Ночь стояла тихая, теплая, почти жаркая: такие ночи нередки в Риме в середине сентября. Нужно было обойти виллу, чтобы увидеть весь сад как на ладони. Шаркая шлепанцами, Джовапии двинулся туда, и тотчас почувствовал присутствие в саду чего-то пока невидимого, но заведомо необычайного… От страха его кинуло в дрожь, но он заставил себя остаться на месте, застыть неподвижно на нескольью мгновений, стараясь понять причину охватившего его беспокойства. Его сознание, не полностью освободившееся от сна и вечернего чтения, подсказывало ему, что в саду происходят какие-то необычные события.
«Свершилось! Сегодня ночью они действительно придут на Землю! Они уже здесь, в моем саду, в нескольких метрах от меня! Смелее, Джо Корсетти, тьфу, Джованни Рассел! Сомнений нет: в саду ктото притаился в тени, тяжко дышит, наблюдает за мной!»
Джованни превосходно понимал свое бессилие: он не сможет ни позвать на помощь, ни защищаться. Они могут лишить его голоса, парализовать волю, нервы, мышцы («Джо почувствовал, как тело его окаменело, а голос пропал…»).
Джованни и в самом деле окаменел. Именно это он ощущал. Там, внизу, у стены, в черной тени пальмы возле клумбы двигалось что-то белое. Какая-то расплывчатая длинная фигура низко пригнулась к земле, потом выпрямилась, задевая кусты. «Странно, — подумал Джованни, — на сей раз они почему-то позволяют, чтобы их видели. Они, верно, думают, что за ними никто не наблюдает». Джованни превратился в статую, глаза которой, постепенно привыкая к темноте, начинают различать предметы, деревья в саду, тени… Вот он увидел, как странное существо поднялось на ноги и, продолжая двигаться, как бы распалось надвое. Две фигуры, одна более светлая, другая — темная, расслоились и отделились друг от друга. Темная фигура (ее можно было принять за мужчину) направилась к калитке, отворила ее со скрипом и помахала рукой другой фигуре, а та, неслышно ступая, уверенно двинулась к дому и через стеклянную дверь вошла в столовую.
И хотя Джованни еще не вышел из столбняка, он все-таки сообразил, что фигура, похожая на женщину, очень напоминает его дочь. Ну, конечно, он узнал ее, оставалось только выяснить: была ли это действительно она или же «кто-то из них» принял ее обличье. Увы, это и в самом деле была Луиза, однако Джованни никак не мог (да и не хотел) отделить это открытие от того ощущения и тех предчувствий, которые испытал: он продолжал верить, что его разбудило что-то необыкновенное. Он должен был свести свое открытие с высот необыкновенного до уровня неожиданного: допустить, что Луиза принимала в саду мужчину, возлюбленного. Вместо возмущения он испытал только чувство изумления, правда, совсем не то, которое готовился испытать, но и оно сильно его взволновало.
Он дождался, пока Луиза осторожно закрыла дверь, потом попробовал сдвинуться с места: да, он мог двигаться. Он вошел в дом через кухню и тихо поднялся по лестнице. Постель была теплая, слышалось ровное дыхание жены. Елена со стоном проснулась.
— Почему ты не спишь? Вот так все ночи ты бродишь по дому, будишь меня… какой ты эгоист…
— Я спускался в сад, — сказал Джованни, — я там кое-что видел… кое-что…
— Ну, конечно, ты видел марсиан. А теперь постарайся заснуть.
— Я видел кое-что другое.
— Хорошо, хорошо, ты мне об этом расскажешь завтра.
«Завтра, — подумал Джованни, — завтра, я ей ничего не расскажу. Зачем? Что можно изменить? Только вызвать ссору. Луиза — человек самостоятельный. Она скажет: ты что, сошел с ума, папа? Я — ночью, в саду?.. Или же сухо: это мое дело». Да, это ее дела, Джованни в них никогда не вмешивался. А что собой представляет Луиза? Джованни ровным счетом ничего о ней не знал, как не знал ничего и о своей жене. Он жил не здесь, а в космосе, в звездных мирах. Теперь он, марсианин, должен спуститься на Землю и поближе познакомиться с жизнью землян, понять их поступки, объяснить поведение собственной дочери и удивиться ему, болеть душой за дочь и смутно сознавать свою отчужденность, свою вину перед ней: он не мог точно выразить собственные мысли, но ему казалось, что он слышит чьи-то упреки — он, мол, не понимая настоящего, поверил, что «будущее уже началось».
ДНИСЕРО КРЕМАСКИ
ОБВАЛ
Отсутствие атмосферы на Меркурии и минимальная сила тяжести позволяли передвигаться необычайно быстро. Но особенно спешить было некуда, и профессор Альберти решил немного сбавить скорость. Вездеход «Бродяга Космоса» мчался по огромной дуге вдоль каменистого конуса потухшего вулкана. Огромные шаровые колеса плавно несли его по безбрежной равнине Беляева, усеянной камнями и небольшими трещинами. Позади вездехода вилась фосфоресцирующая пыль.
Все шло как нельзя лучше. Примерно через час Альберти прибудет в Пристли Норд, Центр научных исследований, где его ждут инженер Малинверни и другие сотрудники. Он мог, конечно, воспользоваться атомным ракетопланом, но тогда пришлось бы ждать, пока база выделит в его распоряжение пилота. А он не имел ни малейшего желания опоздать хотя бы на полдня. На своем вездеходе он доберется до цели куда быстрее.
Час назад ему позвонил Малинверни:
— Профессор, расчетчик превзошел все наши ожидания. Он уже выполнил семидесятую операцию.
Да, в Пристли Норд работают, не щадя себя. Альберти знал, что молодые ученые с величайшим энтузиазмом взялись за порученное им дело, и окончательный результат сравнительного анализа данных волнует их не меньше, чем его самого.
Вдохновителем всех этих исследований был он, Альберти. Он начал их по меньшей мере лет десять назад, поручив окончательную обработку данных Малинверни и его помощникам. Сам он был уже не в том возрасте, чтобы в свободные часы следить за действиями «Франиака», этой самой совершенной вычислительной машины во всей Системе. Но группа молодых ученых не знала ни о конечной цели всех этих вычислений, ни о вводе сотен тысяч данных, которые он сообщил Малинверни. Разумеется, речь шла не о недоверии к коллегам, а лишь о мере предосторожности. Не мешало устранить возможность чужого вмешательства и, главное, умерить излишнее любопытство дирекции научной базы Зигбан.
Конус вулкана остался позади. Перед вездеходом выросли остроконечные вершины горного хребта Черенкова. Этот гигантский темный массив был бы неразличим на фоне бескрайнего черного неба, если бы не освещенные солнцем вершины. Контраст был удивительно резким. Вершины сверкали, точно бенгальские огни, и казались мертвенно-холодными на черном фоне без единого пятнышка звезд. Голые отвесные скалы и узкие ущелья между ними, как бы рассеченные могучим мечом, расплывались в темноте. А небо за горным барьером казалось густым фиолетовым облаком с редкими пепельными полосками. В этом безмолвном краю Альберти чувствовал бы себя совершенно потерянным, словно утонувшим в пустоте, если бы не сознание, что скоро в Пристли Норд его с громкими криками встретят веселые бородачи и поведут в подземную лабораторию, где равномерно пощелкивает «Франиак». И тогда наконец выяснятся результаты всего комплекса химических, физических, биологических и психологических исследований, которые Альберти вел на протяжении многих лет среди разумных существ всех разведанных человеком миров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
