Не буду описывать наш дорожный разговор; лучше приедем поскорее в Париж: ведь я еще мог поспеть на свидание; как вы помните, у меня была назначена встреча с госпожей де Ферваль у мадам Реми, в одном из отд’Аленных предместий.
Кучер господина Боно доставил обеих дам к ним домой, и там я с ними расстался после обмена любезностями, получив новые настойчивые приглашения бывать у них.
Я отпустил кучера, взял фиакр и отправился по заветному адресу.
Конец четвертой части
Часть пятая
В предыдущей части говорилось, что, едва вернувшись в Париж, я поспешил к мадам Реми, у которой меня ждала госпожа де Ферваль. Я прибыл туда к половине шестого вечера и без труда разыскал нужный мне дом. В переулке, о котором упоминала госпожа де Ферваль, я увидел ее карету, а также калитку, через которую дама проникла в дом; следуя ее указаниям, я вошел через другие ворота, предварительно удостоверившись, что мадам Реми действительно живет здесь. Пройдя узкую аллейку, я попал в небольшой дворик, куда выходила дверь павильона, а из этого павильона можно было попасть в сад.
Едва я вошел во дворик, как дверь павильона, о котором упоминала госпожа де Ферваль, отворилась; видимо, шаги мои были услышаны. На пороге появилась высокая пожилая женщина, худая и бледная, одетая как простолюдинка, но весьма опрятно, на вид степенная и очень себе на уме. Это и была сама мадам Реми.
– Что вам угодно, сударь? – спросила она, когда я подошел.
– Мне нужно поговорить с дамой, которая только что сюда приехала или приедет через несколько минут, – отвечал я.
– А имя этой дамы? – спросила она.
– Госпожа де Ферваль.
– Войдите, сударь, – сказала она тотчас же.
Я вошел; в первой комнате никого не было.
– Так она еще не прибыла? – спросил я.
– Она здесь, – отвечала хозяйка, вынимая из кармана ключ и отпирая дверь, которую я в первую минуту не заметил. Там-то и ждала меня госпожа де Ферваль: она сидела на стуле возле маленькой кушетки и читала книгу.
– Вы запаздываете, господин де Ля Валле, – сказала она, вставая, – я жду вас уже не менее четверти часа.
– Ах, сударыня, не браните меня, – сказал я в ответ. – Это не моя вина; я только что вернулся из Версаля, куда ездил по делу, сгорая от нетерпения поскорее быть здесь.
Между тем, наша услужливая хозяйка, с рассеянным видом и как бы не вслушиваясь в наш разговор, что-то прибирала в комнате, а потом, ничего не сказав, вышла.
– Как, мадам Реми, вы уходите? – крикнула ей вслед госпожа де Ферваль, подойдя к отворенной двери в сад.
– Да, сударыня, – откликнулась та, – я поднимусь наверх, ненадолго; а вам, наверно, надо поговорить с этим господином? Или я вам понадоблюсь?
– Нет, можете заниматься своими делами, не стесняйтесь, пожалуйста.
И вот мадам Реми, сделав реверанс, оставляет нас одних, причем запирает за собой дверь и вынимает ключ: я расслышал, как щелкнул замок, хотя она проделала все это очень осторожно.
– Да она с ума сошла: по-моему, эта безумная женщина нас заперла! – сказала тогда госпожа де Ферваль, с выразительной, многообещающей улыбкой, направлявшей разговор в любовное русло и как бы говорившей: «Вот мы и одни».
– Не все ли равно? – отвечал я (мы оба стояли на пороге двери, выходившей в сад). – Мы можем разговаривать и без надзора мамаши Реми: это еще хуже, чем те ваши горничные. Ведь мы договорились, что будем свободны?
И говоря так, я взял ее за руку, любуясь изяществом и белизной этой ручки и то и дело ее целуя.
– Так-то ты рассказываешь мне свою жизнь? – заметила она.
– Я успею ее рассказать, – ответил я. – Ей легче ждать, чем мне.
– Чем тебе! – возразила она, кладя руку мне на плечо. – А чего это ты ждешь?
– Я жду случая еще раз сказать вам, что вы обворожительны и что я думал о вас весь день, – ответил я.
– Я о тебе тоже много думала, – сказала она. – Думала так много, что даже решила не приезжать сюда.
– Почему же, владычица моего сердца?
– Почему? – повторила она. – Да потому, что ты слишком молод, слишком пылок! Ведь я помню, как несдержан ты был вчера, несмотря на застенчивость; чего же ждать теперь, когда ты чувствуешь себя уверенней? Не думаю, что ты станешь благоразумней.
– Я тоже не думаю! – подхватил я. – Я влюблен еще сильнее, ибо вы кажетесь мне еще прелестней…
– Браво! – ответила она, улыбаясь. – Вижу, вижу, как вы рассудительны! А я-то думала, что с вами можно быть в полной безопасности. Я оказалась наедине с сумасбродом и не могу уйти: эта глупая женщина куда-то подевалась! Чего доброго, мы совершенно одни в доме; ладно же, пусть только явится, я задам ей хорошую головомойку; подумать только, какой опасности она меня подвергает!
