— Ну и ничего, — отвечаю я. — Там все равно холодно!
Я говорю преувеличенно бодро и ненавижу себя за это. Дочка у меня не глупышка, а по тоскливым глазам видно, как разлука заставила ее повзрослеть, она все прекрасно понимает. Как зверек прижимается ко мне, крепко стиснув шею. Уже не ревет, почти не двигается — у меня сердце разрывается от боли.
Светлана возвращается за приборами, берет стопку салфеток, выгружает на поднос стаканы и бокал для коньяка. Посуды слишком много — на восьмерых. Охрана тоже будет ужинать.
Мне становится жаль девчонку, которая обслуживала толпу мужиков, и при этом ухаживала за ребенком. Выбора у нее не было, когда Толя взял ее с собой. Не из-за чувств, судя по тому, как с ней обращаются, а вместо прислуги, жены и няньки. Я благодарна за дочь. Судя по тщательно сплетенным косам, к обязанностям она относилась серьезно.
— Давай помогу, — я сажаю Полинку на стол, и начинаю резать хлеб. На очереди овощи и зелень.
— Вот хорошо, — искренне радуется она. — Я пока Поле погрею… Тебе суп или фрикадельки?
Полина мрачно смотрит на нее.
— Суп, — улыбаюсь я.
Светлана лезет в холодильник. Становится видно, что под облегающим платьем ни намека на белье, а у босоножек высоченные каблуки. На стройных лодыжках несколько сходящих синяков. Мне интересно, есть ли у нее шрамы на спине, как у меня.
Светлана сама в западне, из которой не может выбраться. Она может стать моей союзницей.
— Ты давно с Толей? — спрашиваю я.
Она беззащитно смотрит на меня и кивает. Сейчас не время делиться секретами. Я режу лук кольцами, улыбаюсь и подмигиваю дочери. После нервного потрясения она стала вялой, ее клонит в сон. По опыту знаю, что после ужина дочка уснет. Мы со Светланой сможем поговорить, когда мужчины поужинают и разомлеют, а мы будем мыть посуду. Я стараюсь вести себя непринужденно — Полина следит за каждым моим шагом, готовая сорваться в истерику, если что не так. Старательно готовлю стол вместе со Светой. Раз мы сталкиваемся над бутылкой коньяка для Толи. У нас даже привычки похожие — мы обе воспитаны им «под себя».
Разница в том, что она еще не знает: бывают мужчины лучше, чем Толя. Я смотрю в темное окно, на секунду проваливаясь в дикий страх за Алекса. Вопрошаю себя: где ты, что с тобой, все ли хорошо… С каким бы удовольствием я бы накрыла стол для тебя. Он сказал, что я влюбилась, а я фыркнула… Ну и дура. Я облизываю губы, на которых остался металлический вкус и мне хочется одного: завернуться в рубашку с запахом ветивера. Я не знаю, влюбилась в тебя или ты меня покорил, одно могу сказать точно, Алекс Лайфер: мне хреново без тебя и твоих поцелуев.
— Ника… — я оборачиваюсь, Светлана смущенно смотрит на меня. — Ты Полю не покормишь?
Она уже выглядит уставшей, а ей еще прислуживать за столом.
— Хорошо, — отвечаю я.
В столовой готов стол, Светлана устроила место для Толи в центре — я понимаю это по бокалу для коньяка. Сама заняла место рядом, справа от себя устроила место для Полинки. Четко организованная система, чтобы везде успевать. Надеясь, что не привлеку много внимания, я сажусь рядом с дочкой.
— Мам, я не хочу… — при виде супа начинает она.
Столовая наполняется народом, на лестнице я слышу шаги Толи и тихо прошу:
— Не канючь, просто не ешь, если не хочешь.
Я сижу, как мышь, даже глаз не поднимаю, чтобы никого не спровоцировать, но мужчины нас игнорируют. Мы тени. Боковым зрением замечаю, как Толя тяжело садится за стол, и Светлана сразу же бросается прислуживать. Как хорошо, что я от этой обязанности избавлена. Мужчины едят быстро, жадно, без разговоров. Полина проникается моим настроением, и без капризов начинает есть. Светлана, устав метаться между Толей, столом и кухней, присаживается последней. Сидит на краешке стула, готовая в любой момент вскочить, если Толя окликнет. Я тоже была издерганной и даже не замечала тогда. Она берет кусочек шашлыка и немного салата. Свою тарелку я оставляю пустой.
