его втягивать в расширенное потребление, как в США и Западной Европе. Мы просто не сможем его обеспечить. Утверждение, что общество потребления — единственная модель, к которой нужно и возможно стремиться — это обман, который должен быть развеян. Более того — расширенное потребление уже не может обеспечивать и Запад.
Нужно вовлекать людей в деятельность и самодеятельность, а также в новые способы проживания жизни. Нам нужно освоение и современной конкурентоспособной деятельности, и наших ресурсов, огромных просторов и краёв. Обеспечение потребностей должно быть производным от этих процессов, а не их целью. При этом речь идёт о планировании на сто лет вперёд и более, и не о том, чтобы у внуков было «лучшее» будущее, а о том, чтобы оно у них в принципе было. Ни в каком изобилии мир не утонет. Жизнь имеет смысл как преодоление трудностей, самые простые вещи надо заработать и даже выстрадать. Западный социум пошёл на поводу у иллюзии, что всё можно будет получить легко и даром. Рождаемые этой установкой человеческие проявления отвратительны. Там, где эстетика нового мира не будет выработана, мир превратится в свалку, горящую и дымящуюся помойку, геенну огненную — как её называли жители библейского Иерусалима.
Для создания новой эстетики придется многое изменить в наших взглядах на устройство мира. В том числе — вписать эстетику, наряду с моралью и знанием, в единую онтологическую конструкцию. Эрнст Юнгер обозначил её как гештальт. Он писал: «Видение гештальтов есть революционный акт постольку, поскольку оно узнает бытие в совокупной и единой полноте его жизни. Этот процесс отличается тем преимуществом, что он проходит по ту сторону как моральных и эстетических, так и научных оценок» (выделено нами. — Авт.)[37]. Ключом к пониманию нового мира, рождавшегося на его глазах, Юнгер считал гештальт рабочего. То есть целостное переживание мира как объекта труда, как чего-то, подлежащего радикальному переустройству.
Чтобы практически применить такой взгляд, нам придётся пересмотреть понятие собственности в пользу её объективной трактовки вместо субъективной — то есть сделать акцент на принадлежности. Например, есть автомобиль и есть ключ от него. Что чему принадлежит? Ответ очевиден — ключ принадлежит автомобилю. В праве это называется принадлежностью главной вещи. А если есть завод и его хозяин? Хозяин должен делать всё, чтобы завод работал как можно лучше. Хозяин принадлежит заводу и является его частью — только так он может стать Рабочим.
Контроль над капиталом, постановка его на службу воспроизводству человека — это не контроль над капиталистом. Капиталист должен быть лишён политической сверхвласти, должна быть преодолена элитократия. Но это только необходимое условие. Достаточное условие — в контроле государства над объективной формой капитала, то есть над городом, в превосходстве имперской народной политики над городской политикой. Потому городские политические формы заведомо не должны господствовать в политической сфере.
Сделать это можно только в достаточно крупном масштабе реализации — цивилизационном. Поэтому наша страна претендует не на то, чтобы быть частью, фрагментом европейской цивилизации, а на то, чтобы воспроизвести и развивать цивилизационное целое на своей планетарно соразмерной территории.
Нам нужен реальный социализм, то есть реальный достаточный доступ к социокультурным ресурсам для каждого гражданина. Мы должны воспроизвести реальный социализм в системном альянсе с конкурентоспособной суверенной экономикой, понимая, что социализм — это система поддержания и развития ценностно приоритетных и абсолютно необходимых для воспроизводства человека институтов общества, чей эффект для страны и народа в целом системный, а не коммерческий:
• культуры;
• непотребительских моделей образа жизни;
• свободной активности уже, ещё или временно неработающих людей;
• способности личности к деятельному самоопределению;
• здоровья как того, что не приносит дохода технологиям лечения болезней;
• образования как того, что не приносит дохода работодателям, эксплуатирующим профессиональную подготовку;
• увеличивающейся продолжительности нетрудовой жизни;
• счастливого детства;
• семьи полной, объединяющей все живые поколения и хранящей память о минувших
и, наверное, многого другого.
В конечном итоге сфера воспроизводства человека и должна пониматься как народ, то есть рождающая общность, в которую входит каждый.
Россия как центр цивилизационного развития
Есть страны с проектной культурой, проектным движением в истории. А есть те, кто плывёт по течению истории. Первые получают преимущество определять будущее для вторых, поскольку вторые его не имеют. Собственно европейская культура, учреждённая в философии идеализмом Платона, а в социальной практике христианством, изначально носит проективный, прожективный характер. Именно идеальное позволяет делать будущее предметом социальной и исторической практики. Так что непроектные в культурном отношении страны либо не принадлежат к кругу европейской культуры, либо забыли о своей принадлежности.
Мы всегда — с крещения Руси до распада СССР — были проектной европейской страной. Приглашение Рюрика в правители, Крещение Руси, деятельность Ивана Грозного, модернизация Петра — Екатерины Великой, реформы Александра II Освободителя, Столыпина, ленинско-сталинский Проект России/СССР — всё это проектные акты, основа нашей культуры.
Россия в 1917 году заимствовала не прототипы (то есть образцы, уже реализованные проекты), как, например, Япония в 1868–1898 годах, а европейский социалистический проект и европейский коммунистический прожект. Русский проект стал проектированием без прототипов. Для сравнения: о переходе к проектированию страны без прототипов Япония объявила только сейчас, в XXI веке. Посмотрим, что у неё получится.
Ленин предоставил этносам право на самоопределение, чтобы освободить площадку для проекта. Тем самым он отказался строить Россию как национальное государство. Россия определялась как такое общее цивилизационное пространство, в котором хватит места для самоопределившихся народов, поставивших свои исторические цели. Он отказался от заимствования образцов и сразу взял ещё не реализованные Западной Европой европейские идеи. В результате мы оказались в будущем, которого нет у других, — выиграли войны и восстановили хозяйство, на фоне объективных военных потерь установили достойный уровень жизни для всех и каждого. Западная Европа также вынуждена была строить элементы социализма, социальную защиту для своих граждан, но уже в рамках конкуренции с советской системой.
Единственный стратегический способ выжить в глобальной конкуренции — то есть в мировой войне — проектировать, и проектировать без прототипа. Любое заимствование реализованного образца в социальной организации — клонирование — приводит к более слабому, а чаще нежизнеспособному по сравнению с оригиналом результату. Если же заимствование удалось, построенный по образцу социальный организм будет, скорее всего, подчинён организму-оригиналу. Именно так устроена политика «обучения» как канал реализации власти и управления.
Проект должен сверяться не с прототипом, а с собственной исторической ситуацией, с тем, что имеем только мы, и прежде всего мы. В соответствии с логикой управления развитием нужно воспроизвести социализм, который уже был однажды нами реально построен, в самой его жизнеспособной и конкурентоспособной форме, а коммунизм — если
