Он с великим облегчением тоже повернул коня, тот как чувствовал беспокойство хозяина, сразу пошел галопом. Мой зверь с легкостью догнал, мы уже настигали неспешно едущих лучников, как вдруг Гунтер приподнялся в седле, поднес руку козырьком к глазам:
– Этого еще не хватало!
Между лиловых облаков красиво и величественно плывет, медленно взмахивая крыльями, розовый дракон. Не тот уже знакомый, чуть ли не привычный ящер с перепончатыми крыльями, а в самом деле розовый, даже слепящее солнце не при чем, с просвечивающими тонкими крыльями, изысканный, похожий на змею с длинной шеей.
– Отступаем, – сказал Гунтер быстро. Он оглянулся. – Нет, к лесу поздно, далековато… Что делать, ваша милость?
Я огляделся по сторонам.
– Что делать… в тот храм!
Лучники побледнели, но дракон в небе все отчетливее, зрение наверняка не хуже нашего, иначе как высматривать добычу? Я показал пример, повернув Зайчика, лучники разом пришпорили коней. Я замешкался, Гунтер оглянулся, крикнул:
– Быстрее, ваша светлость!
Сухая земля загремела под копытами. Дракон заметил нас, а может видел и раньше, но только теперь среагировал на быстро скачущих коней, виртуозно совершил в воздухе поворот, удивительный при таком огромном теле, убрал половину крыльев и ринулся вниз, не в пике, правда, но снижается быстро, выпуклые глаза на змеиной морде смотрят, кажется, насквозь.
Зайчик понесся, как стрела, мы догнали и обогнали Гунтера, а потом и других. Появились и выросли величественные стены старого храма, мы влетели на полной скорости, Зайчик уперся всеми четырьмя, под копытами заскрежетало, оттуда снопы искр, справа и слева замелькали статуи.
Нас остановило только у противоположной стены перед жертвенным камнем, оформленным с особым изыском умелым дизайнером.
Сзади донесся крик, вроде бы даже пахнуло жаром. Устыдившись, ведь это мои люди, а я – вожак, надо привыкать к этому статусу, я круто развернул коня, пальцы уже сорвали с крюка молот.
Позади сплошное море огня, словно вспыхнуло озеро бензина. Из пламени выметнулись всадники, последним в храм на полном скаку ворвался Гунтер. Его конь обезумел от жалящих искр, шерсть кое-где тлеет, пытается сбросить седока и унестись куда глаза глядят.
Дракон пронесся у зияющего входа, как крылатая ракета. Я никогда не видел, чтобы летали с такой скоростью и легкостью. За пределами видимости он развернулся и появился снова. Я увидел горящие глаза и медленно распахивающуюся пасть…
– Ах ты ж… гадюка, – прошипел я и пустил коня ближе к выходу, – ну тогда не скули…
– Ваша милость, – вскричал Гунтер вдогонку, – он огнем бьет!
– У меня огнетушитель.
Всадники спрыгивали с коней под защитой стен, хватали под уздцы и накидывали на конские головы мешки. Я напрягся, ухватил взглядом стремительно вырастающего в размерах дракона, с силой метнул молот. Дракон распахнул пасть шире, для огненного плевка напалмом, молот с шумом влетел в пасть, как в жерло огненной печи.
Я не успел отодвинуться, дракон не сумел выровняться, его тряхнуло, всхрапнул, огромное красное тело мелькнуло у входа и со страшной силой ударилось о камни. Нас подбросило, на каменных плитах вспыхнуло пламя. Я держал ладонь раскрытой, сильно и победно шлепнуло рукоятью. Зайчик попятился, я закрылся локтем свободной руки, чувствуя как горят волосы, ресницы, брови. Вокруг ад, у входа все горит, воздух в храме, как в печи, кони испуганно ржут, кричат люди.
Мы с конем пятились, я все еще держал молот наготове, прокричал:
– Гунтер!.. Гунтер!
Из-за спины донесся крик:
– Мы здесь! В укрытии…
Огонь быстро затухал, по ту сторону огненной завесы проступила распластанная по земле туша. Голова на длинной шее оказалась внутри храма почти на середине зала, а сам дракон едва не закупорил вход. Казалось огромную медузу бросили с высоты многоэтажного дома, окровавленные кости прорвали мясо и кожу, тонкие, острые, слишком тонкие, чтобы этот зверь мог сражаться, как те драконы, которых я уже видел, крылья изломаны, хрупкие, как у воздушного змея. Даже голова от удара треснула и почти рассыпалась, удерживаемая только кожей.
Мы кое-как протиснулись наружу, кони ржали, вырывались из рук и не желали покидать храм.
Я окинул взглядом крылатого исполина. Впечатление такое, что потерпел катастрофу гигантский биплан братьев Райт или же огромных размеров воздушный змей, какие умеют запускать только в Китае: многоэтажный коробчатый, цветной, обтянутый яркой материей. Но так кажется только из-за исполинских крыльев, где между тонкими гибкими костями натянута пленка, а сам дракон достаточно огромный, распластался шагов на двадцать в длину и на два в ширину.
Из храма вылез, вытягивая за повод коня, Гунтер. Оба оскальзывались на вытекающей бесцветной крови, странно густой и тягучей, Гунтер ругался в отличие от коня, а тот только дико всхрапывал, таращил глаза, пена капала с удил. Лицо моего начальника стражи почернело от копоти, но в глазах страх быстро уступает место ликованию.
– Великолепно, ваша милость!.. Прикажете, разделать?
Он торопливо привязал коня к обгорелому, все еще дымящемуся дереву. Зигфрид с рычанием выдернул из ножен длинный нож, Ульман, влюбленный в Зигфрида, тоже вытащил нож и смотрит на рыцаря в ожидании сигнала. Зигфрид бросился к дракону, зачем-то полез на спину.
Я повесил молот на пояс, спросил осевшим голосом:
– А что, мясо… деликатес?
Гунтер отмахнулся:
– Одни жилы. Зато чешуя на вес золота. Та, что на спине. Можно неплохо продать и ту, что с боков, а вот кожа с головы особо ценится для королевских чехлов… Это же такая редкость, ваша милость!.. Такие драконы появились только в первый натиск Тьмы, а потом их истребили… Неужели где-то выжил?
Я уже восстановил дыхание, осмотрел небо.
– Если так, то еще хорошо.
– А что плохо?
– Если второй натиск, – ответил я. – Ну, настоящий натиск, а не просачивание одиночками или мелкими группами для террора и паники.
Двое лучников торопливо разложили костер, еще двое вытаскивают из храма упирающихся коней. Я вспомнил, почему у медведя от ушей и хвоста одни отметины: когда уговаривали попробовать мед – уши оборвали, а когда оттаскивали – оборвали хвост. Сейчас уже никто и не вспомнил, что старинного храма надо бояться: ни кони, ни люди.
Я заставил себя перевести дыхание и окинуть все орлиным, надеюсь, взором. Я сеньор, а это значит, вместе с правом первой брачной ночи на меня обрушилось намного больше обязанностей. И как на отца-командира, и как вообще на хозяина, ведь я не просто командую, я – владею. А это значит, что жизнь, здоровье и благополучие этих людей в моих руках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
