«Татары оставляли в покое только те народы, которые признавали над собою власть их; противиться им не было средств у владимирского князя: мы видели, какой ужас напал на жителей при вести о вторичном появлении татар в русских пределах; надобно было покориться, надобно было изъявить эту покорность лично перед ханом, – и Ярослав отправился в Орду к Батыю, который раскинул стан свой на берегу Волги; Батый, по словам летописца, принял Ярослава с честию и, отпуская, сказал ему: „Будь ты старший между всеми князьями в русском народе “. Вслед за Ярославом отправились к Батыю и все родичи его, а сын великокняжеский, Константин, поехал дальше, к великому хану; но присутствием сына не удовольствовались: в 1245 году Константин возвратился в Русь, и отец его Ярослав должен был сам отправиться в Татарию, где в августе 1246 года был свидетелем воцарения Куюка, сына Угедеева».
Таким вот несложным маневром Ярослав получил от монгольского хана Гуюка ярлык на великое Владимирское княжение. По сути Ярослава мало интересовала судьба Руси. Русью для него были Владимирское княжество и прилегающие земли, которые никаким другим способом не удалось бы ввести в подчинение Владимиру. Основные соперники погибли при вторжении монголов, но дабы обезопаситься от их потомков и родичей, нужно было стать максимально лояльным новой, то есть монгольской, власти. Ярослав этого добился. Он даже провел первую всеобщую перепись русского населения:
«…прислали сюда баскаком одного сарацина, который у каждого отца семейства, имевшего трех сыновей, брал одного, захватил всех неженатых мужчин и женщин, не имевших законных мужей, также всех нищих, остальных же перечислил, по обычаю татарскому, и обложил данью: каждый человек мужского пола, какого бы возраста и состояния ни был, обязан был платить по меху медвежью, бобровому, соболиному, хорьковому и лисьему; кто не мог заплатить, того отводили в рабство».
Такая лояльность дорогого стоит. Однако все сложилось не совсем так, как князь рассчитывал. Почему-то при возвращении из Орды Ярослав умер. Ходили слухи, что его отравили, – в Орде это было делом обычным. Плано Карпини, тогда находившийся в Орде, считал, что смерть Ярослава была страннейшего свойства, якобы ее организовал сын Ярослава Александр, который мечтал занять место отца, и якобы в устранении Ярослава принимала участие ханша, которая тоже хотела посадить вместо Ярослава Александра, поскольку сразу после этой смерти она послала на Русь сказать княжичу, что пора ему принимать отцовское наследство, и пригласила для встречи в Орде, но Александр почему-то не поехал. Соловьев считал, что Плано Карпини был неправильно информирован.
«Догадка Плано Карпини о причине отравления Ярослава невероятна, – пишет он, – ибо смерть одного Ярослава не переменяла дел на севере, следовательно, не могла быть полезна для татар, которым надобно было истребить всех князей, для того чтоб свободно владеть Россиею. Известия наших летописей проливают новый, хотя не ясный свет на событие: по этим известиям, виною смерти Ярославовой была крамола его соотечественников, именно какого-то Федора Яруновича, который оклеветал великого князя; но трудно предположить, чтоб Ярунович действовал здесь лично от себя и для себя; гораздо легче подумать, что смерть Ярослава в Орде была явлением, одинаким со смертию других князей русских там же, была следствием наговора родичей, следствием родовых княжеских усобиц».
На самом деле эта смерть даже вследствие клеветы была выгодна именно Александру! А упомянутый Федор Ярунович очень уж подходит под описание новгородского боярина. Если учесть, что Александр Ярославич считался новгородским князем, вопросы отпадают сами собой.
Победы над немцами и шведами
Успехи Александра на княжеском поприще в Новгороде связаны отнюдь не с войной с монголами. Александр Ярославич был занят другой политикой – воевал с немецкими рыцарями и шведами. В историю он вошел как герой всего двух битв – Невской и Чудской. Причем славное имя Невский он получил уже спустя пару столетий. Соловьев патетически восклицает, что не было сил у Владимирского княжества сражаться с этими западными хищниками, так что приходилось воевать двум городам – Новгороду и Пскову:
«Новгород Великий должен был взять на свою долю борьбу со шведами, а Псков, бедный средствами Псков, должен был вести борьбу с двумя самыми опасными врагами – Литвою и немцами, при внутреннем неустройстве, при частом отсутствии князя, при ссорах с старшим братом своим Новгородом Великим».
