— Нет.
Он сам удивился той решительности, которую вложил в этот единственный слог.
— Дурачок.
— Посмотри на меня.
Она послушно повернула голову.
— Я могу убить тебя прямо здесь, сейчас, — сказал он, поворачивая рукоять меча.
— Можешь, — сказала она, опять отворачиваясь. — Но ведь не собираешься, правда?
Высоко в небе она заметила парящего чёрной стрелой кроншнепа.
— Могу, — повторил он угрожающим тоном.
— Тогда, может, закончим эту болтовню, — с раздражением сказала она. — Или убей меня сейчас, или отпусти, или веди к своей армии. Честно говоря, мне наплевать. Я просто хочу, чтобы ты решился хоть на что-нибудь.
— Встань.
— Ладно.
Она казалась совершенно безразличной. Когда она поднялась, Ремен встал у неё за спиной. Сквозь её вязаное платье просвечивала бледная кожа.
— Тобой займётся Надар.
— Надар?
— Адъютант Маршала. Нет человека более жестокого.
— Есть.
— Кто?
— Я, конечно.
Меч остриём коснулся её плеча, понуждая идти вниз по склону холма.
Следуя за ней, он позволил себе засмеяться.
Через секунду она смеялась тоже.
Ему не нравился этот смех.
Вскоре они очутились среди высокой — в человеческий рост — травы. Раздвигая траву, она уверенно шла навстречу судьбе. Он же изо всех сил старался удержать меч возле её лопаток, не поранить её и в то же время постоянно напоминать об угрозе.
Неожиданно он споткнулся о корень — долгое время спутанные ноги ещё плохо слушались его, и он упал лицом вниз, потеряв меч.
Нога Сайор тут же опустилась ему на шею, и через мгновение он был мёртв. Его смерть была очень тихой: лишь негромкий треск сломанной шеи.
Она нагнулась и стала шарить в траве в поисках меча. Он должен был быть где-то рядом.
И вдруг заметила, что сквозь стебли травы на неё смотрят люди. Они были на лошадях и носили красно-зелёную форму.
«Всего хорошего, Лайан, — подумала она. — Как бы мне хотелось въехать вместе с тобой в Эрнестрад!»
— Ты убила человека, — сказал грубый голос.
— Я увидела, как он умер, вот и всё.
— Мы тоже видели, как он умер. Кто ты?
— Женщина. Он хотел меня…
Остроносый солдатский ботинок ударил её по горлу.
Глава восьмая. Столкновение
Оба часовых чувствовали какое-то беспокойство, хотя не вполне осознавали, почему. Они сидели на траве, пили из глиняных чашек терпкое вино и, хоть и не говорили о Сайор, но выражали своё беспокойство тем, что вообще не говорили. К ним хотел было присоединиться третий, но, подавленный их молчанием, вскоре ушёл.
— Я, пожалуй, пойду поговорю с Тем Кто Ведёт, — сказал наконец один из них. Он припомнил, как Сайор поцеловала его в щёку. Она обычно не целовалась с незнакомыми людьми так охотно. Может, именно это заставило его сомневаться? Может, она вела себя так необычно, чтобы показать ему: что-то не в порядке? Этот маленький щенок рядом с ней ему тоже очень не понравился. Он не мог понять, что его беспокоило, и от этого беспокойство только усиливалось.
Он отложил чашку и встал.
Другой часовой скептически посмотрел на него.
— Поговоришь? — спросил он. — О чём?
— Ты прекрасно знаешь, о чём.
Часовой сонно потянулся, пытаясь убедить себя в том, что особых причин для беспокойства нет. Это ему не удалось.
— Да.
Последовала короткая пауза, после которой оставшийся сидеть часовой добавил:
— Я один постою на посту, пока тебя не будет.
— Спасибо, — сухо заметил первый. Его товарищ обладал дурацкой привычкой сообщать совершенно очевидные вещи. — Кстати, ты не знаешь, где сегодня ночует Тот Кто Ведёт?
— Ходили слухи, что он спит с Рин и Марьей, хотя, может, я и ошибаюсь.
Он плюнул в паучка, ползущего по травинке, и промахнулся.
— С Рин и Марьей? Но я слышал, что они…
— Не знаю. Что слышал, то слышал. Может, они считают это своей обязанностью: Тот Кто Ведёт отчаянно нуждается в наследнике.
На этот раз плевок настиг паучка, тот побарахтался немного и испустил дух, оглушённый и захлебнувшийся. На лице часового отразилось удовлетворение. Его напарник повернулся и молча пошёл прочь.
Палатка, которую занимали Рин и Марья, находилась в противоположном конце лагеря, рядом с палаткой Редина и Синед. Часовой довольно долго пробирался среди палаток и потухших костров, а потом ещё дольше набирался храбрости, чтобы войти: ведь, в конце концов, был период сна, а в это время людей не принято беспокоить. Но наконец опасения за Сайор взяли верх над этическими условностями.
— Тот Кто Ведёт! — закричал он сквозь полотняные стены палатки.
— Убирайся!
Это был звонкий рассерженный голос Марьи.
— Сайор. Она, возможно, в опасности.
Изнутри послышался шум. Через минуту, натягивая штаны, из палатки вышел Лайан.
Часовой быстро объяснил, что произошло. Через несколько секунд Тот Кто Ведёт разбудил Синед и Редина и сердито указал им на часового, смущённого таким обилием внимания. Он ответил на заданные ему вопросы со всей быстротой и точностью, на которые был способен. Тот Кто Ведёт тем временем созывал остальных членов своей старой гвардии. Вышел из палатки Марк, спотыкаясь в полусне.
Брюс довольно удачно делал вид, что ему вовсе не хочется спать. Рин и Редин казались часовому самыми опасными до них: Редин сердито качал головой, а глаза Рин излучали точно такой же недобрый свет, который недавно напугал шпиона.
— Взята в плен? — сурово спросил у часового Тот Кто Ведёт.
— Возможно. Я не хотел бы прослыть паникёром, но…
— Допустим, это так. Тогда, клянусь памятью моей матери, в этот период сна прольётся кровь.
Острие его меча оказалось на неприятно близком расстоянии от живота часового.
— Где Ланьор? — закричал Тот Кто Ведёт.
— Спит, — послышался приглушённый голос.
— Оставь её, — сказала Рин. — Она всё равно нам не поможет.
Чёрные глаза маленькой женщины излучали ярость.
— Нас восемь, — заключил Тот Кто Ведёт, взяв в расчёт и часового. — Достаточно?
— Смотря для чего, — заметила Рин.
— В каком смысле?
— В смысле того, что для начала надо установить, действительно ли Сайор в опасности, действительно ли её захватили эллоны, и так далее.
Она посмотрела на него так, будто хотела ударить — он даже отошёл на пару шагов.
— А что, если там сотни, или даже тысячи зллонов? — неуверенно спросил Тот Кто Ведёт.
— Тогда вернёмся обратно, кретин.
Часовой был удивлён, что кто-то может так разговаривать с их лидером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
