Меня сняли с дерева, разрезав веревки, отпаивали горячим, я лежал, собираясь с силами, прошептал Гунтеру:
– Погоди… Дай понять, живой я… или уже нет…
По телу трижды прошла горячая волна, я ощутил слабость, но исчезла боль, которую приходилось смирять усилием воли. Я полежал на спине, всматриваясь в угрюмые озабоченные лица, что нависли надо мной, как налитые семечками подсолнухи.
От глаз Гунтера побежали мелкие морщинки, он сказал с великим облегчением:
– Ваша милость… раны-то затянулись!
– Намекаешь, – ответил я, – что надо вставать?
Он всполошился:
– Нет-нет, соорудим носилки.
– Вы слишком слабый, – вставил Тюрингем заботливо. – Мы вас донесем.
– Слабый, – согласился я, – но не слишком.
Протянул руку, но никто не решился прикоснуться к ладони благородного лорда, подхватили под руки, придержали. Я поднялся, пошатнулся, но с каждым мгновением все больше приходил в себя. Гунтер все понял, поспешно развязал походный мешок, я увидел ветчину, покачал головой.
– Лучше меду…
Гунтер сказал виновато:
– Только мясо. И хлеб с сыром.
Ульман сказал услужливо:
– У Тюрингема есть мед, он сладкоед.
Все тело отчаянно чесалось, словно по мне носятся миллионы раздраженных муравьев. Я едва сдерживался, чтобы не начинать драть себя когтями, начиная от макушки и до кончиков пальцев ног. Руки дрожат от жадности, схватил истекающие медом соты и вгрызся, как умирающий с голода моряк Колумба. Желудок кричал от холода, ничего не дается даром, при всем чудодействе паладинного исцеления оно идет за счет ускоренного метаболизма, а это означает потерю веса и сильнейший голод.
Проглотив к благоговейному изумлению лучников два огромных пласта меда, я ощутил прилив сил, сравнительно бодро прошел на тот конец, где лучники растирали руки и ноги спасенной леди.
– Приветствую, – сказал я, добавил в ответ на ее недоумевающий взгляд: – Мне почудилось, что я не успел поздороваться. Как и в прошлый раз.
Ее щеки покраснели, в глазах блеснул гнев от неосторожного напоминания, что впервые встретил ее в казематах своего замка. В то же время я видел на ее лице неподдельное изумление: только что я был истерзан пытками, в то время как ее всего лишь держали связанной, однако это ее руки чудовищно распухли и посинели, а я лишь похудел и чуть осунулся. Надеюсь, выгляжу красиво и загадочно.
– Благодарю, – произнесла она суховато, – вы так благородно бросились… наверное, посмотреть? Это было, признайтесь, глупо.
– Благородство умным не бывает, – произнес Гунтер значительно.
Она поморщилась, кивнула.
– Да, конечно. Тем больше я его ценю, что это безотчетное. Как у моей собаки.
Я поклонился, чувствуя смутное раздражение.
– Сожалею, что вы потеряли своих сопровождающих. Если хотите, я выделю двух-трех человек, чтобы вас проводили к вашим… э-э… к вашим.
Она покачала головой:
– Достаточно, если вернут мою лошадь. Об остальных конях, на которых ехали мои люди, даже не спрашиваю.
Гунтер сказал веско:
– Правильно делаете. Кто их теперь разберет, какие ваши, а какие людей Волка? Теперь они все наши. Но если мой лорд восхочет, отыщу для вас какую-нибудь лошаденку в заводные.
Она вспыхнула:
– Спасибо, не нужно. Я люблю передвигаться быстро.
С помощью Тюрингема поднялась в седло, хотя намеревалась явно вспорхнуть, увы, такими распухшими руками едва-едва разобрала поводья. Лошадь послушно повернула в сторону едва заметной тропки. Мы некоторое время смотрели вслед, а когда умолк стук копыт, я поинтересовался:
– Гунтер, я обязан тебе жизнью. Но как ты сумел наткнуться?
Он серьезно смотрел мне в глаза.
– Ваша милость, здесь что-то нечисто. Мы разделали дракона и только-только начали жарить печень, как вдруг на дороге появляется заяц, да такой огромадный, каких свет не видывал! Не меньше, чем с откормленного барана, сразу видим, молодой, толстый, мясо нежное, сочное… да что там сочное – он же почти насквозь просвечивал, такое нежное мясо! Это же не просто заяц, а принц зайцев! Может быть, даже король. Вон сэр Зигфрид считает его императором.
– Это я сказал, – возразил Тюрингем.
– Да? Ладно, пусть ты. Ну, бросились к нему, а он скачет по дороге, в чащу и не думает прятаться!.. Потом я опомнился, остановил ребят, попробовали достать стрелами, но он сразу же прыгает в кусты. Да только стрела пролетит, как снова из кустов на дорогу. Наконец я сообразил, что заяц то ли зовет, то ли заманивает. Сели на коней, поехали за ним, но с осторожностью: по одному, цепочкой. А когда передний из-за кустов услышал конское ржанье, мы спешились и ползком-ползком… Словом, вроде бы успели, хотя лучше бы раньше.
– Мне тоже хотелось бы, – признался я. Плечи передернулись. – Знаешь, даже паладину хреново, когда раскаленным прутом тычут в ребра. А когда начал выжигать крест… Сволочь, у меня ни к одному здесь не было злобы или ненависти, но этого гада…
Пальцы сжались, я мстительно представил, как сам вот так же… нет, просто брошу в выгребную яму, чтобы по горло, и там оставлю, посмотрю, сколько простоит… на цыпочках.
Гунтер смотрел понимающе, я с шумом выдохнул, спросил уже спокойнее:
– Кто послал этого зайца?
– Или кто им был? – спросил Гунтер в задумчивости. – Ума не приложу. Кто-то помог, но не признается.
Я невольно посмотрел на зеленую стену, окружающую поляну. Да нет, к нам не подкрадутся, Гунтер – опытный воин, везде расставит стражу.
– Ладно, – сказал я, – может быть, это раскроется. Во всяком случае, лучше неожиданный союзник, чем ожидаемый враг.
– Мудро глаголите, ваша милость, – сказал Тюрингем преданно, хотя я сам не понял, что сказал, главное – прозвучало внушительно и глубокомысленно, как речь депутата в Думе.
А Гунтер заметил скептически:
– Если союзник.
– А что еще? – спросил я.
– Кому-то, может быть, невыгодно, чтобы вас убили… сейчас. Тут ведь местные лорды все время враждуют, дерутся, стараются ослабить один другого. Равновесие шаткое, да и то вы качнули, сместив сэра Галантлара. Кто знает, что остальные лорды замышляют теперь, когда все так изменилось.
Мне подвели коня, я поставил ногу в стремя.
– Возвращаемся, – сказал я. – Говоришь, начали жарить печень? Поспешим, пока не подгорело.
– Там Зигфрид, – сообщил Гунтер. – С ним двое копейщиков.
Глава 2
Зигфрида с копейщиками мы встретили, едва выехали из леса. Он бросился с объятиями, мял, проклинал себя, что отпустил сеньора одного, потом терзался, что не поехал с Гунтером, когда тот погнал этого странного зайца, надо было догадаться, что не простой заяц…
Через полчаса обратной дороги заметили дымок своего оставленного костра, а когда поднялись на пригорок, как на ладони и костер, пахнуло ароматом жарящегося мяса, по ту сторону костра к небу торчат белые очень тонкие ребра дракона, красные крылья бережно распластаны по земле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});