– С самого начала твоей ролью, твоим заданием был поиск наших ошибок, – он полностью проигнорировал мой вопрос. – Но сейчас… Этот отвратительный обжора-мясоед… Сбил тебя с пути. Перехватил инициативу.
– Фудзиро Ода? Министр?..
– Да-да. Не стоит лишний раз поминать его имя всуе, даже в этом здании.
Ансельм поднялся с кресла и жестом детского фокусника вытащил из глубин пиджака картонную папку. Он шлёпнул её на стол передо мной, выбив облачко пыли и мелкого бумажного крошева.
Я уставился на обложку, чувствуя, как сердце в груди переворачивается вверх дном. Крупные и яркие буквы складывались в знакомые слова: «Первая книга о животных».
– Что это? – спросил я, заранее зная, что моё притворство не имеет смысла.
– Главный метаболит не имеет ни малейшего контроля над Полианной, – ответил Диодато, снова проигнорировав мой вопрос. – Даже не знает, где она! Не знает, жива она или мертва. Он так ни разу и не позволил тебе увидеться с ней, не так ли?
В ушах зазвенело – как будто Диодато хлестнул книгой не по столу, а по моей голове. Я кивнул, едва услышав вопрос, после чего отрешённо взял в руки книгу и долистал до знакомой страницы. С иллюстрации на меня скалились клыками шерстистые, уродливые люди.
Я зашевелил губами, не слыша собственный голос:
– А что же знаете вы?
– Министр Квирин в своей мудрой прозорливости имеет… Тесные связи с Непротивлением, – Диодато кисло поморщился. – Нам нет нужды тебе угрожать. Твоё сотрудничество с проклятыми еретиками и паразитами на теле Коллектива устраивает Министерство. До тех пор, пока ты выполняешь своё задание.
– Докажите. Позвольте мне увидеться с ней.
– Только после того, как ты действительно завершишь свой квалификационный проект. Господин Квирин готов поклясться именем Франка-Спасителя и плотью Машин, что ты встретишься с Полианной, живой и здоровой.
– Я видел плоть Машин, – озлобленно сказал я, – люди меняют её на сому в тех секторах, куда боятся заходить кланки!
Впервые Диодато утратил самообладание – он отпрянул, и, пусть всего на мгновение, но на его лице промелькнул испуг.
– Какая же клятва способна тебя убедить? – после паузы сказал он. – Что является для тебя достаточно святым и значимым, чтобы быть убедительным?
– Ничего. А теперь убирайся в Котлован к Главкону. Я сам приму решение.
Некоторое время Ансельм молча смотрел на меня: словно пытался разглядеть какие-то, одному ему известные признаки моих истинных намерений. Ничего не обнаружив, он неторопливо встал, развернулся и вышел за дверь, оставив принесённое кресло в кабинете.
Я мысленно досчитал до шестидесяти, после чего склонился к столу и обхватил себя руками, сдерживая бьющую меня дрожь. Невыносимо хотелось вывернуть желудок наизнанку, но тот был пуст с самого утра.
Постепенно дрожь сошла на нет, а мозг снова начал работать. Я взглянул на часы и торопливо встал. До обеденного перерыва оставалось совсем немного.
Излишки святого Триединства бурлили в теле, бросая его то в жар, то в холод. В таком состоянии Старший Исправитель Нойбург мгновенно отправил бы меня на принудительное исправление. Впрочем, теперь, после всего того, что я узнал и увидел, процедура исправления казалась очередной глупой выдумкой, на которую никто не стал бы тратить время. Более вероятным казалось превращение в безликую строчку в очередном демографическом отчёте. В графе «убыль».
Хотелось пробежаться через всю площадь, хотелось со всей силы топать ботинками по лестнице, ведущей на станцию монорельса на вершине решетчатой башни, чтобы хоть как-то выпустить лишний адреналин, пока он не взорвал сердце изнутри.
Вместо этого я ещё больше замедлил шаг, получая странное, извращённое удовлетворение от достигнутого самоконтроля. Медленно, считая и осознавая каждый шаг, я поднялся к двери «Железного Темпла» и зашёл внутрь.
