Устроился курьером – возить лекарства. Сколько раз в день прокатишься – столько и заработаешь. Рублей пятьсот в день – вполне. И пятьсот рублей тоже, извините, деньги. И на «пожрать» и на «покурить». И даже на «выпить»: две бутылки недорогого пива – пожалуйста!
Вдруг однажды вечером, дома, захотелось взять ручку и пару листов бумаги. Андрей сел на кухне, поставил кружку с горячим чаем, положил перед собой лист и, почувствовав внезапное и такое резкое, до дрожи и холодного «тревожного» пота волнение, встал и быстро заходил по квартире – кругами.
Эта «встреча» с профессией, со специальностью, с призванием, если хотите, далась ему непросто. Так непросто, что ничего он в тот вечер не написал, а зато вот заснуть совсем не получилось.
Отчего-то было так страшно и так тревожно… Он схватил эти несколько жалких листов, причину своих страданий и мук, порвал и выкинул в мусорное ведро. Туда же отправил и шариковую дешевую ручку. Не велика потеря. А потом рухнул на табуретку и застыдился самого себя.
Кретин! Болван! Неврастеник! Чего испугался? Или – кого? Да самого себя! Господи, слава богу, что никто этого не видел! Он пошел в комнату, лег на диван и включил телевизор. А через полчаса поднялся, пошел на кухню, снова разложил на столе листы и ручку, снова согрел чайник, заварил крепкий-крепкий чай и…
И написал семь первых страниц. Одним духом, без остановки и перекуров. А когда глянул на часы – было полпятого утра. Он встал, чтобы размять ноги и спину, и отдернул плотную штору. За окном занимался рассвет и пели птицы. За окном светлело небо. За окном чуть пробивались лучи солнца и обещали хороший день.
За окном была жизнь.
И у него теперь была жизнь.
Он улыбнулся и улегся спать. Не забыв перед этим подумать: «Какой же я был дурак, господи! Какая же непростительная глупость и чушь – бояться своей сути и самого себя. Идентификация, батенька, определяет судьбу. Правильная идентификация, блин!»
Марина
– Я хочу семью! Ребенка! – кричала Марина. – Все женщины хотят семью и ребенка!
– Женщины, – кивнул он. – А я, если ты заметила, не то чтобы очень нежно к ним относился!
– Не очень, – саркастически усмехнулась она. – Правильно, не очень. Потому что женщины… Они отвечают. Они решают. И планируют, кстати, свою судьбу.
– Планируй, – кивнул он, – но только без меня. Потому что меня все устраивает. Все, понимаешь? В отличие от тебя. И вообще, мне твои истерики порядком надоели – вот если честно.
Оделся и ушел.
Сначала была злость. Такая, что становилось душно. Потом – обида. Сволочь, дрянь, слабак. Маменькин сынок. Пирожок ни с чем. Одна оболочка. Сломался от первого же удара судьбы. А на черта мне мужик, который не умеет держать удар? Да все они… Киношник тот… «удачливый». Денис, муженек бывший. Бизнесмен, мать его. Этот… Голубь сизокрылый. Все – как на подбор. Или мне так везет? Может быть, и вправду дело во мне? Вот маме же повезло – такой Валерочка… Дай бог ему здоровья! Господи, не всем, видно, судьба посылает такого Валерочку. Не заслужила, значит.
Раньше думала – только бы неженатый, чтобы не разбивать семью, не оставлять детей несчастными. И вот пожалуйста – холостой. Молодой, здоровый, полный сил. Не обременен, так сказать. А что толку? Ничего не получается. А сколько она молчала! Просто силы и терпение кончились. Нервы сдали, вот и все. Дура? Да ради бога!
Устала быть утешительницей, нянькой, мамкой, жилеткой.
Устала быть умной. Вот и все.
А потом, после всех этих ссор и взаимных попреков… начинала скучать. Ждать звонка. Томиться. Привычка? Любовь? Потому что только она прощает и на все закрывает глаза. Ну или – почти на все.
Помирились, разумеется. Сама позвонила. И тогда поняла, что проиграла. Теперь – все. Этим звонком она приняла его правила игры. А это означало… Терпеть, принимать все, как есть, любить, холить, лелеять и…
И ничего не ждать – никаких перемен. Но… Снова осадочек! Каждый раз – обвиняя друг друга, попрекая или оскорбляя, они что-то безвозвратно теряли… Теряли навсегда, насовсем.
А годы шли. Да даже не шли – бежали, летели – стремительно, без оглядки. Первые седые волосы, первая морщинка у глаз. Плюс размер. После работы – поскорее прилечь, потому что устала. А раньше так не уставала! Думала часто – а у других и такого нет. Ничего у других нет – ни родной ладони на шее, ни поцелуя – знакомого и все равно такого сладкого и желанного, ни ласкового слова – ничего. Только об этом и мечтают! Сотни и тысячи одиноких, оставленных, неприкаянных, неудачливых. Молодых и не очень. И все об одном – о своем единственном. О любви. Ей ли жаловаться? Ведь даже ни с кем не делит! Не счастье разве? Ну и ладно. Как есть – так есть. Значит, такая судьба.