– О, господи! – ответил я. – Вам легко говорить; вы-то не знаете, каково влюбиться в вас. Как будто достаточно сказать человеку: «Сиди смирно». Хотел бы я видеть, что сделали бы вы на моем месте.
– Будет, будет тебе, замолчи! – сказала она, смеясь. – Хватит с меня и моего собственного места.
– А все-таки! – настаивал я, тоже посмеиваясь.
– Что бы я делала? На твоем месте? Ясно что: постаралась бы не терять головы.
– А если бы все ваши старания ни к чему не привели, – ответил я, – что тогда?
– Что тогда, я не знаю, ты задаешь слишком трудные вопросы, и я не нахожу ответа; но разве это довод: «Я вас люблю»? Почему ты не поступаешь, как я: ведь я тоже тебя люблю, а все-таки веду себя благоразумно; ах, напрасно я все это говорю; ты, пожалуй, натворишь новых безумств, и я сама буду виновата, хитрец ты этакий! Нет, но как он на меня смотрит! Где этот плутишка научился 'делать такую умильную рожицу? Ну, кто тут устоит? Вот что, поговорим лучше о Версале.
– Нет, нет, – возразил я, – поговорим лучше о том, что вы сейчас сказали: вы меня любите! Какое дивное слово, что за восторг слышать его! Я восхищен, я в упоении, какая радость! Сколько очарования в этой изумительной женщине!
И говоря так, я жадно на нее глядел; ее руки и грудь были открыты несколько больше, чем обычно.
– Что может быть соблазнительней столь прелестного корсажа! – вскричал я.
– Полно, полно, мальчик, думай о чем-нибудь другом, я не хочу подобных разговоров, – сказала она.
При этом она пыталась поправить косынку на груди, хотя безуспешно.
– Ах, прелестная моя госпожа, – запротестовал я, – ваша косыночка так мило приколота, не трогайте ничего, – и с этими словами я взял ее за обе руки; глаза ее томно сияли, она перевела дыханье и сказала:
– Чего ты добиваешься, Ля Валле? Ах, напрасно я отпустила Реми! В другой раз я не разрешу ей уходить, ты невозможен, отодвинься немного; кто-нибудь может увидеть нас в окно.
И действительно, здесь мы не были защищены от нескромных взоров.
– Войдемте в комнату, только и всего. – сказал я.
– Придется, – отвечала она, – но сдерживай себя, мой мальчик, сдерживай себя; я пришла сюда без опасений, но твоя любовь пугает меня.
– Вы сами внушили ее мне! – возразил я. – Но зачем мы стоим? Вы устанете. Сядьте там, где я вас застал, когда вошел сюда.
– Как, в этой комнате? – воскликнула она. – Ах, это невозможно, я не решаюсь, тут слишком уединенно… Нет, нет, надо сейчас же позвать Реми; позови ее, умоляю!.. – все это говорилось без всякой твердости, и мы незаметно приближались к маленькой кушетке, возле которой я ее застал.
– Куда ты ведешь меня? – лепетала она рассеянно и нежно и наконец села на прежнем месте, а я бросился к ее ногам – ив этот миг мы вдруг услышали, что в прихожей разговаривают.
Голоса звучали все громче; казалось, там о чем-то спорят.
– Ах, Ля Валле, что это? Встань скорее! – вскрикнула госпожа де Ферваль.
Шум все нарастал. Из-за двери отчетливо доносился гневный мужской голос и ответы мадам Реми, которая, по-видимому, спорила и оправдывалась. Наконец, ключ повернулся в замочной скважине, дверь распахнулась, и в комнату ворвался какой-то мужчина лет тридцати – тридцати пяти, статный и красивый; вид у него был крайне возбужденный. Я стал посреди комнаты, держа руку на эфесе шпаги; вторжение это сильно встревожило меня, но в то же время преисполнило готовности дать отпор оскорбителю, если нам хотели нанести оскорбление.
– Что вам угодно, милостивый государь? – спросил я его тотчас же. Незнакомец, не удостоив меня ответом, обратил взор на госпожу де Ферваль, но тут же успокоился, почтительно снял шляпу, не скрывая, впрочем, удивления, и сказал ей:
– О, сударыня, тысяча извинений; я в отчаянии от того, что обеспокоил вас; я предполагал, что увижу здесь другую даму, в которой принимаю живейшее участие; я ничуть не сомневался, что застану здесь именно ее.
– Ах, право же, вот оказия! – запричитала мадам Реми. – Теперь он просит извинений. Ну, что вы натворили! Эта дама пришла сюда, чтобы решить кое-какие семейные вопросы; ей нужно переговорить со своим племянником так, чтобы об этом никто не узнал; очень ей нужны ваши извинения, да и мне тоже!
