«Много раз в начале эволюции планеты проходят стадию, когда они еще расплавлены, легкие металлы и прочие элементы поднимаются к поверхности. Время от времени во время остывания и отвердевания планеты среди доступных элементов — сера. Выделяющиеся испарения и прочие газы формируют океаны и атмосферу. На молодых планетах — проходящих ранние стадии, как эта, — сера растворяется в океанах. До такой степени, что по сути те состоят из серной кислоты с рН, равной трем. На дне находятся чудовищные открытые залежи серы. Весьма неблагоприятные для жизни. Но на суше дело обстоит иначе. Испаряясь из океана, вода свободна от серы. На протяжении эпох растения процветают. В борьбе за существование различные растения вырабатывают множество ядовитых соединений».
— Должно быть, Скрежетун учуял или почувствовал их на вкус, — кивнула Анжелина. — Но принесенные нами растения — дело другое. — Она приподняла один из ростков с черными клубнями.
— Не лишено смысла, — согласился я. — В эту раннюю геологическую эпоху материки тут еще движутся. Когда море отступает — как здесь, на нашей посадочной площадке, — почва насыщена соединениями серы. За длительный период наземные растения мутировали и выжили в серной среде. Они размножаются вегетативно с помощью этих клубеньков. Семян они не дают. Вместо них питание накапливается в клубеньках. Потом у них образуются глазки, как у картофеля, из которых прорастают новые растения. Это хранилища крахмала, которые так нравятся животным.
— А мы их есть можем? — поинтересовалась Анжелина.
— Несомненно. И на роль морской свинки я выдвигаю добровольцем Эльмо, — с надеждой предложил я.
Пропустив ответ мимо ушей, Анжелина снова наполнила бокалы.
И тут я задал важный вопрос:
— Мы можем прожить тут без риска три месяца?
— Однозначно, — подтвердил капитан. — На поверхности должна найтись вода без серы, хотя, возможно, придется ее прежде опреснить. Эти земляные клубни могут оказаться вполне съедобными, что позволит сберечь запасы замороженных продуктов…
— И наверняка будут лучше на вкус, — подхватила Анжелина. — Так и сделаем!
* * *
Потянулись праздные дни. Клубни наземной растительности — с ходу прозванные «терпомоем»[12] — оказались вкусными и питательными. Сударыня Джулия и ее товарки скоро начали готовить из них уйму замечательных блюд — варенные с приправами и жареные, пюре, холодные салаты и тушенные с мороженым мясом. Мы благоденствовали.
И хотя днем царила чистейшая баня, после заката было очень комфортно. Мы расставляли столы и трапезничали под открытым небом при свете лун. Расставив шатры для защиты от многочисленных ливней, проводили вне корабля все больше и больше времени. Довольные хрюшки совсем разжирели, даже Розочка, вопреки усилиям Анжелины сохранить ей фигуру. В отсутствие животных какого бы то ни было рода, даже насекомых, существование у нас было не бей лежачего.
Дни складывались в недели, недели в месяцы, и когда капитан созвал собрание, это чуть не стало для нас сюрпризом.
— Скоро мы отбываем, так что пора наметить планы на будущее.
Действительность нагнала нас. Пора покончить с отдыхом и готовиться к отлету. Заставив забыть о свежем загаре и заметно улучшившихся фигурах, перед нами в ближайшем будущем замаячила безобразная реальность Грузной.
ГЛАВА 29
Было самое чудесное время — близился послеполуденный час коктейля. Я вознамерился забыть о Грузной, до которой было уже рукой подать. И до трудов, которые нам вскоре предстоит свершить. Предамся хотя бы на минутку блаженному забвению. Я как раз наводил глянец на бокалы в баре, мыча какой-то мотивчик и просматривая этикетки на уставленных ярусами бутылках, когда вошла Анжелина.
— Воистину безупречно своевременное явление! Милости прошу.
— Не очень безупречно, — негромко отозвалась она. Я приподнял брови.
— У тебя посетитель, который хотел бы с тобой потолковать прежде, чем ты налижешься.
— С кем угодно! Если только это не Эльмо.
— Это Эльмо.
Я испустил порывистый вздох. Прикуси пулю. Раз — и готово! Предвкушая, как утопишь печали — потом.
— Да, ага… конечно… давай его сюда.
— Уже здеся, кузен Джим. — Эльмо вырос на пороге как дурное воспоминание. — Допрежь всего, хотевши тебе сказать, мы все оченна благодарные за то, шо ты и другие мужики сделали на Грузной. Вроде как, знаешь, ну, великое дело. Ежли понимаешь, про чего я…
Черные воспоминания нахлынули на меня, лишив дара речи.
