— Меня, — помедлив, отозвался Курт, — более всего зацепило понятие «избыточного количества», будто бы есть количество достаточное или необходимое… Но во всем прочем — не вижу в этой идее ничего, что не было бы логичным.
— Иными словами, — осторожно уточнил Бруно, — вы хотите сказать, что… Что все это означает? Охотники, если я верно помню их теорию, видели во всем этом близящийся конец мира. Вы что же — согласны с ними, отец?
— Я не знаю, что все это значит, — вздохнул тот. — Не знаю я, не знает никто, и даже Альберт в ответ на этот вопрос лишь способен разразиться долгой и непонятной тирадой потустороннего свойства, из коей ясно лишь, что и он в затруднении.
— Кстати, о малефиках, — вставил Курт с сомнением. — А сам-то отец Альберт…
— Проверен десять раз и перепроверен тысячу, — оборвал его наставник. — И мною, и еще Майнцем, еще когда тебя и в проекте не было. Он член Совета; это о чем-нибудь да говорит.
— О несомненном таланте входить в доверие — уж точно.
— С Альбертом ты еще сведешь более тесное знакомство, мой мальчик, и тогда уж, поверь, никаких сомнений в его лояльности у тебя не останется. Кроме же многочисленных способностей, коими он наделен, есть у него еще и огромные познания, запас сведений, умение делать выводы. Именно благодаря этому мы и оказались хоть немного готовы к тому, что начинает затеваться вокруг.
— Id est, «избыточному количеству» малефиков мы готовы противопоставить столь же избыточное число новых инквизиторов?
— Избыточное — это навряд ли, мой мальчик; как ни старайся, а взять многое из ничего не выйдет. Жертвовать же качеством в угоду количеству — идея дурная, это не спасет положение и загубит все начинания. Но в остальном — да, Курт. Альберт предупреждал, что будет нечто подобное, и мы попытались подготовиться. Выставить Господню армию против нарождающихся сил мы не можем, слишком мало минуло времени, слишком немногое мы успели, но успели хотя бы кое-что. У нас уже есть хоть что-то. В том числе — у нас есть ты.
— Да полно вам, — неуверенно и чуть раздраженно усмехнулся он. — Включать меня в систему вселенского устроения как основательную величину — это уж чересчур.
— В ответ я бы припомнил тебе еще одну теорию, высказанную на сей раз не союзниками нашими, а противниками. Точнее — одним из них, каковой как раз и полагает тебя той самой важной величиной в мировом порядке.
— Каспар, — тихо проронил Бруно; Курт поморщился.
— Каспар повёрнут на древнегерманских богах, — выговорил он резко. — На противостоянии их с человечеством. И его мания когда-нибудь в будущем сойтись со мною в торжественно обставленном поединке, который решит судьбу этого мира, вызывала бы умиление, если б этот неуловимый теоретик не был общественно опасен.
— Стоит ли все списывать лишь на его языческие верования? — мягко возразил духовник. — И следует ли вот так с ходу отметать все версии?
— Вам видней, — вскинул руки Курт. — Однако если, следуя вашему призыву, не отбрасывать все вариации, то — как вам такая: никакого приумножения злобного колдунства в мире не происходит, попросту прежде мы его не замечали. Прежде Инквизиция, сами знаете, работала иначе, и гребли всех подряд, по причине чего, бывало, попадались и малефики. После мы прижали старую гвардию, а новых следователей в достаточном количестве не взрастили; в мои времена, помнится, Знак получали дай Бог двое-четверо в год. Теперь же академия строгает инквизиторов, как табуретки, теперь попросту появились люди, которые могут увидеть то, что прежде видеть было некому. Все осталось как было, и только увеличение наблюдателей способствует обнаружению интересующих нас людей и событий.
— А сам обзывал меня матерьялистом, — вздохнул Бруно; отец Бенедикт усмехнулся:
— Что ж, и такую теорию можно принять к рассмотрению. Собственно, мальчик мой, мы ее и приняли. И ввели в общую схему как одну из составляющих; однако это не объясняет всего. Ведь ты же объехал почти всю Империю, Германию уж точно целиком, ты же сам слышал рассказы людей, читал уже упоминаемые нами отчеты других следователей, узнал о многом, сам многое видел. Когда-то, если внезапно арестовывали по обвинению в колдовстве соседа, которого все знают, который всегда был добропорядочным человеком и самым что ни на есть простым смертным, — что тогда шептали промеж собою все, кто знал его?
— «Живодеры свирепствуют».
— Прежде, — согласно кивнул наставник, — при подобном происшествии можно было дать восемь из десяти, что они правы. Но ведь сам знаешь: в твое уже время, уже теперь, и такие случаи участились. Жил себе человек, самый обыкновенный, и внезапно в один какой-то день обнаружил в себе что-то.
— Или кого-то, — подсказал Бруно; тот кивнул снова:
— И такое случается. Случаи одержимости, о которых даже я лишь читал, теперь случаются все чаще. Стриги, которых во времена оны, даже разыскивая, можно было ни разу не увидеть, едва ли не бродят толпами.
— Ну, количество этих ребят зависит исключительно от их желания.
— Упыри.
— Это продукт неудачного обращения в стриги, объяснение то же.
— Случай с торговцем полтора года назад, — напомнил духовник. — Предместье Фрайбурга.
— Мертвецы-флагелланты, — снова произнес помощник все так же тихо.
— Верно. Помнишь, Курт? Ты читал отчет по делу. Вереница мертвых флагеллантов, полуразложившихся, но все еще идущих… Такое бывало прежде? Только в преданиях. Мы не скрываем подобные случаи нарочно — пусть знают, что существование Конгрегации не чья-то блажь, а объективная необходимость, но стараемся и не распространяться о количестве таких из ряда вон выходящих событий.
— А правители других стран? — спросил Курт, пояснив, когда взгляд отца Бенедикта обратился к нему: — Ведь, как я понимаю, из этой теории должно следовать, что подобные вещи творятся по всему миру, не только в Германии. Положим, здесь есть мы, и потому в народе нет смятения, и по улицам не гуляют стаи упырей и ликантропов на пару с кадаврами и демонами. Но что там, за границами Империи, где нет Конгрегации?
— Ну, там все же есть Инквизиция, — слабо повел плечом духовник. — Во Франции, в Италии, в Испании… Хоть какая-то. Хоть как-то, но и она работает, и некоторую мелочь удается выловить ей. А с тем, что серьезней, разбираются охотники.
— Вот даже как.
— Благодаря твоему приятелю-охотнику, — подтвердил наставник, — нам известно и об этом. Ведь когда-то и мы сами задавались тем же вопросом — почему нет слухов о разгуле нечисти в иных землях. Или это значило бы, что вся она хлынула исключительно в имперские пределы или что иноземные правители настолько умны, что догадываются такие события скрывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
