— Привидение.
— Да ну?! — оживился Альфред. — Где, когда?..
— У меня дома, в спальне. Женщина.
Альфред рассмеялся, наполнил рюмки коньяком и пододвинул одну из них поближе к Глебу.
— Тогда тебе точно нужно выпить, — сказал он, продолжая скалиться. — Я вот тоже холостяк… с некоторых пор, и временами бывает так, как в одной песне поется: «Но иногда такое, мама, снится… Давай-ка, мать, дровишки поколю». Мне это знакомо. Длительное воздержание для здорового мужика губительно. Начинают появляться различные фобии. В том числе и привидения.
— Я не страдаю от отсутствия женской ласки! — отрезал Глеб. — Говорю тебе, видел призрак, как тебя сейчас. Во всех подробностях. Женщина была словно живая, только молчала. А потом растаяла в воздухе. Это случилось среди ночи.
— Допустим, ты и впрямь увидел призрак. Но что ты тогда хочешь от меня? Чтобы я избавил тебя от дальнейших посещений этой дамы? Так ведь не факт, что она появится еще раз. Похоже, это так называемое блуждающее привидение. Чья-то неприкаянная душа мается между двумя мирами — земным и загробным — без определенной локализации. То есть какая-то сила лишила ее даже последней радости — существовать в родных развалинах; или в той местности, где привидение прежде жило.
— Я хочу, чтобы ты классифицировал это привидение.
— Вот теперь до меня дошло. Хочешь узнать, откуда привидение появилось.
— Да, именно так. Неплохо бы определить, где оно обычно локализуется. Привидение не современное, примерно шестнадцатый-семнадцатый век. Судя по одежде, эта женщина полька. Я знаю, что у тебя имеется картотека на все привидения мира.
— Откуда? — удивился Альфред.
— Прессу иногда почитываю. Однажды мне попалось на глаза твое интервью.
— А-а… Тогда понятно. Что ж, пойдем в мой кабинет.
Они просидели за компьютером битый час. Глеб сильно удивился и озадачился — во всем мире насчитывалось огромное количество привидений — от людей до животных и монстров. Много было их и в Польше, и в России.
Оказалось, что Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» не с кондачка определил место завязки книжной интриги на Патриарших прудах. Эта местность пользовалась нехорошей славой издревле. Будто бы в прудах водилось чудо-юдо, которое утаскивало детей и скот, а по дворам бродил огромный черный козел, и там, где он появлялся, случалась беда. Видели здесь задолго до Булгакова и огромного черного кота, проходившего сквозь стены. К Патриаршим прудам извозчики боялись ездить — лошади здесь храпели и норовили повернуть обратно.
Наконец им улыбнулась удача. Увидев на экране монитора очередное женское лицо, Глеб сначала протер глаза — не может быть! не верю! — а затем вскричал:
— Останови прокрутку! Вернись назад… Вот она!
Сомнений не оставалось — живописный портрет польской паненки оказался точной копией привидения. Только одежда на ней была другая и красота живая, человеческая, а не холодная, демоническая, как у привидения.
— Не ошибся? — спросил Альфред.
— Нет! — уверенно ответил Глеб. — Кто эта дама?
— Да-а, брат, мне бы ночью побыть на твоем месте… Завидую. Лицезреть такое шикарное привидение! Везет же людям… Кто эта дама? Долго объяснять. Сам ознакомься с комментариями.
Глеб занял его место и начал читать:
«Призрак Черной Панны. Барбара Радзивилл, родилась в 1520 году. Была блестяще образована и необыкновенно красива. Имела необычно высокий для женщин того времени рост (163 см), у нее были густые золотистые волосы и восхитительно белая кожа. В 17 лет ее выдали замуж за графа Станислава Гаштольда, но спустя два года он умер, не оставив наследников. Барбара получила прозвище «Черная Панна» за свой неизменный траурный наряд — кроме мужа один за другим на протяжении трех лет умерли ее свекор, свекровь и отец.
По окончании траура Барбара переехала в Вильню, столицу Литовского княжества, и стала украшением великосветского общества. На одном из балов взгляд короля Великого княжества Литовского Сигизмунда II Августа остановился на Барбаре Радзивилл; современники назвали этот роман «любовью века». Венценосный влюбленный повелел прорыть тайный ход из своего вильнюсского дворца к резиденции Радзивиллов, чтобы каждую ночь тайно навещать свою возлюбленную. Но однажды братья Барбары, князья Радзивиллы, внезапно явились на одно из таких свиданий вооруженные саблями и… ксендзом. И под покровом ночи был освящен тайный брак короля и его дамы сердца.
О тайном браке сына королю Cигизмунду I Старому и королеве Боне Сфорца сообщил двоюродный брат Барбары, Николай Черный. Он получил в Вене от императора Карла V княжеский титул для своего рода, и теперь княжна Барбара Радзивилл не уступала в знатности королевской бабке, Софье Холщанской, на которой когда-то женился дед Сигизмунда, король Ягайло. Однако разгневанный старый правитель разослал письма к панам, запрещая признавать брак, «позорящий Корону». Но пока депеши дошли до адресатов, Сигизмунд I умер.
Став полноправным правителем двух государств, первое, что сделал Сигизмунд II Август, — представил двору Барбару как свою жену. Магнаты Польши возроптали. На сейме вся палата депутатов на коленях умоляла короля развестись с женой. На что Сигизмунд ответил: «То, что свершилось, переменить нельзя. Я дал слово быть верным супруге и не нарушу его, пока Господь Бог будет оберегать меня на этом свете. Слово чести для меня дороже, чем все государства мира».
1 декабря 1550 года состоялась коронация Барбары. Король торжественно объявил: «Барбара — моя жена. Знайте, что никакая сила на свете этот союз разорвать не в силах». А вот ответная речь молодой королевы поразила всех: «К другой короне меня Небесный Король зовет. Просите, чтобы этот земной скипетр он на пальму небесную заменил, а милого моего мужа после смерти моей в отчаянии и горе приласкал». Вскоре откроется пророческий смысл этих слов — Барбаре в статусе королевы судьба отвела всего пять месяцев жизни; она сошла с престола на смертное ложе.
Уже через два месяца после коронации первую красавицу королевства нельзя было узнать. Вскоре королевская стража схватила шляхтянку из окружения королевы-матери, которую обвинили в колдовстве. Пытками добились от нее признания в том, что она должна была с помощью злых чар свести Барбару со свету. Колдунью приговорили к повешению, а молодая королева вскоре слегла. Молва винила во всем венценосную свекровь, владевшую привычными для итальянской знати секретами ядов. Известно даже имя аптекаря, Людвига Монти, приготовившего снадобье, которым под видом лекарства медленно сводили в могилу Барбару.
