С поздравлениями по поводу чудесного избавления из чеченской неволи полпреда российского президента Валентина Власова в московскую Центральную клиническую больницу приехал президент Ингушетии Руслан Аушев.
Корреспондентам газеты «Коммерсантъ» удалось проникнуть в палату и задать гостю несколько вопросов.
— Руслан Султанович, неужели никогда не расскажете о деталях освобождения?
— Расскажу! Приходите ко мне ровно через пять лет, все расскажу.
— А сейчас? Ну хотя бы пару слов про то, как все было... Как это получилось?
— Как получилось? Какая разница, как получилось! Вот Власов вернулся, жив, здоров. Идет зачатие ребенка. Зачем рассказывать технологию этого дела? Главное, что ребенок есть.
ЯЗЫК АЛИЕВА И КОЧАРЯНА
У нового президента Армении Роберта Кочаряна спросили, как он строит свои отношения с азербайджанским лидером Гейдаром Алиевым.
— Мы совершенно нормально общаемся с президентом Азербайджана. Какой-то личной неприязни между нами не было и нет.
— Частность, а все же любопытно: на каком языке вы разговариваете?
— Конечно, на русском. Это единственный язык, которым оба владеем.
ВОСПРОИЗВОДЯТ ФЕОДАЛИЗМ
У председателя думского комитета по международным делам, «яблочника» Владимира Лукина спросили, что, по его мнению, происходит в Дагестане. Охранники депутата Госдумы Хачилаева убили двух милиционеров, разъяренная толпа депутатских сторонников штурмовала Дом правительства. В то же время Москва минимизировала события, свела их к незначительному инциденту.
— Не думаю, что в Дагестане возникнет вторая Чечня, — услышали журналисты, — но первый Дагестан там уже возник. Там только крупных народностей — шестнадцать. Внутри их существуют мелкие народности, кланы. Может возникнуть не Чечня, а что-то похожее на Центральную Африку — межплеменные стычки. Тамошние бывшие коммунисты утверждают, что они строят капитализм. Не строят они его, а председательствуют при естественном воспроизводстве феодализма, раннефеодальной системы отношений. И никто ничего не делает, чтобы защитить права человека. А ведь мы только что избрали в Думе уполномоченного по правам человека. И чем он занимается? Выбиванием себе денег для офиса и аппарата.
А ГДЕ ВАША ТУРКМЕНИЯ НАХОДИТСЯ?
Сапармурат Ниязов, президент независимого Туркменистана, с обидой говорил делегации Госдумы России, впервые посетившей Ашхабад через семь лет после распада СССР:
— За 70 лет вхождения в состав СССР в Туркменистане не было создано промышленной инфраструктуры. Имелось специальное постановление Политбюро, запрещавшее возводить промышленные объекты в 500 километрах от границы. В 1927 году у нас был построен единственный текстильный комбинат, и то примитивный: только нитки выпускал. До сих пор стоит в Ашхабаде. Затем, уже в годы Великой Отечественной войны, эвакуировали к нам два завода со старым оборудованием — Туапсинский нефтеперерабатывающий в Красноводск и Новороссийский цементный в Ашхабад. Было еще несколько швейных фабрик, да и те фабриками нельзя было назвать, скорее кустарные мастерские на 50—70 человек. После войны никто не брал на себя азотно-туковое производство, разместили у нас в Мары, да в Чарджоу химзавод построили. И все...
Батюшки-светы! Слушаю и вспоминаю белорусских земляков-оппозиционеров. Кто понаставил чадящие дымом заводы на белорусской земле? Россия. Кто научил белорусов варить сталь, собирать большегрузные автомобили, перерабатывать нефть? Россия. Эти профессии чужеродны белорусам по своей природе, поскольку они не адекватны сырьевым ресурсам республики и потому не имеют сколько-нибудь серьезной перспективы. Созданная Россией индустрия обречена быть от нее зависимой — сырье-то ведь все привозное!
Россия, безусловно, великая держава, пусть она и развивает те производства, которые определяют мощь современной страны. А Белоруссия — маленькая республика и не претендует на особое место в мировом сообществе. Ее вполне устраивает роль нейтральной, безъядерной, благополучной страны, не вмешивающейся в проблемы мировой политики.
А президент независимого Туркменистана упрекает Россию в том, что та не поставила на территорию его страны чадящих заводов. Попробуй угоди всем!