Опять смирилась.
А потом Марина поняла – так легче. Легче, когда уже ничего не ждешь и ни на что не надеешься. Никаких сюрпризов – вот оно, счастье! – как говорила мама.
Вот и у нее, Марины, – больше никаких сюрпризов. Идет как идет. И ничего, кстати, плохого! Никакого быта – ни рубашек, ни носков, ни борщей. Пришел – ушел. Все довольны, все свободны. Гостевой брак – это даже становится модным. Да и честно говоря…
Все неплохо, одним словом. Когда осознала, тогда и полегчало. И приставать перестала. Он даже удивился:
– Ты меня разлюбила!
Губки дул.
«Ох, мужики! – подумала она и улыбнулась. – Как дети, честное слово!»
В июне поехали отдыхать в Ялту. Сняли комнатку с удобствами, решили, что обедать и ужинать будут в кафешках. Никакого быта.
– Устала, – твердо объявила она.
Он удивился:
– А раньше ты старалась.
– Раньше! – рассмеялась она. – Раньше, милый… – усмехнулась, – так то было раньше!
Он выпучил глаза и пробормотал:
– Ну, ты даешь, матушка! Совсем обнаглела!
А в целом… В целом все было совсем неплохо. Да и что плохого? Море, солнце, теплая галька. Рядом – любимый. Или… просто близкий человек. Тоже немало!
Нет, это все без иронии! Констатация факта, так сказать. И абсолютная правда, кстати.
Ничего друг от друга не ждать и не требовать – вот, оказывается, в чем мудрость! Не обременять, так сказать. Получать друг от друга только радость. И согласиться с его позицией. Тогда все и будет славно.
Правда, иногда хотелось задать ему вопрос: а про то, что грядет, не задумывался? Про старость, например, про болезни? Про невеселые годы, так сказать? Кто будет рядом?
И еще – довольно часто: да пошел ты на фиг со своей «жизненной концепцией»!
И даже думалось так сладко: «Вот однажды – скажу! Оторвусь. Не постесняюсь. Не откажу себе в удовольствии».
Теперь она смотрела на него… с сожалением, что ли. И еще – чуть с презрением, совсем чуть-чуть. Ну, прощаем же мы близким людям их слабости!
А пока – все хорошо, прекрасная маркиза! Все очень даже хорошо.
Или по крайней мере совсем даже неплохо!
Если разобраться.
Потому что она тоже привыкла жить одна.
Сами виноваты. А что на сердце рана… Посыпанная солью крупного помола… Той, с которой солят капусту умелые домохозяйки.
Да кому до этого есть дело? Правильно, никому. Только… Сколько потерянных лет! Подумать страшно…
Андрей
И снова все было без изменений. Шло как шло. Точнее – катилось, ползло…
Тоска. Андрей уже и не ждал никаких перемен. Личная жизнь… Да была она, эта личная жизнь, была. И тоже – ни уму, ни сердцу. Кому он нужен теперь, в новых жизненных, так сказать, реалиях? Немолодой (чуть за полтинник, не возраст, конечно, для мужика, но все же).
«Не возраст» для мужика успешного. Прочно стоящего на обеих ногах. А он… Качался по жизни – под любым дуновением ветра. Хорошо еще, не спился. А сколько их, «лежавших в этой бездне»…
Море. Океан. Однажды встретил на Арбате мужичка – сизый такой, бомжеватый. Курточка с чужого плеча, ботинки раздолбанные. Шел, опустив голову, спотыкался.
А поднял глаза – как обжег. Такая тоска в глазах, такая боль.
И он сразу его узнал – Митечка Самсонов. Вместе учились во ВГИКе. Талантливый был парень. Куда остальным до него! Прочили такое будущее! И семья была не из простых – то ли папаша, то ли дед – из бывших знаковых. Кинцо лепили про дедушку Ленина, премии брали. Власть таких щедро одаряла – квартира у Митечки была на Тверской. Прислуга пельмешки лепила. Однажды у него погуляли – коньяк армянский лился рекой – из «закромов родины». Лучшие девочки возле наследника крутились, мечтали хотя бы приблизиться.
А он скромный такой был, фильмов, которые родня «лепила», стеснялся. Кумирами объявлял Висконти и Феллини. Андрей даже остановился и посмотрел ему вслед – да, точно, Митечка. А вот окликнуть смелости не хватило. Испугался.
Знал про немногих – Вера Ладейкина спилась, а какая девочка была! Мужики – табунами. Оля Кумыршина. Глаза – зеленые озера. Коса ниже пояса. Повесилась. Арик Саркисов, чудный парень, умница, каких мало. Пропал. Сгинул, как не было. Говорили – утонул. Напился и полез в реку. А на дворе ноябрь. Мишка Гарбузов – сердечный приступ. Только сороковник отметил. Да что вспоминать. Как косой скосило их поколение – и это в мирное время! Все сведения – из Интернета или от прежних знакомых. Такие дела.
