— Нет.
— Прошу тебя. Я сказала ему, что мы — не дикари. Не опровергай моих слов.
— Я же сказал, Сайор. Постараюсь.
Она явно начала раздражать его. Продолжая защищать эллонского шпиона, она скорее всего лишь повредит ему.
Дым от костра заставлял лошадь фыркать, а у Сайор слезились глаза.
— Я люблю тебя, — сказала она, — но не смогу вынести, если ты начнёшь пытать этого человека. Мы не эллоны, чёрт возьми.
— Сайор… — сказал он.
Но она уже мчалась прочь мимо огней и палаток лагеря, яростно стуча пятками по бокам своей лошади.
Лайан вздохнул.
«В том-то и беда с женщинами, — подумал он, — что они вытягивают из тебя обещания, которые ты вряд ли сможешь сдержать».
Он смотрел ей вслед, пока она не превратилась в далёкую крошечную фигурку, а затем повернулся к Ремену.
— Докажи, что ты наш друг, — резко потребовал Тот Кто Ведёт.
Человек, который незадолго до этого разрезал верёвку на руках Ремена, теперь нагревал в костре свой эллонский меч. Сталь уже светилась тусклым красным светом.
Бородач украдкой подмигнул Ремену.
— Я ваш друг, — с безнадёжностью в голосе сказал шпион, его глаза отчаянно шарили по небу. «Почему Солнце забыло обо мне?»
— Ладно, — спокойно сказал Тот Кто Ведёт. — Мы скоро узнаем об этом.
* * *
Сайор злилась на себя, пришпоривая пятками лошадь: животное было не виновато в том, что она так рассердилась на Того Кто Ведёт. Сайор хотела уехать от своего любовника как можно дальше и как можно быстрее. Крестьяне едва успевали выскочить из-под копыт её лошади, у которой в уголках рта уже показалась пена. Лайан воспринял её слово чести, как шутку. Конечно, если он захочет быть простым царьком варваров, который приказывает убивать каждого, вставшего у него на пути, она никак не сможет остановить его. Но если он действительно решит, что пытка этого несчастного дурачка — необходимый вклад в его дело, она больше не будет его любовницей и даже воевать не станет вместе с ним. Не было смысла воевать с Домом Эллона, чтобы сменить одну тиранию на другую, столь же жестокую.
Она выехала за пределы лагеря, спрыгнула с лошади и, приласкав животное, пошла к глубокому оврагу с обрывистым краем.
Ей вдруг подумалось, что проще всего подойти к обрыву и прыгнуть вниз. Как будто что-то притягивало её к лежащим на дне камням. Зачем жить дальше? Никого никогда не интересовало её мнение; Лайан всегда только притворялся, что прислушивается к нему. Может, она нужна ему только для постели?
Обрыв находился метрах в двадцати от неё, к нему вёл покатый спуск, поросший травой, кустарником и чахлыми деревцами. Если она прыгнет и полетит, как птица, то смерть среди камней будет хоть и болезненной, но быстрой.
Сайор, присев на корточки, осторожно спустилась к обрыву и обнаружила с удивлением, что её настроение улучшилось: впервые в жизни её судьба зависела только от неё. Она могла умереть или остаться в живых; выбор за ней и только за ней. Если умрёт, ей больше не надо будет задумываться о судьбе Альбиона.
Хотя она была атеисткой, как, впрочем, и все остальные крестьяне, что-то подсказывало Сайор, что она получит новую жизнь, в которой беды других смертных — крестьян или эллонов, будут иметь для неё очень небольшое значение.
Да, но это ещё не всё.
У крестьян, которых эллоны убивали или насиловали, не было выбора. Они принимали свою судьбу, потому что не знали другой; по правде говоря, многие из них, как ни странно, были довольны своей жизнью, ведь они боялись перемен: новое, неизвестное пугало их. И всё-таки это были люди.
Болтая ногами на краю оврага, она смотрела на далёкие просторы Альбиона. Их очертания постоянно менялись, как струи воды на стекле.
Она скинула ботинки и стала наблюдать, как они прыгают по камням, пока ботинки не скрылись из вида. Пошевелила пальцами ног и почувствовала радость от того, что их обдувает ветер.
«Я умру или останусь жить?»
Так легко было прыгнуть с обрыва и так легко было не прыгать. Труднее всего было принять решение.
Она не чувствовала глубокой любви к человечеству и не собиралась посвящать жизнь служению ему. Она спасала людей по мере возможности и только потому, что видела в этом свою этическую обязанность. Кроме того, она не терпела убийств. В глубине души её не волновало, что случится с трусливым эллонским пленником, но разум подсказывал другое.
Что бы ни… Что бы ни… Мысль ускользала от неё.
Ещё один смысл жизни был заключён в её друге — в мужчине — она, кажется, на минуту забыла его имя. Вспомнила его волосы, живое лицо, обещания, которые он давал с такой лёгкостью… Но всё остальное стало понемногу забываться.
Она зачарованно смотрела, как далёкие ландшафты меняют свои очертания. Даже рот приоткрыла от восторга. Это было настоящее волшебство.
Позади вдруг нервно заржала лошадь. И этот звук вернул её к реальности. Сайор с ужасом отошла от края оврага. Ей показалось, что сам Альбион пытался отправить её на смерть. Стали возвращаться обрывки воспоминаний. Их было недостаточно, чтобы воссоздать картину прошлого в целом, но хватило, чтобы заставить её уйти прочь от обрыва туда, где стояла лошадь.
С третьей попытки забравшись в седло, она вцепилась в него и стала лихорадочно искать в памяти необходимые слова.
«Лайан» — это слово было слегка знакомым, но ей казалось, что оно не подходит для данной конкретной ситуации. Слово «Сайор» она отбросила по той же причине. Мимо проплывали и другие слова, но все они были не те. Некоторые она произносила вслух, но лошадь никак не реагировала.
Наконец, прозвучало «домой», и лошадь пошла в нужном направлении. Приблизившись к лагерю, Сайор обнаружила, что ей становятся доступны всё новые и новые части собственного мозга, которые до этого были скрыты.
«Лайан, — подумала она. — Тот Кто Ведёт. У меня нет другого выбора, кроме как быть ведомой им».
Она любила его, как ей теперь казалось, долгое время, и всё ещё продолжала любить его. Но к старым эмоциям примешивалось что-то новое.
«У меня нет другого выбора, кроме как быть ведомой им».
Не было выбора.
А проезжая мимо палаток лагеря, она вдруг ощутила в своей душе нечто вроде ненависти.
* * *
Наконец наступил период сна.
От своих пленителей Ремен получил лишь несколько синяков, ему удалось избежать более страшных мучений, и после нескольких ударов по лицу он торопливо выложил всё, что хотели узнать Лайан и остальные. Возможно, его язык развязало появление суровой черноволосой женщины, в жестоких глазах которой виделась перспектива особенно страшных мук. А может, он просто убеждал себя в этом, лёжа на земле со связанными руками и ногами. Одна из верёвок, связывавших его руки, была накрепко примотана к столбу в нескольких шагах от него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
