— Аня, а что такое счастливый человек?
Мой вопрос застает готическую девушку врасплох.
А мы пока определимся с понятиями, так легче будет поговорить. Что толку сотрясать словами воздух, если у тебя и собеседника разные представления о предмете? Подведем все к общему знаменателю, а там и посмотрим…
— Ну как же… он счастливый!
— Счастье счастью рознь, — мягко замечаю я и бросаю незаметный взгляд на часы. Скоро должен прийти ко мне Марк — мы занимаемся дополнительно в моем классе два раза в неделю, но я больше разговариваю с мальчиком, чем занимаюсь русским языком.
— Счастливый человек — это…это…ну, у кого много чего есть, что он хочет. У кого все получается. Кто занимается тем, чем нравится. У кого много денег.
— То есть деньги — непременное условие для счастья?
— Нет…и да! Без денег же никак, — пожимает плечами девочка, и я киваю:
— Продолжай.
— Счастье, — подхватывает Аня, — это когда исполняются самые заветные твои желания. Тебя любят и понимают. Когда живы все, кто тебе дороги…
— Ну вот, посмотри, — ласково гляжу на Анечку. За окном сегодня ярко-ярко светит солнце, и небо такого пронзительного, до боли, холодного и чистого оттенка голубого, какой бывает только осенью. Класс освещен лучами солнца, и портреты писателей, которые висят напротив окон, играют под этим светом. У Достоевского не очень уж задумчивый вид, молоденький Лермонтов не так сосредоточен и печален, а Чехов со своим незаменимым пенсне вот-вот улыбнется…
— Ты много говорила о счастье. И чтобы деньги были, и желания исполнялись, и близкие любили. Это что значит? Значит, счастье многогранно и включает в себя множество смыслов. И однозначно ответить на этот вопрос нельзя. И счастье у каждого всегда будет свое…
— Вероника Васильевна, — робко говорит Аня, — это только подтверждает, что я вам сказала раньше. Я несчастна, ведь у меня всего этого нет…
Дудки. Так не играю. Не сильна в казуистике, каюсь. И убеждать детей в философских вопросах не умею, да и считаю бессмысленным — у каждого своя правда, которую жизнь подредактирует как ей нужно. Но сказать какие-то слова, опровергающие суждение Анечки о собственной несчастности (которая у нее исключительно в голове) нужно быстрее. Подростки — они такие. И по венам чиркнут, и в реку бросятся. В самом безобидном случае уйдут в самостоятельный поиск истины. Лучше их туда не посылать — неизвестно, чем дело закончится. Возьмемся по-другому.
— Аня, а вот сейчас, в эту минуту…ты счастлива или нет?
Девочка задумывается.
— Скорее, нет. Во-первых, я некрасивая… — многозначительно поднимаю брови. А что делать? Подросток, и главное — девочка. В этом мире красота и некрасота играют большую роль — больше, чем во взрослой среде, где симпатичность и ухоженность легко покупаются, да и не стоят на первых местах. Я молчу — и жду следующих до боли знакомых атрибутов девичьего счастья.
— У меня нет парня, — ну вот, дождалась. Сказано застенчиво и грустно.
— Я пока ничего не добилась нигде, — это уже произносится более равнодушно, чем два первых высказывания, — и вообще…как-то все не знаю как.
И я не знаю, что ответить. Честно. Цитировать классиков? Что они там говорили о счастье? Как обычно, когда очень нужно, ничего не могу вспомнить.
Чехов — о человеке с молоточком, который должен напоминать счастливым о других людях на земле, здесь вряд ли подойдет. Разрушает эта цитата классика сусальное ощущение счастья.
«На свете счастья нет, но есть покой и воля». Это уже Пушкин. Все остальные цитаты благополучно скрываются на время в древнегреческую Лету. Думай, Вероника, сама. И ответить все же придется.
— Ну ладно, смотри. Почему ты несчастна, по твои словам. Ты некрасивая, как считаешь сама, и мальчика нет.
— Кто-то в мои годы уже встречается, — с обидой говорит Аня, — а кто-то… — и замолкает испуганно, вовремя вспомнив, что я не подружка. Да, я их знала еще маленькими и милыми. Да, некоторым из них я чуть ли не родственница. Но я — не подружка. И всегда останусь учителем.
Сейчас извинится и уйдет, бесшумно прикрыв за собою дверь, и останется несчастной.
— Аня, а вот если убрать красоту, мальчиков и прочее. Вот забыть на минутку, что в этом счастье. Скажи, вот сейчас, в эту минуту, ты счастлива? Именно сейчас? Отвечай не думая.
— Не знаю…
— Вот ты сейчас со мной разговариваешь. Скажи, мальчики и красота сейчас важны для тебя?
— Нет…
— Значит, ты сейчас, в эту секунду, счастлива? Если это все не важно?
Аня задумывается.
Самый противный возраст, на мой взгляд. Важно не то, что представляет настоящую цену. Хотя у некоторых людей этот возраст затягивается на добрую половину их жизни. Или на всю жизнь.
— Вероника Василь-на-а! — в класс забегает Марк. Взъерошенный, красный и счастливый. Видит Аню, и радости в нем убавляется на добрую половину. Спокойно и чуть собственнически занимает парту напротив моего стола. Аня смотрит на Марка. При нем она ничего спрашивать уже не будет.
— Подумай об этом, Аня, — говорю заговорщицки и подмигиваю. Марку интересны любые тайны, и первый вопрос, после ухода Ани из кабинета, конечно, задается про нее.
— Вероника Васильевна, а вы зачем ей подмигнули? У вас секреты?
— Они мальчишкам неинтересные, — отвечаю ему и сразу же раскрываю учебник, — давай сюда свою тетрадочку, Марк, я посмотрю.
— Сейчас найду-у…
Занятия с Марком параллельно с разговорами немного расхолаживают мальчика, и он больше рассказывает о себе и спрашивает про моего Жужика, нежели чем мы с ним занимаемся. Впрочем, это очень дисциплинированный мальчик, и к заданиям относится серьезно. Даю ему очень много заданий — чтобы на разговоры времени не оставалось. А потом разрешаю счастливому Марку балаболить.
Я немного вникла в историю религии мормонов, да и Марк просветил, добрая душа. Нашла и почитала в интернете информацию, и прониклась масштабом разворачиваемых мормонской церковью всяческих кампаний. Впечатлила и огромная церковь в Солт-Лейк — Сити, и мощная организованная сеть отношений, не хуже маркетинговой, и деньги, которые, по официальным данным, получает эта церковь от верующих. Короче, я всегда знала, что американцы — ребята серьезные, и несут свой замечательный свет в невежественные массы.
— Да папа не совсем мормон, — искренне признался как-то Марк в личной нашей беседе, — он нечасто ходит в церковь на молитвы и беседы, ему старейшина Беннет уже говорил, и старейшина МакНил тоже…
Узнав, что некоторые старейшины в церкви очень молоденькие, и многие прямиком из Америки, я предпочла больше не спрашивать ни о чем. Тоже бы ходила к таким о-очень нечасто.
