Наша душа как бы в зародыше обнаруживает гармонию отношения, которую при полном развитии невозможно обозреть. Все живые вещи имеют свое отношение к себе, и если наше впечатление охватывает их совершенное существование, то мы считаем его истинным. Это и есть его эпистемический сертификат. Реализация соответствия гармонии внутренних отношений самости с бесконечностью совершенного существования требует эпистемологии, выходящей за пределы методологии психологизма.
Реалии человеческого универсума. Людвиг Витгенштейн: определение «прафеномена» самости
Если прав великий Гёте, и индивид несет в себе бесконечность, то истина самости зависит от способности выразить эту реальность в жизненном пути. Индивид «ухватывает» какую-то часть бесконечности и принимает ее за полную истину жизни. В конце пути жизни он обнаруживает, что «истина» оборачивается либо ошибкой, либо пустотой.
Каким образом конечный индивид в своей жизни может выразить бесконечность? Философия исторически стремилась дать вразумительный ответ на этот фундаментальный вопрос.
Философские традиции трансцендентализма и материализма теоретически позиционируют человека как микроскопический элемент духовных или материальных универсалий. Человек обретает свою подлинную сущность, сливаясь с бесконечностью. Но это – внешняя по отношению к нему бесконечность, в которой он, обретая, теряет себя, свою специфическую индивидуальность. В отношениях с бесконечностью человек оказывается перед неопределенностью собственного самоопределения. В чем должна состоять истина самоопределения, если она может быть найдена в бесконечных отношениях с идеальным или материальным универсумом? Как представляется, самость индивида становится невозможной: самость относится к бесконечным метаморфозам либо идеальной сущности как души, либо совокупности материальных субстанций, из которых состоит человек и которые распадаются и каким-то образом соединяются в других живых индивидуальностях. Значит, бесконечность самости может быть выражена в какой-то иной реальности или она не может быть выражена вообще.
Самость – это очевидная реальность. Но чтобы зафиксировать ее определимость, нужно ответить на вопрос: из чего возникает самость, из чего она состоит? И это будет попыткой дать научное определение. Если наука отвечает на вопрос, что такое вода, то она не указывает пальцем на воду в озере или ручье, считая вопрос исчерпанным. Она открывает химический состав воды и объясняет, что вода состоит из соединения двух атомов водорода и одного атома кислорода.
После этого определяются возможности или невозможности реакций воды с другими химическими элементами. Вода рассматривается как растворитель, как компонент различных лечебных средств в медицине, как средство орошения полей в агрокультуре и т. д. Многообразные модусы субстанции воды – это ее подлинность.
Иными словами, de Re воды как подлинность, раскрывающаяся в ее многообразных взаимодействиях, обнаруживает себя в виде следствия ее «субстанции», соединяющей водород и кислород. Какова же «субстанция» самости (self)? Дьюи видел эту «субстанцию» в единстве транстемпоральных и многоуровневых внутренних связей в структуре самости, возникающих на основе памяти и действующих в соответствии с эгоцентрическим индексом. Эгоцентрический индекс – это субъективность истины, обращенная в мир и подчиняющая мир себе. Это подчинение – конечная цель, совпадающая с успехом. Самость воспринимается самим индивидом как некая очевидность собственной свободы. Я непосредственным образом испытываю реальность своей свободы. Свобода воспринимается как бесконечность в том случае, если она совпадает с пустотой, в которой отсутствует определенность направленности и качества образа жизни. Пустота в этом смысле есть все и ничто.
Это парадокс субстанции самости, который находит свое разрешение в становлении. Становление – это реальность небытия – бытия, т. е. процесс самореализации, самоосуществления. Стало быть, человек превращает себя в личность путем определенной самореализации, началом которой является самопонимание.
Проблема истинного самопонимания – это традиционная проблема философии. «Познай самого себя» – это известное требование греческого оракула. Философская мысль эпохи Возрождения и Реформации пыталась реализовать самопонимание не на основе готовых постулатов веры, а на основе аргументов рационального знания. Это казалось возможным через установление взаимосвязи субстанции универсума и субстанции самости. Если универсум – это механическая структура, то и самость в своем становлении должна подчиняться законам механического движения. Если субстанция универсума имеет в качестве атрибутов протяжение (пространство) и мышление, то и самость человека не может не быть двойственной. Попытки обнаружить пространственные составляющие сознания как выражения самости представляются обреченными на неудачу. Но тогда как определить субстанцию самости? Философская мысль логически приходит к выводу, что субстанцией самости является перцепция. Это «атом» самости, не имеющий, однако, пространственного протяжения. Но это – не НИЧТО. Подтверждением этого может служить математика, которая признает реальность бесконечно малых величин, которые играют ключевую роль в математических исчислениях.
Признание реальности перцепции как бесконечно малой реальности, которая может не фиксироваться самосознанием человека и вместе с тем формировать его самость, означает подчинение поведения человека загадочным материальным факторам. Но разве можно отрицать телесную природу человека и понятные, подчас очевидные материальные детерминанты его поведения?
Как телесное существо человек следует принципу самосохранения, подчиняясь воздействию материальных факторов и интересов. Перцепцию можно рассматривать как бесконечно малое материальное изменение в телесной природе человека. В своей интегральной совокупности перцепции детерминируют нацеленность человека на самосохранение.
Но в этом случае поведение человека определяется действием бессознательных факторов, тогда как самость предполагает реальность самопонимания и осмысленного поведения.
Исходным основанием осмысленного поведения является ПРИНЦИП. Истина самости должна основываться на универсальном принципе. Таким универсальным принципом является позитивное отношение к миру – любовь к миру и человеку, формирующая самость и определяющая основную интенцию жизни и деятельности, преодолевающая действие эгоцентрического индекса.
Как носитель универсального принципа человек оказывается «выше» сферы влияния эмпирической реальности: он судит ее и влияет на нее своим специфическим образом. И как действующий субъект сам человек становится субстанцией. Это то, что делает человека человеком. Но как же это возможно, что универсальный принцип, не имеющий своего эмпирически данного эквивалента, может влиять на поведение человека, а вместе с тем и на эмпирические реалии жизни? И если не перцепция как материальный фактор и не принцип как идеальный фактор, то что же составляет подлинную субстанцию самости?
В качестве такой субстанции в философском анализе возникает Слово как третья реальность, слияние материального и идеального. Слово воспринимается как прафеномен человеческого универсума. Слово как прафеномен – это специфическая реальность. Ее особенность состоит в возможности выразить в конечной форме бесконечность. Иными словами, слово может быть носителем бесконечных реалий универсума, т. е. превращаться в безусловную объективность. Стало быть, самость, если она владеет метафизикой слова, может выходить за узкие пределы эгоцентрического индекса и отождествлять истинную реальность (de Re) с объективностью бесконечности. В этом смысле человек и становится подобием Бога.
Таким образом, слово образует специфический человеческий универсум. Как таковой он становится предметом философского анализа, посредством которого постигается и сущность самости.
С этой точки зрения реальность слова нужно расшифровать. Эту реальность и попытался расшифровать Людвиг Витгенштейн (1889–1951). Он рассматривал слово через посредство реальности его смысла. Смысл слова это та мысль, которая соединена с материальным ее воплощением. И здесь обнаруживалась парадоксальная ситуация: сущность мысли не совпадает с ее материальным воплощением в предложении. На самом деле, определенная мысль, выраженная в предложении на английском языке, может быть адекватно выражена и на других языках – на французском, русском и т. д.
