил, как они вели себя — бессмысленно, повторяя одно и то же. Даже трое задир в лесу, что вытащили его из озерца, появились словно из ниоткуда. А их мерзкие шуточки о противоестественном соитии смертного с неупокоенным, и то, как они накидывались то на Миаля, то на Сидди — словно две новые тени, лишь недавно лишившиеся тел из плоти, были по сравнению с призраками Тиулотефа столь настоящими, что всадники приняли их за живых людей...
— Но, — повторил Миаль, — выходит, тебе и не надо было сюда приходить?
— Когда я только ступил на этот путь, у меня были все основания верить в зловещий колдовской город призраков, который силен как никогда прежде. Потом добраться сюда стало моим внутренним стремлением. Это было место, куда я не мог не прийти. Но в последние дни пути я заподозрил, что именно будет ждать меня здесь.
— Что-то по тебе было незаметно.
— Знаю.
— Так как ты поступишь?
— Оставлю его умирать. Он и так почти мертв.
— Не пристали такие речи охотнику за призраками.
— А я больше не охотник.
Миаль похолодел. Он и сам толком не знал — отчего. Менестрель уставился на Дро во все глаза, и на этот раз Убийца Призраков усмехнулся и отвел взгляд.
— Так что тебе не стоит волноваться из-за единственного настоящего призрака, который еще остается здесь, — сказал Дро. — Я говорю о Сидди. Боюсь, ее сестре не удалось избежать моего безумного мстительного порыва. Что, может быть, уже и неважно. Но Сидди... тут ты и сам можешь справиться.
— Благодарю покорно. Ты же говорил, что она тянет из меня силы.
— Может быть, и нет. Я кое-что понял. Так происходит не всегда, или не постоянно. Она однажды уже являлась без твоего участия — на улице, где жила Синнабар. Быть может, с тех пор, как Сидди набралась достаточно сил, она может поддерживать свое существование и без... — Дро оборвал себя.
— Прежде ты не так говорил, — сказал Миаль.
Дро встал и пошел прочь. Миаль тоже поднялся и поспешил следом. Когда они наполовину миновали пол из кирпичей, обожженных самой природой, Дро обернулся:
— Почему бы тебе не пойти и не сочинить свою распроклятую песню?
— Отстань. Иди сам знаешь куда!
— Сколь искусен ты стал в речах, Миаль.
— От тебя набрался, — огрызнулся в ответ менестрель. — Скоро и хромать начну.
— Хорошо, — сказал Дро. — Я позаботился о твоем бренном теле и сообщил тебе, что ты можешь в него вернуться. Я объяснил тебе про Тиулотеф. Что еще тебе нужно?
— Думаешь, объяснить достаточно? Просто рассказал — и все? Мне нужны доказательства.
— Какие еще доказательства?
— Подожди до ночи, а потом приходи ко мне в город. Таким, как есть, без всякого дурацкого транса, в который вогнала меня твоя рыжая, без всяких «могу ли я» да «хочу ли я». Приходи как есть — преображенным охотником за призраками, во плоти. В Гисте Мортуа после заката. Это же безопасно.
Странная тень пробежала по лицу Дро.
— Я не приду.
— Значит, боишься.
— Возможно. Но не того, о чем ты думаешь.
— А я давно уже не думаю. Мой разум чист, как лист бумаги.
Дро ничего не сказал, даже острого словца, как обычно, не отпустил.
— После заката, — повторил Миаль. Он принял позу — и не чувствовал себя в ней по-дурацки. — Если я буду там, то, смею думать, и ты должен туда прийти, — заявил он.
— Сила твоего очарования притягивает меня, — сказал Дро. Он уже сдался.
— Не совсем. Но получается, что всю дорогу ты или шел следом за мной, или оставлял мне достаточно подмоги, чтобы я мог догнать тебя...
— ...что подразумевает, будто ты мне зачем-то нужен.
— Именно так.
— Понятия не имею, зачем бы ты мне мог понадобиться.
— А Синнабар имела.
— Синнабар, наверное, думала, что ты — мой шут.
Миаль отступил на полшага назад.
— Сдается мне, ты и сам так думаешь.
— Что думаю?
— Что я... что меня втянули... что я... — Миаль покраснел, и весьма мучительно. Он отвернулся, подхватил с земли еще горсть гальки и швырнул ее в сторону холма Тиулотефа. Камешки зловещим дождем осыпались на прибрежные террасы. Его тело мирно спало в хижине за несколько миль отсюда, но его призрачный дух тоже мог сгорать от смущения. Даже если ему это только казалось, по ощущениям разницы не было.
— Встретимся наверху, в городе, после заката, — сказал Миаль и зашагал вверх по склону холма, оставив Дро стоять неподвижно — словно он тоже окаменел, как озеро, как весь этот край, как рыбьи костяки.
* * *
Спустя несколько минут после того, как солнце беззаботно подожгло горизонт и скрылось с небосклона, Сидди Собан очнулась на огромной кровати с пологом цвета воронова крыла. Одна.
Дымчато-розовые закатные тени не оставили следов на комнате. По мере того, как сгущались сумерки, из небытия проявлялись мебель, стены, мысли. Сидди села на холодных простынях и поняла, что Миаль, который только что, когда первые отсветы зарождающегося дня заставили их разомкнуть объятья, был рядом — исчез. И не просто исчез. Излишняя подозрительность, свойственная Сидди в ее теперешнем состоянии, немедленно переполнила ее сердце дурными предчувствиями.
Парл Дро явился в Тиулотеф, и Миаль отправился ему навстречу.
Миаль — сообщник Дро. Может быть, даже ученик.
А она, одинокая и потерянная, бросилась в объятья менестреля и предала самое себя. Когда она рассказывала ему свою тайну, то испытывала мрачное наслаждение. Но это был неразумный поступок.
Глупо думать, что смерть всех делает родными. Миаль хранит верность своему хозяину, Парлу Дро. Даже мертвый, он будет помогать ему и встанет против нее.
Перед глазами Сидди встало милое полудетское личико ее сестры под водой, раздувшееся от удушья. Вот почему ей, Сидди, чудится, что она тоже умерла — ей просто хотелось оказаться на месте сестры. Глупо, ведь она-то жива. Колодец, река — нет, она жива. Это Миаль мертвец. Мертвец, который заманил ее в этот странный город.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
