«Луна двадцати рук»
Сборник научно-фантастических рассказов
ПРЕДИСЛОВИЕ
Само собой разумеется, любая статья, и тем более статья о научной фантастике, должна быть научной. А где найти залог научности вернее, чем экскурс в историю вопроса?
Итак: когда родилась научная фантастика?
Если согласиться с глубокомысленным исследователем, который считает, что первым детективом была история Эдипа, пытавшегося себе на горе раскрыть давнее преступление, то надо признать, что первым фантастом был Гомер: это он рассказал в ”Одиссее” о самодвижущихся кораблях феакийцев. Первые же сведения о роботах восходят к Платону, поведавшему о том, что знаменитый Дедал умел делать подвижные статуи; правда, программировал он их плохо, и если их не связывали, они убегали от хозяев…
Впрочем, довольно! Мы ненароком впали в плагиат: наш исторический экскурс что-то уж слишком похож на ту “критику”, которую так остроумно спародировала Анна Ринонаполи в одном из рассказов, публикуемых в сборнике.
А кроме того, сами итальянцы почему-то считают, что фантастика на их земле родилась не две тысячи двести лет назад, когда была переведена на латинский язык “Одиссея”, а всего каких-нибудь полтора десятилетия назад.
Критика встретила новорожденную без особого восторга. Известный литературовед Джордже Пуллини писал: “Мы не питаем врожденной симпатии к жанру научной фантастики… несмотря на его очевидную актуальность; нас по-прежнему больше привлекает тайна человеческой души, чем тайны механических роботов… Разрушительные или созидательные возможности техники целиком зависят от сознательности или от моральной неустойчивости управляющего ею индивида, и поэтому никакая тайна, несмотря на самые большие завоевания науки, не превосходит важностью и не исключает тайну человеческой жизни” (“Итальянский послевоенный роман”, 1965, изд. второе).
Справедливость требует подчеркнуть, что фантасты Италии вняли совету критика и поставили во главу угла человеческую жизнь. Как бы отвечая Пуллини, Сандро Сандрелли, один из авторов этого сборника, в статье, написанной совместно с фантастом де Туррисом и критиком Фуско, утверждал: “Основная характерная черта итальянской научной фантастики сегодня состоит в том, что в поле ее зрения входит образ человека, который из простой детали механизма, как это было в первых повестях, стал основным стержнем рассказываемых событий и их движущей силой до такой степени, что основная забота современного автора — это описание человеческих реакций на возможные или невозможные события более или менее отдаленного будущего” (журнал “Interplanet”, 1965, № 6).
Слов нет, итальянская фантастика многому научилась у своих зарубежных сестер. И хотя Сандро Сандрелли, робко прячась за цитату, пытается утверждать, что “в земле и в небе более сокрыто, чем снится вашей мудрости, Азимов”, однако сюжеты большинства рассказов очень напоминают Азимова, ибо взяты они из обычного арсенала фантастов: мы увидим здесь похождения космонавтов и межпланетных шпионов, чудеса вычислительных машин и подвиги роботов… Да и не только сюжеты — сами приемы повествования порой заставят читателя, безусловного знатока научно-фантастической классики, вспомнить Бредбери или Лема, а то и Уэллса или Чапека…
Да, именно Уэллса и Чапека… Традиция Жюля Верна, восторженные попытки угадать, какова будет техника будущего и какие невиданные приключения сулит она людям, меньше соблазняет итальянских фантастов. Большинство из них стремится на ту дорогу, которая начинается где-то в Икарии социалиста-утописта Этьена Кабе или даже в Утопии Томаса Мора и йотом, в нашем столетии, благодаря усилиям Уэллса, Чапека, Алексея Толстого становится магистралью для подлинно литературной фантастики. Идя по этой дороге, итальянские писатели вместе со своими зарубежными собратьями но жанру стараются заглянуть на много лет вперед — понять, каким станет общество, или же, пользуясь только им, фантастам, данной свободой, изобразить будущее так, чтобы в нем легко было узнать худшие черты настоящего, по только доведенные чудовищным преувеличением до абсурда, зло спародированные.
Этого “общего курса” итальянской научной фантастики надо держаться и нам в пашем разборе, если мы хотим попять включенные в этот сборник рассказы, кроме… Впрочем, следуя лучшим традициям жанра, о котором нам довелось писать, оставим читателя еще некоторое время в неведении относительно этого “кроме”.
Лино Альдани, фантаст по преимуществу, один из зачинателей этого жанра в Италии, идет тем же курсом, о котором мы говорили, — курсом от фантастического к реальному. Если писатель и отходит от него, то лишь потому, что магнитная стрелка его творчества порой отклоняется к другому полюсу жанра — приключенческому или детективному. Свидетельство таких “аномалий” — новелла “Приказы не обсуждаются”. Читатель легко узнает в ней привычные черты “космического детектива” и все же… Да, есть тут что-то такое, что заставит его не столько с напряжением ждать развязки, сколько с улыбкой следить за цепью улик, обличающих марсианских шпионов. Дело в том, что эти улики — не что иное, как “перепетые не раз и не пять” приметы марсиан из многих и многих фантастических романов, рассказов, повестей. Из-под таинственной широкополой шляпы детектива читателю вдруг весело подмигивает глаз пародиста.
Если в приключенческих рассказах Альдани ироничен, то в рассказах о будущем он очень серьезен. Правда, видит он впереди не всегда одно и то же. В “Луне двадцати рук” трагедия Земли побеждена благодаря мужеству, самоотверженности, чувству высокой ответственности за судьбу человечества и солидарности между людьми всех наций. Прославление этих новых качеств человека до того ясно и прозрачно, что сам автор счел нужным включить свой рассказ… в хрестоматию для классного чтения в школе XXIII века.
Совсем иную картину рисует Альдани в рассказе “Абсолютная технократия”. Попробуем-ка, читатель, изъять из него детали “примет будущего” — все эти элибусы, движущиеся дорожки и прочую бутафорию, и взглянем, что останется. Что-то уж очень знакомое у нас перед глазами… Да это же — чеховский “Экзамен на чин”! Тот же маленький человек, вынужденный только ради того, чтобы жить чуть более сносно, учить кучу не нужных ему премудростей (герой Чехова “и тригонометрию выучил”, герою Альдани пришлось похуже — с него требуют и неевклидову геометрию, и теорию относительности). Та же всеподавляющая государственная машина, требующая, чтобы один из ее винтиков прошел и эту бесцельную обработку; только у Альдани она воплощена буквально — в гигантской вычислительной машине Руне, управляющей всем и вся в стране абсолютной технократии. Впрочем, кроме общей темы, есть в рассказе и более частная, злободневная: в последнее время на тех капиталистических предприятиях Италии, которые хотят прослыть неокапиталистическими, почти все, вплоть до чернорабочих, на каждом шагу подвергаются всякого рода испытаниям, тестам, проверкам “коэффициента интеллектуальности…”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
