Единственной преградой на пути этой кагальной интервенции был Владимир Мономах. Против него и направили в первую очередь свой главный удар иудейские советники киевского князя.
В 1094 г., несмотря на прошлые «недоразумения», они нашли общий язык с Олегом Святославичем, и он выступил во главе хазаро-половецкого войска на Чернигов. Осажденный в городе Владимир Мономах не мог рассчитывать на поддержку местного населения, среди которого заправляли иудеи при поддержке многочисленных потомков савиров, касогов и ясов. Князю пришлось оставить город и вернуться в Переславль.
Чудом было уже то, что семья Мономаха под охраной малой дружины прошла без ущерба через охваченное злобой иудейское ополчение. Господь сохранил корень, из которого выросло древо российского самодержавия.
Все это время Великий киевский князь и пальцем не шевельнул, чтобы выручить брата, хотя от Киева до Чернигова — полдня галопом. И это понятно: теперь у Святополка, кроме иудейских советников, была жена-чужеземка. Проиграв половцам спровоцированную ближайшим окружением войну, Великий князь был вынужден для закрепления мира взять в жены половецкую княжну, дочь князя Тугоркана. Не странно ли, что победители отдают побежденному дочь своего вождя? Аналогичный случай произошел, когда хазары-иудеи, разгромив алан-христиан, принудили их князя взять в жены дочь хазарского царя. Аланский вождь сохранил власть, но заставил свой народ вернуться к язычеству. До сих пор печальным памятником этому событию стоят на Северном Кавказе руины христианских храмов. Во всяком случае, едва ли мы теперь узнаем, насколько новая киевская княгиня была половчанкой, а насколько — «хазаркой».
Так или иначе, Мономах был изгнан из Чернигова при явном попустительстве Киева, после чего все Левобережье Днепра подверглось неслыханному разгрому. Города опустели, села были сожжены, храмы лежали в руинах, а по всем дорогам тянулись вереницы русских пленников. Половцы продавали их крымским иудеям, а те с большой выгодой перепродавали живой товар по всему Средиземноморью, от Кордовы в Испании до Каира в Египте. Именно в это время (1096 г.) эпарх Херсонеса, иудей по происхождению, уморил голодом 50 русских пленников, не захотевших отречься от Христа, и распял святого Евстратия Постника.
Двадцать лет шла истребительная война, и, если побеждала Степь, то русским полоном торговала херсонская диаспора, а когда верх брала Русь, половцев продавали обитатели киевского гетто. Но и те, и другие деньги шли в одну мошну, из которой и финансировалась взаимная ненависть двух народов. Вражда зашла так далеко, что могла закончиться лишь полным истреблением одного из них. Именно Мономаху, несмотря ни на что, удалось объединить силы русских князей и нанести половцам ряд сокрушительных поражений. Одним из важнейших результатов этой степной войны было уничтожение змеиного гнезда на берегу Азовского моря: с начала XII века Тмутаракань исчезает со страниц летописей.
Однако не меньшего, чем война, напряжения сил от Мономаха потребовала борьба с внутренними врагами. Съезд Рюриковичей в Любече, созванный по его инициативе, восстановил спокойствие в государстве. Но это не устраивало творцов катастроф. Князья после съезда еще не успели вернуться в свои уделы, а страшное злодеяние уже всколыхнуло страну и поставило ее на грань новой усобицы. Давид Игоревич, поживший в свое время в Тмутаракани, с негласного согласия Святополка ослепил князя Василька Ростиславича. И снова Мономаху пришлось предотвращать междоусобную войну и восстанавливать справедливость.
Таким образом, политика Святополка привела к затяжной изнурительной войне с половцами и постоянно поддерживала страну в состоянии тяжелейшего внутреннего кризиса. Более того, киевский князь не обошел своим вниманием и Православную церковь. Особым нападкам подверглись иноки Киево-Печерской обители{74}.
Состояние страны было таково, что, казалось, для врагов России пришло время реванша. Но призрак победы уже в который раз испарился перед лицом изумленного «избранного народа». Все торжество их над Русской землей держалось на власти Великого князя. Когда в 1113 году Святополк умер, рассыпалось в прах иудейское владычество.
