При его отце дважды бывали случаи, когда люди выходили из лабиринта спятившими. Оба раза разгорался огромный скандал, но его отец вовремя сворачивал аттракцион и уезжал из города.
А иногда люди не выходили вообще.
Балаганщик успокаивал себя мыслью, что нельзя же всех запомнить и заметить на выходе. Только такими вот ночами, когда деревья гнутся под порывами ветра и луна выглядывает в рваные окна среди свинцовых туч, эти мысли вовсе не выглядят убедительно.
Кроме того, случаи с одиночками.
Их не удовлетворяла экскурсия в толпе, они хотели испытать лабиринт один на один, в то время, когда аттракцион формально закрыт. И они хорошо платили за это. Балаганщик не возражал. Таких случаев в его практике было пять. Двое вышли вполне нормальными, и лишь его натренированный глаз выявил отпечаток безумия, который со временем приведет к нервным срывам и еще черт знает к чему.
Один вышел, держась за стену, хохоча и пуская слюни. Глаза его были пусты, волосы — седы. Балаганщик, по примеру своего отца, той же ночью свернул балаган и покинул город.
Двое сгинули.
И если первый в идеале смог бы, заблудившись, перемахнуть через пару-тройку гладких, в два с половиной метра стен и выскользнуть в ночь, приподняв материю шатра, то второму помешал бы новый потолок.
Так что бояться было чего.
Парнишка появился на дороге, ведущей к трейлеру. Балаганщик, ничуть не удивившись, поднялся ему навстречу. Ветер задирал влево джинсовую куртку парня, но не мог погасить возбуждение, сияющее в его широко открытых глазах. Шестнадцать-семнадцать лет — еще тот возраст, когда книжные приключения проецируются на пока не познанную жизнь и вера, что где-то еще затаилось волшебство, цепляется за глубины подсознания.
И иногда это имеет смысл.
Балаганщик достаточно много повидал, чтобы знать, что так оно и есть.
Он щелчком бросил окурок в темноту. Парень остановился перед ним, неуверенно улыбаясь, но глаза его горели ожиданием и предвкушением чуда, и этот огонь был куда ярче, чем днем, когда балаганщик видел его выходящим из-под матерчатого полога шатра. Тогда огонь заслонялся разочарованием. Что-то открылось парню в лабиринте, что-то слегка выглянуло из сияющих теней зеркал и спряталось, не желая показываться слишком многим. Но парень хотел увидеть это и надеялся, что сможет, если будет один. Все это балаганщик прочел в его глазах еще днем и понял, что парень вернется.
— Я хочу пройти лабиринт, — произнес парень.
Двое исчезли.
Один сошел с ума.
Что он ответит завтра подруге юноши, когда та пожелает узнать, что случилось с ее парнем?
Но деньги есть деньги, так учил его отец.
Балаганщик назвал сумму. Лицо парня несколько вытянулось, но желание чуда затопило уже весь мозг, и парнишка кивнул. Балаганщик повел его за собой к колышущейся материи шатра через металлические ворота в ограде, и в голове его, как загнанные зайцы, метались мысли: ему всего семнадцать! Или даже шестнадцать! На что ты его отправляешь?! Он сам захотел. Но он не знает. Расскажи ему. Это вряд ли его остановит. К тому же, деньги — есть деньги.
И все же, отдергивая матерчатый полог шатра и зажигая свет в лабиринте, балаганщик взглянул в глаза парня и проговорил:
— Надеюсь, ты знаешь, на что идешь.
Парнишка кивнул.
Нет, ты не знаешь.
Парень вошел под полог и растворился среди зеркал. Полог остался откинутым, и на траву перед входом падал прямоугольник желтого света. Балаганщик побрел обратно, и видит бог, он надеялся, что парнишка выйдет в своем уме.
Он вспомнил, как сегодня в обеденный перерыв, оставив у балагана наемного билетера, он пил кофе в небольшой кафешке в том же парке, и вокруг веселились люди, гудели карусели, и лабиринт тихо прятался где-то слева, а этот самый парень со своей молоденькой подружкой вкушал пирожное за соседним столиком. Уже тогда он возбужденно поглядывал в сторону лабиринта, а подружка в страхе отговаривала его, рассказывая, что зеркала несут энергию всех, кто в них смотрелся, и могут перебросить эту энергию на других, что зеркала — это окна в антимир, но не в научном понимании этого термина, и что если поставить одно зеркало напротив другого и из-за этого, первого, заглянуть в образовавшийся зеркальный коридор, то душа может заблудиться там, а что-то другое может войти в тебя, ведь вторая половина этого бесконечного коридора через зеркало в твоих руках проходит сквозь твое тело… «Я знаю, — со смехом отвечал парень, — я пробовал. Я смотрел поверх зеркала, и коридор плавной дугой уходил вниз, но я понял, что он бесконечен. И если просверлить дырочку в центре зеркала и посмотреть сквозь нее, то можно увидеть саму бесконечность и сойти с ума, потому что человеку непозволительно видеть бесконечность. Я не видел бесконечности, но в тот момент был близок к помешательству, будто бы чувствовал дыхание безумия на своем лице…» Парень улыбнулся шире и вновь оглянулся на спрятавшийся за пожелтевшими тополями шатер.
«Ты чуть не заблудился там» — прошептала в ужасе девушка.
А он рассмеялся: «Господи! «Заблудился»! «Антимир»! Как можно верить во всю эту чушь?!»
Но он верил и сам. И хотел это увидеть. И именно за этим он пришел сюда сейчас.
И уже полтора часа не выходит.
Балаганщик понял, что никогда больше его не увидит, но поднялся и пошел к лабиринту, чей вход желтел в темноте. Он вспомнил карие глаза девушки, и казалось, они обвиняют его: ты убил моего парня. Ошибаешься, девочка, в этом есть и твоя вина. Он говорил тебе: «Не ходи со мной, раз боишься». Но ты пошла. И я видел, как ты вышла из балагана, в ужасе вцепившись в его локоть, испортив ему все волшебство, не дав до конца испытать то, что он хотел. Таким образом, можно сказать, что именно из-за тебя он пришел сюда вновь.
Балаганщик несколько раз обошел шатер, призывая парня откликнуться. Отозвался лишь ветер.
— Ну что ж, — балаганщик не заметил, как заговорил вслух, — значит, он все же увидел это. То, чего не видел ни один из ныне живущих, даже те двое, которые вышли… Именно поэтому они и вышли. Он счастливее нас с тобой, девочка, мы никогда не испытаем того, что почувствовал он, не познаем неведомое. Его мечта исполнилась, он получил свое чудо. И скорее всего, он был счастлив.
Но что же все-таки он видел?! Что видел он, шагая один в холодном сиянии зеркального коридора, слишком великого, чтобы обратить на человека внимание, обладающего тайной, которую, сами того не зная, вложили в него создатели-люди. Он не испытывал страха в беспощадном свете бескрайнего пространства. Он пожирал глазами бесконечность, а бесконечность пожирала его. Каждый шаг его вышибал зеркальные искры, а потом он, наверное, увидел отражения людей, которых сейчас там не было. Он видел отражения всех, кто проходил лабиринт, и всех, кто когда-либо смотрелся в эти зеркала, включая рабочих на заводе, но он не испытывал страха — это было частью тайны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
