Она задыхалась от желания, чтобы он вошел в нее поскорее… взял ее!
— Медленней, — шептал он, — медленней, дорогая.
Валентина обуздала свое неистовое желание. Она стала расстегивать одну за другой пуговицы на его сорочке, затем сняла ее так же медленно, как он раздевал ее.
Тело Кита было крепким и мускулистым, а грудь покрыта густыми шелковистыми темными волосами, среди которых поблескивало несколько серебринок. Теперь на нем оставались только узкие трусы из голубого шелка, приятно скользившего под ее пальцами. Ткань натянулась — он уже испытывал состояние эрекции.
— Я хочу тебя… Ты нужна мне, — тяжело дыша, прошептал Кит, стиснув ее руки так сильно, что на коже остались отпечатки пальцев.
Он был очень мужественным, потрясающе желанным. Он поднял ее, отнес к кровати и опустил на дорогое пуховое одеяло с цветочным узором.
— Я не могу ждать, — задыхаясь, говорил он. — Не могу ждать… Я должен быть рядом с тобой, Вэл.
Их руки и ноги неистово сплелись, они хотели, чтобы кожа касалась кожи, стремились ощущать дыхание друг друга, вдыхать аромат. Валентина ощущала поток острых противоречивых эмоций. Это был такой мучительный экстаз, такая безумная полная любви радость. Она могла бы навсегда остаться здесь, в объятиях Кита.
Его губы нашли ее губы, и он принялся их страстно целовать. Его язык проник в теплое пристанище ее рта, как будто овладевая и им тоже, и она отвечала на его поцелуи так же страстно. Они неистово целовались, дыхание участилось, руки ласкали друг друга, тела трепетали, пытаясь слиться воедино.
А затем… хриплые голоса из холла, какие-то мужчина и женщина, громко смеясь, возвращались в свой номер из ночного клуба. На них с грохотом обрушилась реальность. Потрясенная, Валентина застыла, тело ее одеревенело. Оба они сказали, что не могут позволить себе увлечься… а теперь именно это и делали.
— Мы не можем! — подавленно пробормотала она, отталкивая его, и села дрожа. — О Боже… что мы делаем? Кит… О Боже!
Лицо его исказилось от сожаления. Она понимала, что он так же потрясен случившимся, как и она.
— Прости, — прошептал он и нежно обнял ее, его пыл прошел. — Я знаю, ты сказала мне, как ты относишься к этому, но… ты такая красивая, а я давно так никого не любил.
Она почувствовала, как ее сердце разрывается на части. Он так не любил. Он любит ее.
— Кит, если бы мы были другими… может, это могло бы произойти. Но…
— Но мы такие, какие есть, — согласился Кит, начиная одеваться. — Вэл, тебе можно было и не говорить мне, что мы не вправе делать этого. Я и сам знаю. Просто мне чертовски тяжело. — Он повернулся к ней, и она увидела бриллиантовый блеск слез в его глазах. — Так чертовски тяжело, Вэл.
— Я знаю, — сказала она, и ее глаза тоже наполнились слезами.
На следующее утро Валентина исполняла свой джазовый номер, над которым работала две недели, перед Китом и Еленой, своей преподавательницей. Бессонная ночь придала ей огня, и она прекрасно, как никогда, исполнила свой танец.
— Вэл, ты меня просто ошеломила, — сказала Елена, когда Валентина, все еще тяжело дыша, покинула танцевальную площадку. — Ты полностью отдалась танцу и добилась своего.
Но Валентина видела только Кита. Он встал и подошел к одному из больших окон, выходящих на улицу.
— Ну? — спросила она, подходя к нему в своих мягких черных туфлях для джазовых танцев.
Он повернулся. На нем был твидовый пиджак от Тернбулла и Ассера, желтый свитер и джинсы, и у нее промелькнула мысль, что он, видимо, держит часть одежды в своей городской квартире. Когда он взглянул на нее, глаза его сияли. Она ощущала глубокие чувства, которые он пытался сдержать, его печаль, смешанную с болью.
— Валентина, ты была великолепна. И я так люблю тебя, меня просто разрывают чувства. Боже, помоги мне!
Следующая группа вошла в студию и занялась разминкой под музыку «Поинтер систерз». Под прикрытием громкой рок-музыки Кит и Валентина говорили вполголоса.
— Я тоже, — приглушенно сказала Валентина. — Но я не могу быть счастлива за счет кого-то другого. Я знаю, люди все время так поступают, но я не принадлежу к их числу.
— Вот почему я люблю тебя.
— Что же нам делать? — прошептала она.
— А что мы можем сделать, кроме как стать добрыми друзьями? Вэл… У меня нет другого ответа. Положение Синтии очень серьезное. Потрясение от развода может убить ее, и я бы никогда не простил себя. Я…
Она коснулась указательным пальцем его губ.
— Все в порядке, — заставила она себя сказать. — Не может быть друга лучше, чем ты…
Она дрожала, стоя на негнущихся ногах, и боялась, что не выдержит и расплачется.
— Продолжай жить своей жизнью, Вэл, — печально сказал Кит. — Так будет лучше для нас обоих. Не думай больше обо мне.
Они посмотрели друг на друга. Оба они понимали, что это невозможно.
Буэнос-Айрес. 1985Мария Кристина, она же Аранья, лежала на спине, а ее муж Томас, обливаясь потом, занимался с ней любовью! Его похотливое пыхтение заполнило комнату. Он не выпускал ее из объятий с тех пор, как встретил в международном аэропорту Эзейзаж. Теперь они находились в принадлежащей ему фешенебельной квартире в надстройке на крыше дома, неподалеку от отеля Плаза, выходящей на прекрасную площадь Сан-Мартин и улицу Флорида.
— Ну, как тебе? Как? — настойчиво спрашивал он.
— О да, да… Томас… О да!
Латиноамериканские мужчины настоящие самцы, и она знала, что он ждет подтверждения своих невероятных способностей заставить ее многократно испытать оргазм.
— Боже… помоги мне! Как ты? Как ты?
— Да! — выдохнула она, заставляя свое тело содрогнуться и испуская стон удовлетворения.
Издав наконец хриплый крик, Томас обрушился на нее почти без сознания от удовлетворения. Мария Кристина вздохнула и расслабилась, глядя на потолок. Она, как обычно, притворилась, что испытывает оргазм. Мысли ее уносились от спящего мужа. Она воображала себя обладающей величайшей властью над другим человеческим существом — абсолютной властью смерти.
Москва. 1985Михаил безумно хотел найти Юлию. Он взял такси и велел отвезти его на Садовое кольцо, к дому с продуктовым магазином на первом этаже, неподалеку от площади Восстания. Он прожил здесь почти пятнадцать лет, пока не поступил в военную академию.
Он все еще не мог поверить в это. Его собственный отец был «влиятельным покровителем» Юлии, тем, кто обеспечил ей квартиру. Петров явно догадался, что у Юлии еще кто-то есть. Знает ли он, что это Михаил? Возможно, он уже выбил из нее признание. У Михаила не было иллюзий по поводу того, как с ней станут обращаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