— Мы все хотели поблагодарить — за то, что вы сделали в тот день, — подхватила Анжелина с искренним теплом в голосе.
— Вы сказавши, сударыня Анжелина, чего я сказанул бы, найди я слова. А мы с хлопцами тут толковали и сыскали способ, чтоб вам не делать этого сызнова.
Смысл его корявых синтаксических построений пробился сквозь мою усугубляющуюся депрессию.
— Верно говорю. Мы толковали и подбили хлопцев с клуба «Грубая гиря» в добровольцы, и они прям жаждавши, чтоб я тебе сказавши!
О чем это он? Никогда не употребляй одно слово, если десять лучше. В груди у меня родилось утробное рычание.
— Пусть войдут, — сказала Анжелина. Неужели и она замешана в каком-то замысловатом заговоре аграриев? Не успел я и рта раскрыть, как ребятишки молча потянулись в бар. Челюсть у меня отвисла.
Шаркающие, смущенные, с толстыми шеями, могучими ляжками — в каждом больше двух метров бугрящейся мускулатуры.
— Они мировые чемпионы среди тяжелоатлетов! — по-отечески проговорил Эльмо. — Хотят притащить эту машину обратно, заместо тебя и этих тощих дохляков.
В моем сознании воссиял свет. Ну конечно! Для перетаскивания конденсатора мозги не нужны. Только грубая сила, а она тут в самом гипертрофированном виде.
— Да! — не замедлил с ответом я. — От лица всех тощих дохляков говорю: работа ваша!
Они просияли и зарделись, радость волнами пробежала от бицепсов через трицепсы на грудные мышцы. Они поспешно зашаркали прочь, а меня вдруг обуяла щедрость.
— Выпей с нами, кузен Эльмо. Я откупорю бутылку.
Что и исполнил, ибо день выдался воистину великолепный.
Я все еще радостно улыбался, когда капитан созвал на мостике собрание. Войдя, я увидел на обзорном экране зловеще заполнившую его Грузную. Капитан, Штрамм и Томас таращились на нее в скорбном унынии.
— Я принес добрые вести, дабы развеять ауру безысходности, тяжким бременем навалившуюся на всех присутствующих. — Они с сомнением поглядели на меня, явно решив, что у меня шарики за ролики закатились. — У нас на корабле нашлись дюжие добровольцы, которые поползут за конденсатором вместо нас.
Когда я закончил объяснения, отчаяние сменилось ликованием.
— Я должен руководить ими, — заметил Томас.
— Несомненно, — согласился я. — В горизонтальном положении на мягком матрасе.
Наш второй визит на Грузную прошел не в пример лучше, чем первый. Когда мы вышли на орбиту, кабаны довольно похрапывали, свиноматки спокойно похрюкивали. Самые крупные однолетки составили взрослым компанию в объятиях электронного морфея, так что на сей раз обошлось без переломов. Я лежал в противоперегрузочном кресле, благословляя перекачанных культуристов, сулящих визиту успех. Благодаря большому экрану на стене мы наблюдали происходящее, как из первого ряда партера.
Как только посадочные двигатели смолкли и 3g навалились на нас, Томас с натугой сел.
— Никакой показухи, — приказал он, когда дверь шлюза со скрежетом отворилась. — Я знаю, что вы, парни, сможете стоять на своих двоих, но встать все же не пытайтесь.
Они кивнули.
— Когда стоишь на четвереньках, нагрузка на каждую конечность вдвое меньше. Делайте скользящие движения. Для того-то у вас наладонники и наколенники. Лады, пошли в шлюз.
Подымаясь на локти — а затем на колени, — они кряхтели. Но справились. И двигались куда элегантнее, чем мы тогда. Томас медленно последовал за ними и рухнул, запыхавшись, на подстилку в шлюзе.
Тяжеловозы терпеливо ждали, когда закроется внутренний люк и медленно, с громким скрипом, откроется наружный.
— Первая пара, вперед. — Томас не договорил, закашлявшись. — Видите вон там трос с петлей на конце?
Неспешные кивки.
— За ним. Тащите его сюда.
Они двинулись вперед, медленно и упорно. Главное, ровно. Я тут же вспомнил, как мы мучительно дергались. Эти битюги — дело другое. В таком деле мозги и вовсе не нужны. Они уже были на полпути к тросу, когда Томас окликнул:
— Второй пусть ждет там. Первый берет трос и тащит его ко второму.
Ведущий без колебаний медленно, ровно пополз дальше.
Добравшись до троса, остановился, тяжело дыша. И не двигался, пока не отдышался. Трясущейся рукой взялся за карабин. И — с явным усилием, от которого вздулись все его мышцы, — пристегнул к поясу. Сделал полукруг и пополз обратно.
