Мистер Толлард, с которым мы уже познакомились, был молодым писателем – из тех, кто, похоже, неплохо зарабатывает на жизнь своим сомнительным ремеслом и при этом остается неизвестным широкой публике. Никто и никогда не называл его надеждой английской прозы, никто не считал, что он однажды сможет примерить на себя мантию мистера Голсуорси. И не замечал, чтобы произведениями его были уставлены книжные полки, не видел, чтобы первые его издания продавались за баснословные деньги. Мистер Толлард продавал себя сам, и ни один издатель не боялся потерять на нем деньги. Известность, которую он некогда обрел, была совсем другого, менее почетного рода. Примерно лет пять тому назад он, будучи еще совсем молодым человеком, отправился в Соединенные Штаты. И в одном из тамошних городов, где жизнь, к восторгу воскресных газет, бурлила и кипела, попал в нешуточную ситуацию. Человек, прилюдно грозившийся уничтожить его, был найден мертвым – его застрелили. Позже жюри присяжных решило, что он покончил с собой, но процесс был долгим и скандальным. К мистеру Толларду прилипло немало грязи, и хотя в ходе процесса он очистился от вины, отмыться от подозрений до конца ему не удалось. И вот теперь он жил здесь, не предаваясь воспоминаниям о постыдном прошлом, оставив все плохое позади. Миссис Халлифорд изо всех сил старалась подчеркнуть, насколько безобиден этот молодой человек – так всячески стараются обелить пса, некогда уличенного в краже овец. Но было очевидно, что мнения жюри присяжных она не разделяет. Мистер Толлард перед каждой раздачей многозначительно хмурился, иными словами, вел себя более демонстративно и несдержанно, чем позволяют строгие правила игры. Он был худощав, цвет лица имел бледный, но нездоровым его нельзя было нельзя. Еще у молодого человека была привычка во время разговора кривить губы в сардонической усмешке.
Его партнерша, Филлис Морель, была подругой миссис Халлифорд, и та отзывалась о ней почти с нежностью. Наполовину француженка, дочь разведенных родителей, она уже давно сама зарабатывала на жизнь и, будучи «помешанной на автомобилях», завела небольшой частный гараж, входивший в число той немногой собственности, которой владела. Но бизнес оказался успешным, и Филлис, с самого начала не стеснявшаяся появляться на работе в комбинезоне, превратилась в почти постоянно отсутствующего на работе директора и развлекалась, гоняя по дороге на машинах с бешеной скоростью. В отличие от хозяйки от нее так и веяло здоровьем и естественностью, еще она обладала редким для женщин качеством – ругаться как сапожник и не испытывать при этом ни малейшей неловкости. Миссис Халлифорд туманно намекнула Анджеле, что Филлис и Толларда связывают некие отношения, но в подробности при этом не вдавалась.
Карберри были друзьями хозяина дома, а хозяйка дома знала их не очень хорошо, однако все же сумела пересказать Анджеле все, что знала. Джон Карберри подружился с Халлифордами в Южной Африке, где зарабатывал деньги, и лишь недавно вернулся в Англию – назвать его богачом было никак нельзя. По словам миссис Халлифорд, он специализировался по необработанным алмазам – занятие среди южноафриканцев весьма распространенное. И еще мне кажется, это так печально – быть неотесанным и при этом далеко не алмазом, вы согласны? И действительно, Джон Карберри был человеком крайне вульгарным, но в том, прежнем обществе это как-то сходило ему с рук. Он всегда яростно спорил, никогда не извинялся и поучал свою несчастную партнершу миссис Арнольд, был с ней резок и даже жесток без малейшего снисхождения к ее полу, хотя порой она и заслуживала упреков. Карберри стал заниматься этим бизнесом, познакомившись с мужем миссис Арнольд, и вот теперь обретается в Сити, стремится как-то продвинуть свою компанию на рынок, но дело пока идет туго, и доходы у него небольшие. Он женился «на ком-то там» – на женщине довольно миловидной, но предрасположенной к полноте, веселой и добродушной, но все же страдающей избыточным весом, да миссис Бридон сама скоро увидит. Анджеле понравилась не только внешность миссис Карберри, эта женщина сразу к себе располагала. Она осознавала социальную неадекватность мужа, следила за тем, как бы он не допустил оплошности, и постоянно понижала градус беседы, не давая ему возможности отпустить грубую ремарку. А чуть позже миссис Карберри уже полностью завоевала доверие Анджелы, рассказывая о двух своих сыновьях – школьниках, в которых, судя по всему, просто души не чаяла.