Минут через двадцать за столом остаются Толя, его доверенный телохранитель, и мы. Под рукой у Толи телефон, значит, звонка он так и не дождался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не от тех ли звонок, кого послали на встречу к Костику?
— Принеси стакан, — говорит Толя.
Света выполняет приказ, из-под ресниц я смотрю, как Толя наливает телохранителю из своей бутылки. Пьет он только с равными. Похоже, будет серьезный разговор.
— Убери со стола и займись ребенком, — вторит он мыслям.
Про меня ничего не сказали, но я начинаю собирать грязную посуду вместе со Светой и меня не одергивают.
— Поля, пойдем, — тихо просит та.
Дочка клюет носом, но наотрез отказывается спать без меня. Я беру ее на кухню, прихватив плед, сажаю на стол.
— Посуду помоем и вместе спать пойдем, — я улыбаюсь, глядя, как она насупилась — не хочет отпускать. Мне дико хочется подслушать мужчин, но я по опыту знаю — пока рядом есть женские уши, ни о чем серьезном речь не пойдет.
Пока Света перетаскивает посуду, я встаю к мойке. Работы гора, не представляю, как она справлялась раньше. Я присматриваюсь к ней, но она непроницаемо дружелюбна и мила. С Толей такими становятся все девушки.
— О чем они говорят? — спрашиваю я. — Ты что-нибудь слышала, когда убирала со стола?
Светлана испуганно смотрит на меня, и мотает головой. То ли при ней не говорили, то ли в принципе отказывается идти на контакт. Слишком запугана — давить нельзя. Какое-то время мы моем посуду — я жду, пока она расслабится, и начинаю издалека.
— Ты с лета с ними в бегах?
Она кивает.
— И ты все это время справлялась одна?
Та смущенно улыбается.
— Полю сначала с няней привезли, — рассказывает девушка. — Но она с нами недолго пробыла. Шум подняла и Толя… Он велел ее убрать, а за Полей присматривать сказал мне.
Я бросаю на нее взгляд. Понимает ли она, как он ее убрал или думает, что няню просто рассчитали? Светлана прячет глаза, вытирая тарелку вафельным полотенцем, и руки дрожат. Мне кажется, она догадалась, что случилось с няней. Я мрачнею и остервенело тру кастрюлю, пытаясь избавиться от тяжелых мыслей. Мне нравилась наша няня. Она была уже в возрасте, своих детей у нее не было, и к Полине она привязалась. Когда она поняла, что их, фактически, держат в заложниках, начала возмущаться. Чем это кончилось — легко догадаться…
А что станет со Светланой? С телохранителями Толи? Документы он заказал только на себя и дочь. Понимает ли она, что расходный материал? Он легко найдет себе новую телочку.
— А за границу ты с ним поедешь? — спрашиваю я, пытаясь натолкнуть на нужный ход мыслей. Я хочу, чтобы она испугалась возможной участи, помогла сбежать, но поймав беспомощный взгляд Светланы, понимаю: девушка слишком боится Толю.
— Поля уснула, — бормочет она.
Я оборачиваюсь: завернувшись в плед, дочка спит на столе. Я торопливо беру на руки, чтобы не свалилась. Она расслабленно обнимает меня сквозь сон.
— Пойду, уложу. Где ее комната?
— На втором этаже… Вторая дверь, налево.
В прихожей я медлю, прежде чем подняться по лестнице. Сюда попадает свет из столовой. Мужчины разговаривают, и я прислушиваюсь.
— По ходу все, потеряли мы их. Час прошел, не берет трубку, — я узнаю телохранителя. — Бессмысленно ждать, Анатолий Николаевич. Значит, придется…
Пытаюсь подойти ближе, чтобы не упустить ни слова, но половица неожиданно скрипит.
Я бесшумно и быстро поднимаюсь на второй этаж, пока меня не поймали с поличным, и нахожу комнату. Укладываю дочку в постель и сижу рядом. Даже во сне у нее немного встревоженный вид, кулачки сжаты большими пальцами внутрь. Она выглядит такой беззащитной… Я глажу ее по спине, тихо напеваю — еле слышно, словно ветер воет. Материнское сердце рвется на части. Я надеюсь, что они говорили про Алекса. Их западня не сработала, и мой мужчина оказался сильнее и удачливее.
Открывается дверь, я оборачиваюсь, ожидая увидеть Светлану, но это телохранитель Толи.
— Пойдем вниз, — грубовато говорит он. — Ребенка оставь. Муж ждет.
