— Но, Фил, это же элементарно! Допустим, у них есть определенное подозрение; они тогда устраивают все эти штучки — сначала настораживающая нас проверка бумаг, затем изъятие бобин…
— Изъятие, — ухмыльнулся Филипп. — У тебя уже появился профессиональный жаргон. Дальше!
— Все очень просто! Если мы не те, за кого себя выдаем, то какой должна быть наша реакция? Та самая, что предложил ты: немедленно смотаться. А если мы действительно чисты и невинны? Тогда мы вопим, скандалим, требуем разыскать и вернуть похищенное. Я считаю, именно так мы и должны действовать, если не хотим потащить за собой в Аргентину вот такой хвост…
Филипп подумал.
— Что ж, в этом есть резон. И ты хочешь начать скандалить у Кнобльмайера?
— Ну, у него я скандалить не буду, наоборот, я приду умолять о помощи — как доброго соотечественника…
— Тебе-то, немке, какое дело до интересов французской экспедиции?
— Ну как же, ведь благодаря вам я получаю возможность искать папочку!
— Да, но теперь, когда ты встретила соотечественников, логичнее ожидать помощи от них, а не от нас.
— Тоже верно, — признала Астрид. — Но ты думаешь, женщины так уж часто опираются на логику? Иногда некоторая нелогичность поведения как раз и говорит об искренности… а если все слишком уж логично — это тоже настораживает. Я вовсе не уверена, что вариант с Кнобльмайером окажется успешным, но убеждена, что твой гораздо опаснее.
— Не спорю. Смыться — это, конечно, не лучший выход… Просто мне осточертела эта парагвайская экзотика, ты понимаешь.
— Фил, ты великолепен, — Астрид рассмеялась. — Хорошо, что у меня достаточно чувства юмора!
Филипп смутился.
— Прости, я вовсе не имел в виду наши с тобой…
— Да ладно уж, не оправдывайся, я не обижена. И вообще я за откровенность в таких делах. Было бы гораздо хуже, если бы ты из галантности начал изображать из себя этакого Тристана… я-то ведь тоже далеко не Изольда! Будем относиться ко всему этому проще, не заглядывая в будущее… Кстати, я подумала — мне, пожалуй, лучше перебраться к тебе, зачем платить за лишний номер?
— Можно и так, — согласился Филипп без особого энтузиазма.
Утром Астрид взяла машину и отправилась умолять о помощи своего доброго соотечественника.
На заправочную станцию она приехала около полудня, измученная двухчасовой тряской по отвратительной дороге, плохо представляя себе, о чем конкретно будет говорить с Кнобльмайером. Линию этого разговора они в общих чертах наметили совместно с Филиппом, но сейчас ею владела странная неуверенность, Астрид уже почти жалела о своей затее. По дороге она несколько раз пыталась заставить себя сосредоточиться, еще раз хорошо все обдумать, чтобы не попасть впросак, если герр оберст начнет ее прощупывать. Но сосредоточиться не удавалось, вероятно ей лучше было бы не спешить с этой поездкой; она то и дело возвращалась мыслями к тому, что произошло у нее с Филиппом, и ей становилось все яснее, что получилось нехорошо и ненужно — совсем не так, как представлялось ранее…
Кнобльмайер встретил ее с обычной своей любезностью, даже поцеловал в щечку на правах этакого старого дядюшки.
— Рад снова увидеть, чрезвычайно, — пыхтел он, не отпуская ее рук, — в колонии часто вас вспоминают — произвели прекрасное впечатление…
— Ах, вы все так добры ко мне, милый господин оберст, я просто не знаю, что бы я здесь без вас делала…
— Пустяки, не о чем говорить. Помочь соотечественнице — священный долг. Как ваши дела, Армгард? Экспедиция еще действует? Да, кстати, вам удалось повидать этого… как его… Лернера?
Небрежный тон, каким была произнесена эта последняя фраза, показался Астрид чуточку нарочитым, — впрочем, может быть, она в данном случае сама чрезмерно подозрительна.
— О да, мы туда ездили, — ответила она так же небрежно, — мне было ужасно неловко перед шефом — заставить всех тащиться в такую даль по своему личному делу… там к тому же такое бездорожье! Но самое печальное, что господин Лернер не знал моего отца и ничем не смог мне помочь…
— Да, да, — Кнобльмайер сочувственно покивал. — Что ж, это неудивительно, в дивизии было много офицеров, все не могли знать друг друга… Карльхен! Поставь-ка нам кофе!
— Яволь! — отозвался тот откуда-то из мастерской.
— Хорошо снимает усталость — у вас утомленный вид, — объяснил Кнобльмайер. — Позже отвезу вас пообедать. А вечером, может быть, в колонию?
— Я бы с огромным удовольствием, но шеф просил к вечеру вернуться в Каакупе, — у нас там неприятности, мое присутствие может понадобиться…
— Что ж, понимаю! Служба есть служба. Но мы пообедаем вместе?
