— Разъяснений не требуется. Мне неясно другое — почему в древности многие народы объявили исчадиями ада? Предки не понимали, что весь народ не может быть плохим, что плохими бывают только отдельные личности? Взять хоть тех же драконов. Или сатиров, почему-то считающихся безопасными.
— Ну, последние вообще ни к чему не годны, разве только как отрицательный пример. Им бы только пить и дебоширить.
— Да-а-а?.. — насмешливо скривил губы инквизитор. — Навр Стобер — сатир. Нельзя, похоже, ни один народ огульно охаивать.
— Этот проклятый проныра, доставивший нам столько неприятностей — сатир?! — ошарашено откинулся на спинку кресла Матфей, но быстро взял себя в руки. — Что ж, возможно, ты и прав. Нам действительно пора пересматривать отношение ко многому. Если даже я…
— Вот именно, друг мой, вот именно… Да, согласен — большинство сатиров ни на что не пригодно. С этим, впрочем, согласен и сам Навр. Но он рассказал мне, как у них поставлено воспитание в школах, и я, скажу тебе откровенно, изумился. Они ухитрились добиться того, что большинство молодых сатиров отказалось от разгульного образа жизни. Не стоит ли нам позаимствовать этот метод воспитания?
— Нет, — покачал головой архиепископ. — У нас же все по-другому. Кое-что можно позаимствовать, но далеко не все. Придется разрабатывать свой метод, Первое, что надо бы сделать — это не объявлять думающую и сомневающуюся молодежь еретиками, а наоборот: выявив, направлять в специальные школы, где их будут обучать думать еще лучше. Но в нужном нам ключе. Церкви давно необходимы таланты, которых сейчас гонят и жгут вместо того, чтобы использовать.
— Я вижу, в основных вопросах наши с тобой мысли совпадают, — усмехнулся Итан. — И рад этому. Может, даже хорошо, что разразился кризис, позволивший людям нашего толка выйти из подполья.
— Вопрос только в том, что если данный кризис не будет разрешен, то все изменения помогут нам, как дохлому сатиру припарки.
— Об этом можно даже не говорить, — взгляд инквизитора стал тяжелым. — Но мы сделаем все, что в человеческих силах. И даже больше, чем рассчитывали. Хотя бы потому, что остановить Ушедшего хотим не только мы, но и империя. Сейчас не до старых раздоров.
— Согласен, — резко кивнул Матфей, — и даю тебе полный карт-бланш.
— Спасибо. Я рад, что мне не придется оглядываться через плечо, ожидая подвоха, как сейчас.
Архиепископ снова кивнул, затем открыл ящик стола и достал оттуда несколько листов бумаги, исписанных его мелким убористым почерком. Быстро просмотрел и протянул Итану.
— Почитай на досуге, — хмуро буркнул он себе под нос. — Там кое-какие мысли о том, что мы сегодня обсуждали. Хочу узнать твое мнение.
— Хорошо, прочту.
Два единомышленника некоторое время смотрели друг другу в глаза, все еще не решаясь доверять до конца. Итану бер Саану уже утром предстояло отправляться в Кадаир, где были обнаружены следы применения черной магии. Там, в городе Фаг-Бадан, встречи с ним дожидались главный муфтий султаната, резидент Инквизиции и резидент Конторы.
* * *
Дионисий почти не покидал родного дома около полутора лет, переложив основные дела на помощников. Такое пренебрежение могло дорого ему встать, если бы не Варфоломей. Управляющий жестко взял все в свои руки, и слуги дрожали при одном его имени. Самому Дионисию, увы, никогда такого достичь не удавалось… Его слушались, но ничуть не боялись — знали, что хозяин добрый и не накажет лишний раз. Чего никак нельзя было сказать о Варфоломее… Но, как бы то ни было, дела шли в гору, купец богател и наслаждался счастьем, а дочь подрастала. Время шло незаметно.
Когда Еленке исполнилось три года, Дионисий впервые принес домой книги со сказками. К его удивлению, девочка тут же ухватилась за них, не обратив внимания на кукол, которых он принес вместе с книгами.
— Папа, что это? — новые непонятные вещи целиком заняли ее внимание, вытеснив хорошо знакомые и понятные игрушки.
Дионисий, улыбаясь, объяснил.
— Их читают? — нахмурив лоб, спросила малышка. — Там сказки? Я тоже хочу читать! А почему вы не читаете?
— Ну, я читаю. Мне приносят много финансовых бумаг. А на книги времени не хватает…
Это неосторожное замечание вызвало новую волну вопросов про непонятные финансовые бумаги и их отличие от книг.
— Значит, — сделала через пару минут вывод девочка. — Эти фи… финасо… — наблюдать как малышка пытается произнести трудное для нее слово было довольно забавно. Наконец, девочка справилась, — финансовые бумаги для расчета денег, а книги для познания!
Тут она задумалась, нахмурив лоб. Дионисий с улыбкой наблюдал за дочерью. Однако следующее замечание девочки мгновенно испарило эту улыбку и заставило купца нахмуриться.
— Папа, — заявила Елена. — Я тогда буду читать только книги. Я хочу знать все-все-все.
— Конечно, — принужденно улыбнулся Дионисий, изумленный такой постановкой вопроса — никак не для трехлетнего ребенка. — Вот подрастешь немного, и я отдам тебя в школу. Там ты узнаешь все, что тебе будет интересно.
— Ой, сколее бы подрасти! Папа, а почитай мне пока ты! Сказку!
Дионисий улыбнулся и открыл самую красивую книжку, на обложке которой были изображены в поединке рыцарь в блистающих доспехах и злобный черный дракон. Он уже хотел начать читать, но тут к нему неслышно приблизился Варфоломей и что-то тихо прошептал на ухо. Прислали гонца из городской управы с вызовом на заседание купеческой гильдии. Были, к сожалению, и такие дела, которые Дионисий никак не мог переложить на плечи управляющего… Хотя тот бы только радовался этому — больше пространства для маневра.
— Не огорчайся, доченька, я сама тебе сейчас почитаю, — сказала Марфа, старательно вытирая мокрые руки о фартук. Дионисий благодарно кивнул жене и со спокойным сердцем отправился по делам. Еленка посеменила к себе в комнату, радостно пыхтя и волоча за собой тяжелые для нее книги.
Марфа с тревогой проводила взглядом дочь. Некоторое время задумчиво смотрела ей вслед. Сердце матери сжималось от каких-то страшных предчувствий, ей постоянно виделись жуткие картины, связанные с малышкой. Женщина старательно игнорировала эти ощущения, но они становились все сильнее и сильнее всякий раз, когда она наблюдала за девочкой. Марфа даже сходила в церковь и помолилась за дочь перед иконой святого Аввакума. Но после молитвы ее тревога только усилилась. Еще женщину очень беспокоило, что ни одна нянька не хотела оставаться с Еленкой больше, чем на месяц. Чего-то они страшно пугались, но ни одна не могла сказать — чего именно. В конце концов, женщина плюнула и посвятила себя дочери, не нанимая больше нянек. Но и ее порой в присутствии девочки охватывал леденящий ужас — казалось, под личиной маленького ребенка скрывается чудовище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
