Наступает 25 мая, день святого Гермогена, патриарха Московского и всея Руси чудотворца. Уже больше месяца прошло со дня ареста. Жизнь идет, работа продолжается. Приходится ходить в Астрономический институт – там она уже научный сотрудник, аспирантура кончена. Хорошо, что в мае как-то совсем тихо в институте, а в воскресенье нет никого. Пришла в пустоту. На вечерней службе слушала канон священномученику, и сейчас вспоминаются стихиры святому Гермогену, умершему в темнице, в заточении:
«Что ми есть заточение».
А работать все-таки надо. Начала Валентина Михайловна читать лекции в Горной академии, хотя, как пишет сама, «душонка болтается». Посоветоваться тоже не с кем. Одна раздумывает о своей и общей с Алексеем Федоровичем судьбе «по ночам». Хотя «бывает жутко», но старается в молитве найти покой. Твоя да будет воля. «Спасибо Богу за все». И опять ночью вспоминает песнопение церковное о скорбях и заточении. «Не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить».
Время движется быстро. Вот уже и 31 мая, суббота. Пошла перед всенощной к батюшке о. Давиду и пробыла у него до 10 вечера. Старец тяжело болеет и жить ему, как говорят, всего месяц. Уже в третий раз его навещает смерть. Вот будто совсем уже пришла и вот вдруг ушла. Спрашивают о. Давида: «Вы, батюшка, видели, как смерть приходила?» – «Это духовное», – отвечает он.
Дома, опять ночью, в 12 часов 10 минут (Валентина Михайловна – астроном и всегда точно указывает в своих записях время, часы с минутами) открыла молитвенник. Оказалось – «Последование при исходе души». Поняла, что вскоре останется не только без единственного родного человека, но и без старца. И тут же мысль – а вдруг Господь сотворит чудо и батюшка останется жив?
Чудо не произошло. Валентина Михайловна не знала, что уже готовился ее арест вместе с о. Митрофаном из Зосимовой пустыни, что жил у Лосевых в семье. Наступило 2 июня 1930 года, и афонский старец, великий подвижник земли Русской архимандрит Давид, а для Лосевых «батюшка», свой, родной, скончался. Июня 4-го дня Валентина Михайловна и Д. Ф. Егоров (тоже духовный сын о. Давида) похоронили батюшку, сиротами остались. А 5 июня, в годовщину венчания Лосевых, произошел арест, причем буквально в тот же день, когда было издано соответствующее постановление, подписанное начальником IV отдела ИНФО Штрангфельдом и утвержденное помощником начальника ИНФО ОГПУ Герасимовой. Оба, В. М. Лосева и М. Т. Тихонов, были задержаны за активное участие в преступных действиях А. Ф. Лосева, «антисоветской пропаганде», «распространении антисоветской литературы» (автором ее является сам Лосев) и за «разжигание религиозных предрассудков».
Несколько лет сомневалась я, предполагая, что этот М. Т. Тихонов есть не кто иной, как о. Митрофан, и даже писала об этом в журнале «Начала» (1994, № 2–4), поместив там ордер на арест.[158]
Но теперь уже твердо знаю, что о. Митрофан и М. Т. Тихонов одно лицо. В Деле А. Ф. Лосева прямо об этом сказано и о том, что он из Зосимовой пустыни и что по закрытии ее в 1923-м перебрался к Лосевым и жил там под видом старика-родственника. Из этого же Дела мне известно, что сначала, 28 марта 1931 года, о. Митрофан был приговорен к ссылке в Северный Край на три года, но 16 мая 1932 года его досрочно освободили и дали свободное проживание. Так разрешились мои сомнения. А чутье было правильное. Михаил и Митрофан оказались одним и тем же лицом.
Знаменитый имяславец и математик Д. Ф. Егоров тоже был арестован и сослан на пять лет в Казань, но, добравшись до Казани, там вскоре и умер в 1931 году. Не вынес. Как рассказал мне профессор В. Н. Щелкачев, замечательный человек и ученый, друг Лосевых, связанный делом № 100256, Д. Ф. Егоров похоронен на Арском кладбище рядом с могилой великого Лобачевского. Не символично ли? Оба геометры. Владимир Николаевич привел могилу Д. Ф. Егорова в порядок, побывав в Казани на научной конференции. А ведь сам Владимир Николаевич 1907 года рождения и родина его город Владикавказ, так что мы с ним земляки.[159]
Часть третья
Еще в 1929 году в «Комсомольской правде» появилась статья И. Бачелиса под длинным броским заголовком «„Бессмертные“ от мертвых идей. Академия Худ. Наук в плену у реакционеров. Требуем вмешательства пролетарской общественности» (20/II). Среди реакционеров, упомянутых в газете среди других (Габричевского, Жинкина, Недовича, Циреса), значился и Лосев. Бачелис делился с читателями своими впечатлениями от доклада А. Деборина на конференции марксистско-ленинских учреждений в апреле 1929года. В журнале «На литературном посту» в 1930 году М. Григорьев клеймил «реакционную диалектику эстетического учения Лосева» (о книге «Диалектика художественной формы»). Почва для шельмования Лосева подготавливалась исподволь.
И вот в мае 1930 года, когда Алексей Федорович уже месяц как был арестован, а Валентина Михайловна металась в одиночестве и ожидала решения своей судьбы, в Институте философии Коммунистической академии состоялся 21-го числа доклад X. Гарбера «Против воинствующего мистицизма А. Ф. Лосева» (напечатан в «Вестнике Комакадемии» № 37–38. М., 1930).
X. Гарбер занят в докладе выявлением «идейного облика Лосева», со ссылками (конечно, с передергиванием и неграмотным прочтением – все эти так называемые красные философы были безграмотны) на «Очерки античного символизма и мифологии», на книги, которые напечатаны были к
1930году и стали поводом к аресту автора.
Критик увидел здесь не только «нападение на социализм» (это правда), но «злобствование против всякого ума» и все грехи подряд: беспринципность, мистическую экзальтацию, реакционность, мистику, бредни, легкомыслие, невежественность, злобную критику, реставрацию средневековья, близость к фашистской эмиграции, обскурантизм, мракобесие, реабилитацию алхимии, астрологии, магии и т. д. и т. п.
Обвиняется Лосев в противопоставлении себя Ленину. Для Лосева Аристотель – формальный логик, а для Ленина он на подступах к материализму. «Можно себе представить, как бы Ленин отнесся к комментариям Лосева» (с. 131), – возмущается Гарбер.
Оказывается, Лосев «считает себя не то Плотином, не то Проклом наших дней» (с. 132). Обвинение замечательное и, надо сказать, к вящей славе Лосева. Да, он действительно (если угодно) и Плотин, и, что несомненно, Прокл, сосредоточивший в конце XX века всю мудрость предшествующих веков.[160]
X. Гарбера утешало одно: «буржуазия скоро покинет историческую арену», «близится момент всемирной экспроприации экспроприаторов» (любимый лозунг Ленина – «грабь награбленное!»). Вместе с буржуазией погибнет и Лосев, ибо он выражает «умонастроение самых реакционных слоев буржуазного общества» и его устами глаголют «господствующие классы былой России». Однако деятельность Лосева «не остановит всепобеждающей поступи социализма».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