Сухопарые Арнольды были полным контрастом этой паре. Она – женщина с постоянно кислым выражением лица, открывающая рот разве что в тех случаях, когда обращались к ней; он – мужчина с льняными волосами, безвольным ртом и испуганным выражением глаз. Похоже, то были преданные друзья мистера Халлифорда, и миссис Халлифорд в их присутствии чувствовала себя не в своей тарелке. Наверное, потому, что, с их точки зрения, она была сущим несчастьем – вклинилась между ними и похоронила для Арнольдов все надежды унаследовать деньги ее мужа. Но как такое возможно? Да все очень просто – мать миссис Арнольд доводилась Халлифорду кузиной. Родство, конечно, не самое близкое, но если верить тому, что она говорила об Уолтере – мистере Халлифорде, – получалось, что он был доверенным лицом и распоряжался состоянием, которое могло бы перейти к ним по наследству. И мистер Халлифорд уже позаботился о них в своем завещании, на мой взгляд, так проявил просто неслыханную щедрость. Арнольды жили неподалеку и часто заезжали в Ластбери-Холл, их попросили задержаться, остаться подольше, скорее ради разношерстной компании, послужить неким связующим звеном между гостями. Лесли Арнольд был родом из этих краев, происходил из семьи, отдаленно связанной по мужской линии с монаршей династией, и являлся мелким землевладельцем. Разбирается в коровах и во всех связанных с этим вещах, пояснила миссис Халлифорд, словно чувствуя, что следует найти хоть какое-то оправдание существованию этого человека. Познакомившись с Лесли Арнольдом поближе, Анджела отнесла его к разряду ученых, тихих мечтателей, вынужденных изображать из себя светского льва, и все потому, что жена его распоряжалась семейными финансами.
– Ну, вот вам и вся наша компания, – заключила миссис Халлифорд. – Не хватает только одного человека, Сесила Уорсли. Что? Разве я не говорила вам, что к нам едет Сесил Уорсли? О да, он часто здесь бывает: очень большой и добрый мой друг. Приезжает поездом, должен быть с минуты на минуту. Вам непременно понравится Сесил, такой милый, просто душа компании.
Глава 3
Прибытие знаменитости
Сесил Уорсли принадлежал к разряду людей, отражающих значимость Англии для всего мира. И в то же время вы не перестаете гадать, кто же они такие, эти люди. Видели и узнали бы его в лицо, наверное, не больше тысячи человек, но Сесил всегда находился в самой гуще событий. Он был значимым среди значимых: влиял на мнение этих людей в большей степени, чем почти все гражданские службы, вместе взятые, ну и уж куда как больше, чем электорат.
Трудно было бы описать Уорсли, разве что с помощью длинного перечня литаний[41] – если бы не многочисленные «но» и «не» вдобавок. Человеком он был обеспеченным, но богачом вряд ли можно было его назвать. Происходил из приличной семьи, но в генеалогическом древе не просматривалось никаких связей со знатью. Нельзя было также сказать, что его связи помогли бы ему подняться до таких высот. Он был умен, это несомненно, ведь за спиной у него осталась блестящая академическая карьера, но любой, следящий за блестящими академическими карьерами знает, что в девяноста процентах случаев они заканчиваются ничем. Сесил Уорсли не контролировал никаких деловых интересов, не издавал газет – по крайней мере тех, которые все знают и читают. Мужчина никогда не выступал в парламенте, не поддерживал ни одной политической платформы по наущению своих друзей. Он не являлся ни государственным служащим, ни банкиром, никем из тех, кто сейчас воображает, будто способен создать божий рай на земле. Уорсли был вхож во многие знатные дома, но при этом не извлекал для себя никакой выгоды – вы никогда не видели в газетах его фотографий, демонстрирующих, как он смотрит скачки в Катвике или загорает на пляже на Ривьере. В «Кто есть кто» нашлось для него местечко, но приведенные там сведения были крайне скудны – говорилось, что он увлекается коллекционированием старинного фарфора. Сесил Уорсли писал, но по большей части под псевдонимом или вовсе не подписывался, а знаменитые и самые важные его интервью происходили за ланчем. Никто не знал, является ли он либералом, консерватором или социалистом; верующий ли он или атеист. Да как-то и неуместно было поднимать этот вопрос, когда вы разговаривали с Сесилом Уорсли.
Однако с ним считались, его невероятно уважали. О его визитах в Нью-Йорк или Женеву никогда не упоминалось в газетах, его неподписанные статьи, его советы политикам, его выбор правильного кандидата на освободившийся пост – словом, все говорило о том, что влияние этого человека никак нельзя было преуменьшить. Анджела постаралась скрыть свое невежество – женщина ни разу в жизни не слышала о Сесиле Уорсли. А ее муж, которому она вкратце пересказала весь этот разговор во время переодевания к обеду, понимал, что должен был бы знать об этом человеке, но не удосужился. И оба они лишь подивились тому, что такая важная персона может делать на подобной вечеринке, совсем не модной и уж ни капельки не официальной. Объяснение, услышанное Анджелой на следующий день, оказалось простым: Сесил оказался старым другом миссис Халлифорд и часто приезжал в Ластбери отдохнуть от городской суеты и своих многочисленных занятий. И действительно, все его манеры говорили о том, что мужчина здесь дорогой и желанный гость, который может встать и выйти из комнаты в любой момент, не обращая внимания на компанию, который может читать книгу во время всеобщей беседы, который выходит на прогулку один и постоянно опаздывает к трапезе. И тем не менее Сесил чувствовал себя здесь в своей тарелке и за обедом по-дружески и без всякой снисходительности общался с этой разношерстной компанией.