Гален поднял голову от тарелки и помахал мне рукой:
– Знаешь, ты был прав, – сказал он, полностью опустив приветствие; как будто продолжил только что прерванный разговор. – Сначала я был недоволен твоей глупой идеей в глупой записке, но это место действительно очень уютное. И всего одна остановка от Министерства!
Я не удержался от любопытства:
– Ты серьёзно ездишь сюда на монорельсе? Нужно всего лишь пересечь площадь.
– Не люблю я ходить по этой площади. Там, внизу, как будто на тебя внимательно смотрят со всех шести сторон. Волосы на затылке дыбом встают.
Словно в подтверждение сказанного, Гален подёргал рукой свою курчавую шевелюру.
Я подхватил с кухонной стойки тарелку с чем-то светло-зелёным и уселся напротив него.
– Мне нужен доступ к Теневой Машине, – без предисловий сказал я.
– Совсем сдурел?
– Министр Ода хочет от меня результатов. Передай ему, что это условие получения чёртовых результатов.
Гален сморщил недовольную мину, отчего его глаза окончательно скрылись в щёлках век. Он поковырялся в недоеденном хумусе и пробормотал:
– Министр Ода… Понимаешь, то повышение было совсем неофициальным.
Я уставился на него, переполняясь одновременно осознанием и гневом:
– Так он не знал, что всё это время я крутил педали в подвале Министерства?!
– Если начистоту, он даже не осознаёт в полной мере, что это настоящая Машина. Моё детище всегда было для него просто инструментом. Если бы он знал, тебя бы никогда в жизни не отпустили в другой Столп. Ты представляешь риски, верно?
– Представляю ли я?!
Кровь застучала в висках. Я вгляделся в панораму Города и вдохнул полной грудью, пытаясь уловить мельчайшее движение свежего ветра. Но тщетно – отсутствующая стена позволяла воздуху снаружи и внутри перемешиваться без препятствий, отчего он казался однородным, как тёплый суп.
– Тогда и ты понимаешь риски, Гален, – наконец проговорил я. – Мне нужен доступ к Машине.
– Так вот чем заканчивается наша дружба… – он сокрушённо потряс головой. – Я уничтожен, Джоз, просто раздавлен.
На секунду меня накрыла волна сожаления о сказанном; но в этот момент Гален поднял голову от тарелки – на его лице светилась широкая улыбка.
– Вот видишь! Мои уроки не пропали даром. Я всё-таки смог научить тебя покупать ценные вещи за доверие. Верно?
– Верно, – я облегчённо выдохнул, – а теперь веди меня к чёртовой Машине.
Кланк в холле Столпа Социального Метаболизма неотрывно смотрел в мою сторону – ровно до тех пор, пока Гален не передал ему небольшой, но туго набитый мешочек.
– А сабкойны вот так не пихнёшь, – шепнул он мне, пока мы шли по коридорам Министерства к неприметной двери без таблички.
Счётная Машина теневой экономики поприветствовала меня привычным горьким запахом смазки и пота. Икроножные мышцы в ужасе задёргались – они помнили долгие часы, проведённые в седле Машины, лучше, чем я сам.
Я на мгновение прикрыл глаза и вслушался в мёртвую тишину. Почему-то казалось, что Машина должна дышать, стучать сердцем, скрытым в глубине шестерёнок. Что угодно, только не это напряжённое, жадное, замершее ожидание.
– Чай? Печенье? – подал голос Гален.
– Нет, спасибо. Мне понадобятся кое-какие данные о ресурсах и производстве в Городе.
– Управишься до вечера?
– Зависит от того, как быстро я смогу крутить педали.
Я прошёлся по залу, скользя рукой по передачам и цепям; пальцы быстро покрылись вязким и густым машинным маслом. Запутанный и невероятно сложный металлический скелет распростёрся передо мной, словно лежащее в логове чудовище – но в то же время он выглядел хрупким и беззащитным. В глубине души шевельнулось странное чувство. Что-то, почти похожее на симпатию.
В Машине нет ничего еретического. Вся ересь оказалась только в нас.
От тишины и покоя не осталось и следа. Гнездовище в центре Машины превратилось в маленький Ад: скрежетание цепей и скрип зубов Главкона проникали сквозь уши в череп и плотно набивались где-то за бровями, превращаясь в болезненную тяжесть. Скоро эта тяжесть превратится в боль.