Сапармурат Ниязов между тем продолжал:
— Были несправедливость, неравенство. Кто входил тогда в Политбюро? Зачастую некомпетентные, с ограниченным мировоззрением люди. Вспоминаю, как спросил меня Тихонов: «А где ваша Туркмения- то находится?» И это председатель Совета Министров СССР! Он мне как-то напутствие давал: займитесь, мол, местной промышленностью, говорят, у вас там ковры хорошие ткут... А у нас до 18 миллионов тонн нефти добывалось ежегодно, добывалось не то слово: фонтанировала нефть. 29 процентов экспорта союзного газа составлял наш туркменский газ. В сумме наш ежегодный вклад в союзную копилку составлял 20—25 миллиардов долларов. А в военные структуры, службу КГБ ни одного туркмена не брали. Инструкция была такая — не брать. А почему? Почему в составе Союза Туркменистан не участвовал ни в одной из международных организаций — ни в ООН, ни в любых других? Ни один туркмен не был привлечен в МИД СССР, не готовился для внешнеэкономической деятельности? О каком равноправии могла идти речь?
Список обвинений продолжался.
— Вот вы у меня спрашиваете: почему нет Компартии в Туркменистане? А я вам отвечу: у нас ни один человек не изъявил желания бороться за коммунистические идеи. Слова «коммунизм», «коммунист» в Туркменистане никто и не произносит, они сами собой ушли из общественной лексики. По-видимому, уже в те годы менталитет народа не воспринимал давления Компартии, в лице и от лица которой шло жесткое подавление инакомыслия, инициативы, свободы. От имени Компартии пресекались вековые народные традиции, вплоть до свадеб и похорон. Так что народ ущемлялся не только экономически, но и нравственно...
Что тут скажешь — прозрел бывший член Политбюро ЦК КПСС Сапармурат Ниязов, прозрел. Испытывал нравственные муки, работая на Старой площади в Москве, в ленинском штабе, а потом возглавляя, как он неоднократно подчеркивал в своих пламенных речах, надежный отряд КПСС — Компартию Туркменистана, которая вывела его народ на столбовую дорогу прогресса.
КРЕМЛЬ ПУТАЕТ РЯЗАНЬ С НАЗРАНЬЮ
Вопрос ингушскому президенту генералу Руслану Аушеву:
— Вы планируете провести в республике референдум, который позволит вам самостоятельно назначать судей и прокуроров, просите пересмотра ряда статей Уголовного кодекса в связи с «национальными особенностями». Это разве не сепаратизм?
Ответ:
— Российские законы в своем большинстве унитарные, а не федеральные. Образ жизни Рязанской области и Ингушетии сравнивать нельзя. Ну нет в Рязани умыкания девушек! У нас, если родители против свадьбы, парень может «украсть» девушку с ее согласия. Потом, по традиции, он должен поклясться на Коране, что он ее не обесчестил, и тогда его прощают. Но по закону судья должен его посадить. Мы все любим смотреть «Кавказскую пленницу», но у нас это жизнь. Ко мне приходят примирившиеся «кровники». Говорят, отпусти человека, нас Аллах рассудил. А что я могу сделать? По закону человек должен оставаться в тюрьме. Запрещено носить холодное оружие. А в Ингушетии это часть национального костюма.
Короче, или Кремль должен писать отдельные законы для Назрани, или она сама должна их сочинять.
ОТДАЙ ЗОЛОТИШКО
Через десять дней после финансового кризиса, разразившегося 17 августа 1998 года, президент Республики Саха (Якутия) Михаил Николаев, раздосадованный коварством Москвы, издал указ о поставке золота исключительно в республиканское хранилище ценностей. Отныне драгоценный металл, добытый в Якутии, не мог передаваться в Гохран России без специального согласования с якутским президентом.
До Москвы весть о самоуправстве местных властей докатилась лишь к концу года. 11 января 1999 года Борис Ельцин издал свой указ, отменявший указ якутского президента. В Якутии даже не пошевелились.
В столицах сочиняются грозные бумаги, регламентирующие дележку золота, а его между тем намывают все меньше и меньше. В 1998 году— всего 100 тонн (в 1997 году— 126, 3 тонны).
Эффект бумеранга: когда-то и Борис Николаевич провозгласил верховенство российского законодательства над союзным.
