Варфоломей вдруг всхлипнул, опустился на пол, прислонился к стене и закрыл глаза. По щеке пробежала слеза, руки продолжали судорожно сжимать меч.
— Я не знал, — пробормотал Дионисий, никогда не приходилось ему видеть этого всегда веселого и жизнерадостного человека в таком состоянии, да и кто мог знать, что за ад он носит в душе….
— Да, — отозвался Варфоломей. — Я не рассказывал. Никому и никогда. Не хотел это вспоминать. Но сам не могу забыть, как она молила о глотке воды, а господа инквизиторы напоили ребенка уксусом, чтобы я признавался побыстрее… Не забуду… Именно поэтому я и хотел убить Еленку. Это лучше, чем тот ад. Много лучше…
Некоторое время оба сидели напротив друг друга и молчали.
— Я не смог отдать ее им, — наконец заговорил Дионисий. — Я не могу. Как представлю костер… Как она кричит, зовет меня… Я же человек!
— Надо уехать, — отозвался Варфоломей. — Уехать подальше от Инквизиции и Ищущих. Еленка еще совсем мала. Она не понимает, что можно, а что нельзя. А если мимо вашего дома случайно пройдет Ищущий как раз в тот момент, когда ей захочется что-нибудь сделать?..
— Уехать? — прищурился купец. — Постой, ты ведь именно потому убеждал меня уехать из столицы все это время? Жаловался, что морской воздух плохо влияет на твое здоровье.
— Да. Еще надо избавиться от слуг. Эти предадут не задумываясь.
— Я… я соберу вещи. — Дионисий резко обернулся на голос.
На лестнице стояла Марфа. Похоже, она все слышала.
— Я пойду вещи собирать, — повторила она еще раз по-прежнему каким-то безжизненным голосом, однако на сей раз в нем слышались нотки решимости. Кажется, женщина готова была на все, чтобы спасти дочь. Обслужить дом без слуг? Справится! Не привыкать, не из богатой семьи вышла.
Дионисий видел, как огонек решимости постепенно разгорается в глазах жены, и чувствовал, как такая же решимость охватывает его самого. Никогда! Никогда и никому он не отдаст дочь! Тем более, на такую страшную смерть.
А за стеной, в полной тишине и темноте сидела на своей кроватке маленькая девочка, вызвавшая весь этот переполох. Если бы кто-нибудь мог видеть ее в этот момент, то увидел бы, что ее горящие черным светом глаза смотрят в никуда. Ручонки ребенка, казалось, ловили клочья тьмы и играли с ними. Еленке нравилась темнота, она была такая разная и такая интересная. Каждую ночь перед ней открывался первозданный хаос. Ладошки девочки, перемешивающие этот хаос, светились призрачным синеватым светом, но это ей нисколько не мешало. Она всматривалась во Тьму, ощущая, что та тоже начинает всматриваться в нее. Первая из Трех почти неслышно рассмеялась и открыла Великой Матери свою детскую душу.
В далеком Костваде разразилась гроза.
* * *
Пастух щелкнул кнутом, отгоняя стадо от края поля, и потянулся — спать хотелось неимоверно. А ведь сам виноват — нечего было вчера почти до утра перешучиваться с девками на посиделках. Он вздохнул — хочется ведь, восемнадцать уже, давно жениться пора, хватит бобылем ходить. Староста, хоть баба и суровая, обещалась помочь, дом всем миром поставить, коли невесту найдет. Только вот пока нет никого, кто бы к сердцу припал. Вздохнув, парень досадливо пнул попавшийся по дороге пенек и погнал стадо дальше — за этими коровами только не уследи, сразу потраву учинят. А кого потом пороть будут? Коров, что ли?..
Что-то на тропинке сбоку привлекло внимание пастуха, и он резко остановился. Идет кто-то, что ли? Так вроде же никто с утра в лес не уходил… Странно. Неужто, гость? Парень жадно уставился на приближающегося человека. А ведь точно — кто-то незнакомый! Вот это новость! Эх, в деревню бы сбегать, рассказать, да стадо не бросишь. Увидев черную, пропыленную рясу путника, пастух вообще едва не упал — неужто Совьему Гнезду милость Спасителя выпала, неужто святой отец пришел? Лет пять молодых в деревне не венчали, в грехе жили, дожидаясь, пока батюшка приедет. У многих уже и дети бегали. Отец Ниодий, что в Белой Пуще, в ста милях отсюда жил, давно помер, а нового священника так и не прислали. Оно понятно — кто ж в такую глушь поедет? Но в Совьем Гнезде и остальных деревнях тоже ведь люди живут — и венчать, и крестить, и отпевать их кто-то должен. А некому.
— Доброго вам утречка, батюшка! — поклонился пастух, когда незнакомец подошел поближе. — Мы вас уж так ждем, так ждем…
— Здравствуй, юноша, — простуженным голосом ответил худой старик, тяжело опирающийся на суковатую палку. — Только не батюшка я, рукоположения не проходил. Монах, отшельничаю, место вот себе ищу тихое, чтобы осесть.
— Обвенчать, знать, не могете? — огорчился пастух.
— Отпеть — еще кое-как, — усмехнулся гость, — а вот венчать или крестить — не по чину. Ты мне скажи лучше, юноша, как деревню вашу называют. А то иду, куда глаза глядят. Давно людей не встречал, больше декады.
— Совье Гнездо, — со вздохом ответил пастух. — Зайдите к нам, святой брат, передохните. У нас трактир добрый, женка хозяина, тетка Рива, так готовит, что токо пальцы и облизывать.
— Зайду, отчего ж не зайти, — кивнул монах. — А может, где-то неподалеку и хижину себе срублю, устал я ходить по миру, стар стал.
— Да не утруждайтесь вы сами, святой брат! — всполошился парень. — Вы токо скажите где, чего ж мы, хижину не спроворим? Чай, не безрукие!
— Благодарствую, юноша! — несколько удивленно сказал старик. — Благослови тебя Спаситель!
Он перекрестил наклонившегося поцеловать руку парня и, кряхтя, двинулся по тропинке к деревне. Пастух осуждающе посмотрел ему вслед — и что за люди такие могли отпустить старика ходить по миру в тряпье и босым? Негоже ведь! Сидеть бы ему в теплой келье, отдыхать от трудов праведных, ан нет — пошел отшельничать. Не каждому духу на это достанет. Святой человек!
Увидев впереди первые дома деревни, Стиор остановился еще раз обдумать свою легенду. Он ощущал неподалеку родившегося, похоже, он в этом забытом Богом Совьем Гнезде. Четырехлетний путь подходил к концу. Теперь главное узнать, проснулся ли у мальчишки дар, а маг уже уверился, что это мальчишка — видел его в трансе. Старик с трудом сдержал смех, посмотрев на свою драную рясу — придется играть роль одного из тех, кого он ненавидел больше всего на свете. Но никому, кроме монаха, крестьяне лесной деревни не поверят, а значит, деваться некуда. Впрочем, если родившийся уже стал магом, то быть монахом ему недолго — заберет ребенка с собой в Чернолесье. И пусть ищут… скорее небо на землю рухнет, чем инквизиторы там что-то найдут. А вот если дар мальчишки еще не проснулся, придется селиться неподалеку и следить за ним, чтобы не упустить момента инициации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