Да, перспектива нерадостная. Но если вдуматься: на востоке все русские земли захвачены монголами, идут тяжелые бои на юге, а Александр Ярославич воюет с немцами и шведами – год 1240 (когда был уничтожен Киев) и год 1242 (когда Даниил воевал с монголами). Может, было проще замириться с немцами и разбить монголов? Увы! Александр Ярославич отлично понимал, что монголов можно будет использовать, а рыцари возьмут да оттяпают все подконтрольные Новгороду земли с аборигенами. Монголов такая политика тоже вполне устраивала, даже более того – сразу была видна полная лояльность князя, если он в год великой беды воюет с врагом тех же монголов. Особенно ослабление Ордена было им приятно после похода в Польшу и Германию! Так что, рассуждая об исторической значимости этих двух битв, подумайте не о великих победах, а о великом отвлечении сил! Впрочем, великими эти битвы стали только в русской историографии. Соловьев указывал, что в летописной традиции особое значение этим победам придавалось потому, что это были победы религиозного характера – православных над латинянами. Невская битва 1240 года случилась, когда Александр узнал, что шведы высадились в устье Ижоры и собираются идти на Ладогу. Тогда, не дожидаясь отцовских полков, он двинулся быстрым маршем навстречу врагу с малой дружиной и совершил, так сказать, свой подвиг. Якобы он даже об этом подвиге рассказывал, и летописные тексты основаны на этих свидетельских показаниях.
«Зная, какой характер носила эта борьба, с каким намерением приходили шведы, мы поймем то религиозное значение, которое имела Невская победа для
Новгорода и остальной Руси», – говорит Соловьев. Но тут уж стоит воскликнуть и нам: с каким же намерением приходили шведы? И было ли устье Ижоры землей Новгорода? И откуда были сведения, что шведы собираются воевать против Ладоги? Источник в летописи как раз указан – некий Пелгусий, местный христианин из языческого рода, оставленный на Ижоре для наблюдения, то есть туземец со сторожевого поста. Указан и шведский воевода, с которым Александр вступил в яростную схватку, – некто Спиридон. Чудесное имя для шведа, не так ли? Это вынужден отметить даже Соловьев, которого, очевидно, наличие шведского воеводы Спиридона сильно смущало.
Невская битва (1240 год)
В Симеоновской летописи Невская битва расписана такими красками:
«Король области Римской из северных стран, услышав о храбрости великого князя Александра Ярославича, задумал победить его и взять его в плен, и Великий Новгород и все его пригороды покорить, и словенских людей обратить в неволю. И сказал он: „Иду и покорю всю землю Александрову “. И собрал великую силу, начальников и епископов своих, и шведов и норвежцев, и сумь и емь, и наполнил множество кораблей своими полками и двинулся с великой силой, обуреваем воинственным духом, и пришел в реку Неву и стал на устье Ижоры, желая в безумии своем захватить Ладогу, и даже Новгород и всю область Новгородскую. Тогда пришла весть, что шведы идут на
Ладогу, а король в то время прислал с гордостью послов к великому князю Александру Ярославину в Новгород со словами: „Если можешь мне сопротивляться, то я уже нахожусь здесь и покоряю землю твою“. Великий же князь Александр Ярославин, услышав об его словах, разгорелся сердцем и вошел в церковь Святой Софии и пал на колени перед алтарем и начал молиться Богу со слезами… И пошел [Александр] на них, уповая на святую Троицу, с мужественными воинами своими, не со многою дружиною, потому что не было времени ожидать многочисленное войско. Отец же его великий князь Ярослав Всеволодович не знал о нападении на сына своего Александра, которому некогда было послать весть к отцу, потому что враги уже приблизились. И много новгородцев не успело собраться, потому что великий князь Александр поспешил пойти против врагов, и пришел на них в воскресенье [15 июля]. И была сеча великая с шведами, избили множество шведов и самому королю нанес [Александр] рану в лицо острым своим мечом.
В полку великого князя Александра оказалось 6 мужей храбрых, которые вместе с ним мужественно сражались. Первый – Гаврило Алексеевич, наехал на корабль и, увидев королевича, быстро помчался и въехал по сходням до самого корабля, а шведы вбежали перед ним на корабль, но, снова обернувшись, сбросили его вместе с конем со сходен в море. Божиим же заступничеством он вышел невредим и, опять напавши, ожесточенно бился с самим воеводою посреди полка их, и тут были убиты воевода шведов Спиридон и епископ их. Второй же новгородец, именем Сбыслав Якунович, много раз нападая, бился одним топором, не имея страха в сердце, и несколько человек пало от его руки, и подивились его силе и храбрости. Третий же, Яков Полочанин, бывший ловчим у князя, напал на полк с мечом и ожесточенно сражался, и похвалил его великий князь. Четвертый же новгородец, именем Миша, напал пешим с дружиною своею и погубил 3 корабля шведов. Пятый же из дружины, некто по имени Сава, напав на великий златоверхий шатер, подсек его столб, шатер упал, а полки Александровы, увидев падение шатра, возрадовались. Шестой же из слуг [Александра], по имени Ратмир, бился пешим, был окружен многими шведами, пал от многих ран и скончался. Все это я слышал от господина своего великого князя Александра и от других, которые в то время принимали участие в битве… Уцелевшие же [из шведов] побежали посрамленными, а трупами своих убитых великих воевод наполнили 3 корабля, и [корабли] вместе с ними потонули в море, а для остальных выкопали ямы и побросали в них бесчисленное количество трупов, а многие другие [шведы] были ранены и побежали той же ночью. Новгородцев же пало: Константин Луготинич, Юрята Пинящинич, Намест Дрочило, Нездилов сын Кожевника, а всего пало 20 мужей вместе с ладожанами. Великий же князь Александр Ярославич возвратился с великою победою и пришел в Новгород».
