истребления танков, но и много танков, чтобы стрельбой с места выбивать танки противника. Артиллерия пристреляла необходимые рубежи и районы. Шла сложная перегруппировка войск. Сосредоточивались огромные силы. На двух фронтах — Центральном и Воронежском — только общевойсковых армий было шесть, две танковые армии, воздушная армия, стрелковых корпусов — 22, стрелковых дивизий — 76, отдельных стрелковых бригад — 4, отдельных танковых корпусов — 4, отдельных танковых бригад — 9, дивизия гвардейских минометов «катюш» — 1 и много специальных войск.
60-я армия Черняховского обороняла центр вершины Курского выступа. Ширина армейской полосы по переднему краю достигала 100 километров, а глубина до тыловой границы — 90—100 километров.
Войсками при помощи местного населения были оборудованы три оборонительные полосы: главная, вторая и армейская (тыловая).
Боевой состав армии оставался таким же, что и в зимних боях, видоизменилась лишь организационная структура. В армию влилось два корпусных управления, которые объединили ранее разрозненные стрелковые дивизии и отдельные бригады.
24-й стрелковый корпус под командованием генерал- майора Николая Ивановича Кирюхина занимал 48-километровую полосу на правом фланге армии. На главной полосе обороны располагались 112-я стрелковая дивизия, 129-я и 248-я отдельные стрелковые бригады, на второй — 42-я стрелковая бригада.
30-й стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор Григорий Семенович Лазько, занимал оборону левого участка армейской полосы протяженностью 52 километра. В первом эшелоне у него находились 322-я и 141-я стрелковые дивизии, во втором -121-я стрелковая дивизия, которая одновременно составляла и армейский резерв.
Кроме стрелковой дивизии, в резерв командарма входили еще 150-я танковая и 14-я истребительная противотанковая артиллерийская бригады. Штаб армии размещался в городе Льгов.
Правее 60-й армии занимала оборону 65-я армия под командованием генерал-лейтенанта П.И. Батова, левее — 38-я армия Воронежского фронта генерала Н.Е. Чибисова.
Свою оборонительную полосу Черняховский исколесил вдоль и поперек. Не было, пожалуй, ни одного села, ни одной деревни, где бы не побывал командарм, ни одного батальонного района обороны, где бы он не полазил вместе с комбатом по окопам, не поговорил по душам с солдатами.
Все ждали начала наступления противника… А он не наступал. Командование терялось в догадках: что же происходит? Может быть, ошиблись? Может быть, создали здесь такую плотность войск, боевой техники, а противник ударит где-нибудь на другом участке фронта? Может быть, на Москву?
Еще и еще раз проверяли информацию через разведку, и она подтверждала: нет никаких ошибок, здесь у противника сосредоточены главные ударные группировки для решительного наступления, и перечисляла в подтверждение этого номера соединений и направления их предстоящих действий. Разведка доказывала — ошибки не может быть. А гитлеровская армия все не наступала.
Сталин послал на передовую для координации действий Воронежского и Южного фронтов Василевского, а Жукову было поручено координировать действия трех фронтов: Центрального, Брянского и Западного.
Наконец разведка доложила, что противник перейдет в наступление 10–12 мая на Орловско-Курском и Белгородско-Обоянском направлениях. Немедленно Ставка проинформировала войска, и все напряглись в готовности. Но и в эти дни противник в наступление не перешел.
И опять томительное ожидание. И вновь поступает информация: противник перейдет к активным действиям не позднее 26 мая. Однако и на сей раз боевые действия не были начаты. Командующие фронтами и Сталин окончательно занервничали. Ватутин предложил Верховному Главнокомандующему изменить решение и самим нанести упреждающий удар. Но Сталин колебался. Он поговорил с Василевским о том, чтобы Генеральный штаб разработал план для перехода к решительным действиям немедленно. Но при этом сказал Василевскому: «Я по этому поводу дам дополнительные указания».
И вот 2 июля разведчики доложили, что наступление гитлеровцы начнут не позднее 6-го. Нужно сказать, что наша разведка и в предыдущих случаях не ошибалась. Она точно устанавливала намечаемые даты начала наступления, исходя из тех сроков, которые намечали сами немцы. Но сами же немцы откладывали и меняли эти даты, поэтому и получалась такая вроде бы неточность в докладах разведчиков.
4 июля в 16 часов противник предпринял боевую разведку небольшими силами — всего четырьмя батальонами, с двадцатью танками. Конечно же он в оборону не вклинился, но наши захватили пленных из состава этой боевой разведки, и те показали, что на следующий день будет начато общее наступление. К тому же «языки» были взяты и разведчиками, они тоже подтвердили эти сведения.
И теперь, основываясь вроде бы на неопровержимых данных о предстоящем наступлении, наши командующие фронтами решились на проведение (заранее запланированной) артиллерийско-авиационной контрподготовки. Нетрудно представить, что произошло, когда ураганный огонь артиллерии и бомбы с самолетов посыпались на сосредоточившиеся войска противника. Во-первых, немецкие части понесли большие потери от огня! Во-вторых, в моральном отношении это противника обескуражило!
Вот что пишет Жуков о своих ощущениях в эти минуты:
«Мы слушали и ощущали ураганный огонь, и невольно в нашем воображении возникла страшная картина на исходном плацдарме противника, внезапно попавшего под ураганный удар контрподготовки. Застигнутые врасплох вражеские солдаты и офицеры наверняка уткнулись носом в землю, в первую попавшуюся яму, канаву, траншею, любую щель, лишь бы укрыться от ужасающей силы разрывов бомб, снарядов и мин..»
И все же гитлеровцы в 4.30 начали свою артиллерийскую подготовку, а в 5.30 перешли в наступление по всему фронту. То, что им потребовалось всего немногим более двух часов для того, чтобы оправиться от такой мощной контрподготовки и они оказались способны начать наступление, говорит об их организованности, дисциплине и высоком боевом духе, подогретом обращением фюрера, текст которого я привел выше. А позднее выяснилось из показаний пленных и осмотра немецких позиций, которые были заняты в результате нашего наступления, что контрподготовка, несмотря на ее мощь, не достигла желаемых результатов. Ее начали рановато. Подразделения противника еще находились в окопах, в блиндажах, а танки и бронетранспортеры — в капонирах. И поэтому немецкие части не понесли тех больших потерь, которые предполагалось нанести им в результате контрподготовки. Контрподготовку надо было начинать позже часа на полтора, когда живая сила уже вышла из траншей и находилась в открытом поле, а танки были выведены из укрытий и готовы двинуться в направлении наших позиций. Но все равно противник понес большие потери и, главное, морально был обескуражен мощной предупредительной артиллерийской грозой.
Но теперь обстановка резко изменилась — мощнейший огонь артиллерии и авиации обрушился на позиции советских войск. Около часа длилась эта артиллерийско-авиационная буря, после которой двинулись гитлеровская пехота и танки. Они шли, полные решимости опрокинуть наши войска. В боевых порядках пехоты были новые «тигры» и «фердинанды». Они поддерживали действия пехоты. Среди войск противника в период подготовки велась соответствующая моральная накачка, и немцы, как