— Благодарю вас, милый господин Кнобльмайер, я буду рада.
— Прекрасно. Карльхен тем временем займется вашей машиной. Вы сказали, экспедиция сейчас в Каакупе?
— Да… вернее, мы с шефом — вдвоем. Фалаччи уехал в Италию, в Милане сейчас проходит антропологический конгресс, а радиста отправили в Буэнос-Айрес за какими-то приборами. Так что у нас пока вроде каникул. Я и сама думала отпроситься на недельку, но тут началась эта история…
— Да, вы говорили о неприятностях. А что у вас там происходит?
— Я бы сама хотела это знать, господин оберст! Собственно, я для этого и приехала — посоветоваться с вами…
— Польщен, рад буду оказаться полезным! Выкладывайте смелее!
Астрид выложила факты, потом сказала нерешительно:
— Не знаю, удобно ли… но я хотела попросить вас, милый господин оберст… если вас не затруднит, разумеется…
— Нисколько, нисколько. Всегда рад помочь вам — если смогу.
— О, я уверена, для вас это не составит труда! Дело в том, что начальник полиции Каакупе — наш соотечественник…
— Да, я его знаю. Превосходный человек — работал в имперской службе безопасности, огромный опыт. И что же?
— Может быть, вы могли бы ему написать? Во-первых, попросить поскорее расследовать дело с ограблением, и потом… не знаю, конечно, насколько это зависит от него — эта проверка экспедиционных бумаг…
— В принципе, это мог быть приказ из Азунциона.
— Разумеется, я понимаю… Но все же начальник полиции — фигура достаточно влиятельная, и если бы он захотел…
— Я напишу ему, Армгард, — сказал Кнобльмайер и ободрительно похлопал ее по коленке. — Напишу сегодня же, и вы увезете письмо с собой.
— Ах, я вам так благодарна! — воскликнула Астрид.
Вошел с подносом Карльхен, успевший уже отмыть руки и переодеться в белую куртку, поставил перед Астрид и Кнобльмайером чашечки и разлил кофе со сноровкой хорошо вышколенного денщика. Астрид поблагодарила его улыбкой. Молодой фридолин, вероятно ее ровесник, был скорее симпатичен; судя по тому, как он исподтишка на нее таращился, для нее не составило бы труда заручиться если не его содействием, то хотя бы сочувствием — на всякий случай. Впрочем, об этом нужно было подумать раньше…
Дождавшись, пока Карльхен вышел, она сказала:
— Вас может удивить, господин берет, что я сейчас защищаю интересы этой дурацкой экспедиции… Признаться, я и сама колебалась, стоит ли это делать. Но, видите ли… начать хотя бы с того, что я работаю у них и получаю от них жалованье, а меня всегда учили, что служащий должен охранять интересы работодателя. Не так ли? И потом, честно говоря, мне бы не хотелось быть в долгу: они ведь тогда поехали со мной к Лернеру, поехали по моей просьбе, хотя могли этого и не делать…
— Да, да, я вас понимаю, — отрывисто сказал Кнобльмайер. — Германское чувство верности — всегда этим отличались — даже в ущерб себе. Не то что проклятые макаронники! Жаль, что поездка оказалась напрасной. Лернер, значит, так вам ничего и не сообщил?
— Нет, — Астрид покачала головой и отпила из своей чашки. — Он сказал только, что в Аргентине есть несколько офицеров из Семьсот девятой дивизии, ему писали об этом.
— Ну, это уже что-то. Имена он называл?
— Нет, имен он не помнит…
— Ни одного?
— Ни одного, и вообще он… — Астрид пожала плечами. — Может быть, он это все придумал. Я должна сказать, господин Лернер произвел на меня странное впечатление… никогда не думала, что офицер вермахта может позволить себе так…
— Опуститься?
— Да, именно это я хотела сказать. Очень печально, господин оберст.
— Да, да. Не все выдерживают испытание. К сожалению! Когда-то был неплохим офицером этот Лернер. Пьет?
— Боюсь, что да…
— Но вы все-таки должны были попытаться получить от него хотя бы один адрес, Армгард. Аргентина — большая страна.
— Ах, он был в таком состоянии, — машинально отозвалась Астрид и тут же с опозданием ощутила укол тревоги: тон Кнобльмайера опять показался ей каким-то необычным. Пожалуй, она допустила промах, сказав, что Лернер не назвал ни одного имени. Почему жирный моф так упорно об этом спрашивает? Неужели они успели связаться с Лернером…
Эта мысль привела ее в смятение. Может быть, еще не поздно переиграть, «вспомнить» про письмо с адресом Дитмара? Нет, поздно, она уже трижды подтвердила, что Лернер никого не называл, теперь это выглядело бы совсем подозрительно. Не следовало бросаться сюда очертя голову, нужно было спокойно все обдумать, перебрать разные варианты. Впрочем, насчет письма все — Филипп, Дино, Мишель — все согласились, что упоминать о нем не следует. Ах, какая ошибка!
