Макао!
Она читала про португальскую колонию Макао, находившуюся на западном берегу реки Сицзян, в самом ее устье.
Она вспомнила, что колония расположена в сорока милях от Гонконга и что это старейший европейский форпост на побережье Китая с португальским городком и римской католической епархией.
Это было одно из мест, где Азалии хотелось побывать, живя в Гонконге, потому что в книге по истории Китая описывалось множество красивых зданий, построенных в Макао.
Но до сих пор ей казалось, что у нее не будет такой возможности, так как у дяди там едва ли найдутся какие-либо официальные дела, а тетку такие вещи совершенно не интересовали.
Впрочем, зачем они все-таки туда плывут?
Она отчаянно пыталась вспомнить что-либо еще из прочитанного. Кажется, в Макао процветает игорный бизнес, но к ней он явно не имеет отношения.
«Что же там есть еще?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
Солнце поднималось все выше. Становилось жарко.
Тетка яростно обмахивала себя веером, и Азалия пожалела, что свой оставила в Гонконге.
И все-таки ее не утомляла жара; вот только щека болела от удара да боль в спине становилась все сильнее с каждым часом.
Затем вода приобрела желтоватый оттенок — они уже плыли по сильно заиленной реке Сицзян, чьи бурые воды отличались от чистого и глубокого моря, омывающего Гонконг.
Баркас слегка покачивало на волнах, почти незаметно, однако леди Осмунд извлекла из сумочки бутылку с ароматической солью, и Азалия поняла, что у тетки начинается морская болезнь.
Впереди виднелся небольшой порт, а за ним появились башенки церквей. Перед красивыми барочными домами португальцев росли цветущие деревья.
Баркас причалил к пристани, и леди Осмунд сошла на берег, не удостоив Азалию взглядом.
Девушка поплелась за теткой. «Как собака», — промелькнуло у нее в голове.
Их ожидала закрытая карета. Едва они уселись, как лошади тронули с места, и Азалия спросила с отчаянной ноткой в голосе:
— Тетя Эмилия, вы должны мне сказать, зачем мы сюда приехали! Я хочу знать!
Леди Осмунд молчала, но Азалия, внезапно испугавшись, не унималась:
— Если вы мне не скажете, я выпрыгну из кареты и убегу.
— И не думай, — произнесла наконец леди Осмунд, нарушив четырехчасовое молчание.
— Тогда скажите, куда мы едем? — настаивала Азалия.
— Мы едем в такое место, где тебя научат вести себя подобающим образом, поскольку мне этого сделать не удалось, — презрительно произнесла леди Осмунд.
— Но что это за место?
— Мы с дядей решили, что так будет лучше для тебя и для нас, — ответила генеральша. — Мы пытались исполнить свой долг, Азалия, но ты отплатила нам черной неблагодарностью. И теперь мы вынуждены предпринять решительные шаги, чтобы вчерашний случай не повторился.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — упрямо возразила Азалия. — Где я буду жить и почему вы выбрали именно Макао?
Генеральша снова замолчала. Тем временем карета, взбиравшаяся на холм, остановилась.
Азалия, смотревшая на тетку в ожидании ответа, повернулась и выглянула в оконце.
Она увидела высокую стену, громадные ворота с обитой железом дверью, а в двери решетку.
Поначалу ей показалось, что это церковь. Пока она вглядывалась, пытаясь хоть что-то понять, леди Осмунд сказала:
— Это, Азалия, монастырь Кающихся Сестер Девы Марии.
— Монастырь? — воскликнула Азалия.
Она онемела от неожиданности.
Леди Осмунд молча вылезла из кареты.
Их явно ждали: не успел прозвенеть колокольчик, как дверь открыла монахиня.
— Мне нужно поговорить с матерью настоятельницей, — сказала леди Осмунд.
— Она ожидает вас, — ответила монахиня на ломаном английском.
Азалия подумала, не убежать ли ей, но не успела ни на что решиться, как уже за ними закрылась тяжелая дверь и они направились по длинному, мощенному камнем коридору вслед за монахиней.
Монахиня была весьма преклонных лет и, судя по внешности и голосу, португалка.
Они шли достаточно долго, шаги их гулко раздавались под безмолвными сводами.
Миновали дворик, полный зеленой растительности, затем снова шли по коридорам, на этот раз беленым.
Наконец монахиня остановилась перед высокой дверью и постучала.
Ей ответили по-португальски, и дверь открылась.
В квадратной комнате, где стояло лишь несколько стульев с высокими спинками, простой дубовый стол, а на стене висело огромное распятие, сидела немолодая монахиня, одетая в белое, с четками на поясе.
— Вы мать настоятельница? — по-английски спросила генеральша.
— Да, леди Осмунд, — ответила монахиня на том же языке. — Не желает ли ваша светлость присесть?
Леди Осмунд села у стола.
Монахиня махнула рукой Азалии, и та присела тоже.
— Вы получили письмо от генерала Осмунда? — спросила тетка.
— Оно прибыло после полуночи, — ответила настоятельница. — Дежурившая в то время сестра поняла его срочность и принесла прямо ко мне.
— Оно и впрямь было срочное, — подтвердила леди Осмунд. — Надеюсь, сэр Фредерик ясно написал, что нам нужно?
— Как я поняла из его письма, — сказала настоятельница, — вы желаете, чтобы ваша племянница после соответствующей подготовки приняла обет.
— Да, таково наше желание, — твердо заявила генеральша.
— Нет! — закричала Азалия. — Если вы уготовили мне это, то я не согласна! Тетя Эмилия, я не хочу становиться монахиней!
Пугающим было то, что ни настоятельница, ни леди Осмунд не обратили внимания на ее крики. Они даже не удостоили ее взглядом.
— Как, вероятно, объяснил сэр Фредерик, — продолжала леди Осмунд, — другого выхода у нас нет. Я уверена, что он написал о недостойном поведении племянницы. И в самом деле, она просто отбилась от рук и ничего не желает слушать.
— Сэр Фредерик написал обо всем достаточно подробно, — ответила настоятельница.
— Я чувствую, что могу оставить ее на ваше попечение, — сказала генеральша. — Как я слышала, вы славитесь своим умением направлять заблудшие молодые души на путь истинный.
— На нашем счету много успешных примеров, — согласилась настоятельница.
— Хочу сказать вам, что мы с супругом весьма признательны за согласие взять эту девицу под свое крыло. И надеемся, что вам удастся сделать из нее порядочную особу, чего, к сожалению, не смогли добиться мы.
— В свою очередь благодарю вас, — ответила настоятельница, — за прилагаемое сэром Фредериком приданое. Оно пойдет на благо ордену.
— Как вы понимаете, — сказала леди Осмунд, — мы не желаем больше слышать об этой девице. И я полагаю, что нет необходимости сохранять ее собственное имя и записывать его в ваш регистр.