Натерпевшиеся лиха жители Киева не пожелал принять ни сыновей Святослава Черниговского, зачинщика братоубийственной смуты, ни Святополковичей, детей лучшего друга киевских ростовщиков. Народ хотел видеть великим князем только Владимира Мономаха. Но для него идти в Киев, еще покорный иудейской мошне, было то же, что сунуть голову в пасть льва. И он отказался от высшей власти. В условиях безначалия народ восстал против иудеев и их покровителей: «Ограбили дом тысяцкого именем Путяты и всех жидов, бывших в столице под особым покровительством корыстолюбивого Святополка»{75}.
Когда ставленникам прежнего режима пришлось выбирать между народным гневом и властью Мономаха, они сами обратились к нему с призывом взойти на престол. Теперь Мономах мог без опаски явиться в столицу. Один из первых его указов был направлен против злоупотребления ростовщичеством, а иудейские ростовщики были высланы за пределы России.
Казалось, Русская земля может вздохнуть свободно. Но в 1117 г. на Черниговщину переселились обитатели донской Белой Вежи. Гумилев называет их русскими{76}. Едва ли это так. Примерно в то же время на Руси ищут спасения от половцев многие степные народы: берендеи, печенеги, торки. Наряду с ними Великий князь решает и судьбу беловежцев, которых, в отличие от кочевников, он «охотно принял». Но если выходцы из Белой Вежи были русскими, их не поставили бы в один ряд с печенегами и торками, а просто приняли на родной земле. Беловежцы были чужими. Карамзин, рассказывая о постройке новой Белой Вежи в 120 верстах от Чернигова, указывая на «каменные стены, башни, ворота и другие здания», отстроенные по хазарскому образцу, прямо называет строителей Саркела № 2 «хазарами»{77}.
Город, отстроенный пришельцами, отличался немалыми размерами: крепостная стена была четыре версты длиной. Видимо, здесь собрались все уцелевшие хазары не только из Саркела, но и из других степных городов каганата: Осенева, Сугрова, Балина, Чешлюева. Само место постройки новой Белой Вежи между Черниговом и Новгород-Северским выбрано не случайно — это был центр расселения на русской земле лояльных Хазарии инородцев, о которых уже говорилось выше.
Так, всего четыре года спустя после изгнания киевских ростовщиков, на Руси появился новый инкубатор антихристианской идеологии и антирусских интриг. Не отсюда ли расползлись в будущем по Украине те, кто взял такую власть, что, по словам Гоголя, «… если жиду вперед не заплатили, то и обедни нельзя править… и если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на Святой Пасхе, то и святить Пасхи нельзя»?{78}
Практически все важнейшие хазарские города постигла тяжелая доля. Даже после разрушения они не были оставлены в покое судьбой: столица Хазарии Итиль была затоплена еще в XIII веке водами Каспийского моря во время очередного подъема; Саркел на Дону в середине XX века скрылся под гладью Цымлянского водохранилища; почти совсем затонули в волнах Азовского моря руины Тмутаракани. Но развалины черниговской Белой Вежи еще ждут своих исследователей.
В XIII веке ее разрушили монголы, но здесь еще в XVIII веке существовало поселение неких «иностранцев», называвшееся Беловежской Колонией{79}. Интересно, что на границе Польши с Белоруссией и по сей день стоит местечко Беловеж.
Если взглянуть на карту Белоруссии, то всю ее юго-западную часть занимает Полесская низменность. На запад от нее находится польский Беловеж, а на восток — черниговская Белая Вежа. Когда-то в здешних лесах киевские князья, польские короли и русские императоры любили охотиться на зубров, о чем молчаливо свидетельствует древний город Туров. Сам лесной массив был известен еще Геродоту, но название Беловежская Пуща стало употребляться для обозначения его западной части с XIII века. Это связывают с постройкой в г. Каменце Брестской области князем Владимиром Васильковичем сторожевой башни (вежи), покрашенной в белый цвет. Возможно, говорят краеведы, отсюда и пошло название окрестных лесов{80}. Однако не проще ли предположить, при наличии двух одноименных городов, что от одного из них Пуща и получила название Беловежской?
Так или иначе, уже 700 лет назад название одного из важнейших хазарских городов, с которым иудеи связывали особые надежды на господство в Восточной Европе, оказалось одноименно этому лесному массиву. А в конце XX в. именно здесь было подписано соглашение, положившее начало развалу величайшей в мире державы, осмелившейся встать на пути мировой закулисы тысячу лет назад.
