Посудите сами, разве можно было отправлять это письмо Инге? Конечно, нет! Лишь последняя фраза была похожа на правду, все остальное – полнейшая чушь. Я из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление. Определенно, мой мозг не справлялся с возложенной на него ответственностью. Я плохо рублю в химии, но если любовь – это химическая реакция в организме, то первым отреагировал именно мозг. Его хватило лишь на то, чтобы признать свое поражение. Письмо пришлось удалить. И я замочил себя в ванне под сокрушительный «Rammstein».
Меня расписывают под хохлому
Никогда меня с такой силой не тянуло в школу. Я просыпался раньше будильника с одной лишь мыслью – сегодня увижу Ингу! И готов был прыгать по декабрьским лужам, бить чечетку и раздавать прохожим зонтики, как Джин Келли из маминого любимого фильма «Поющие под дождем». В то утро я тоже был окрылен любовью, еще не подозревая, что готовит мне новый учебный день.
На первом уроке, в самом его начале, когда класс еще не успел заснуть под литературные напевы Эры Филимоновны, к нам зашла завуч. Мы подскочили с мест, но Алла Олеговна кивнула нам, чтобы мы сели.
– Мне нужна Катя Фирсова, – почти шепотом, будто из-за этого мы меньше отвлекались от урока, сказала она.
Катька тут же оказалась возле правой руки завуча.
– Выбери одного мальчика из класса себе в помощники, – снова шепнула Алла Олеговна. – Ваша помощь нужна мне в зале.
Фирсова пошла чесать взором по партам. И мальчишки превратились в жирафов – так сильно тянули головы вверх, что их шеи, кажется, становились все длиннее и длиннее. Каждый хотел свалить с урока, хотя лично мне общество усыпляющей Эры Филимоновны было даже приятнее, чем несмолкаемая трескотня Катьки. И тут Фирсова остановила свой тяжелый взгляд прямо на моей переносице.
– Адаскин, – заявила она.
Класс стал роптать приглушенным баском:
– Ну…
– Почему он…
– Так нечестно, какая от Бориски польза, он же хилый совсем…
– Недавно я доверила Адаскину генеральную уборку класса, и он отлично справился, – будто оправдываясь, Катька взглянула на завуча.
Я хотел уже заикнуться, что в том заслуга Бочкина из параллельного класса, но Алла Олеговна без разговоров указала мне на дверь. Мы вышли из кабинета, и где-то за моей спиной раздалось привычное тягучее: «А-дааа». Я даже не вздрогнул.
Как оказалось, мне и Фирсовой предстояло расчищать физкультурный зал, который готовили к новогодней дискотеке. Катька должна была осуществлять идейное руководство – что куда тащить и двигать, а я был призван пахать, как вол.
– Вы тут начинайте, а скоро подойдет Сопыгин с помощниками, у них сейчас контрольная по химии, – сказала Алла Олеговна и добавила без улыбки: – Нахимичат и явятся. Им оставляйте весь тяжелый труд. Тут почти все на выброс.
Мы вошли в зал, там пахло пылью и гнилым деревом.
– Нужно создать здесь атмосферу праздника и новогоднего чуда, – сказала Фирсова.
Ей-богу, мне показалось, что ее рот пополз в романтической улыбке. Я осмотрелся. Действительно, было бы чудом разгрести весь этот хлам к Новому году. У стен навалены маты, старые спортивные снаряды, обмякшие мячи, рваные сетки. Этот зал последние годы служил складом, когда-то здесь проводили занятия спортивные секции, но теперь помещение не использовалось. Это была настоящая помойка, не преувеличиваю! Я прошел в дальний угол и с размаху прыгнул на маты, подняв облако серой пыли.
– Ты что развалился? – нависла надо мной Фирсова, она уже закатывала рукава.
– Жду этого… как его… Соплигина. Тут же сплошной тяжелый труд.
– Сопыгина, – поправила Катька. – А ну вставай. Хватай угол…
Фирсова буквально выдрала один мат у меня из-под локтя. Пыжась, она потащила его в сторону. Катька всерьез вознамерилась расчистить это помещение, и я понял, мне уже не отвертеться от помощи ей.
– И куда мы это потащим?
– К двери! – отдувалась Катька. – А там уже Сопыгин с дружками подхватят.
– Что бы ему из угла не подхватить? – пыхтел я.
– Нужно же мне откуда-то начинать мыть зал! – возмутилась Катька и от обиды выпустила свой угол мата.
Мат обрушился на пол, и на миг нам с Фирсовой показалось, будто зал немедленно отправится в тартарары. А пылищи поднялось столько, что мы начали чихать наперегонки, разбрызгивая слюни.
Ближайшие полчаса я в поте лица выполнял поручения Фирсовой и мысленно рыдал, вспоминая свой сонный класс. И гад Сопыгин не спешил на подмогу, видимо, весь ушел в химический процесс. Я же чувствовал себя бурлаком на Волге с картины Ильи Репина. И каждый новый мат казался мне баржой, тягать которую – непосильный труд.
– Что, Бориска, каши мало ел? – насмехалась Фирсова.
А затем хваталась своими ручищами за борт неподъемной «баржи» и тянула ее с такой легкостью, будто это и не мат вовсе, а так – надувной матрас. Оно и понятно, у Фирсовой каждодневные тренировки: один раз я взялся за ее школьную сумку, честно говоря, хотел спрятать ради шутки. Вы не поверите, я еле поднял этот пудовый чемоданище. Вечно она таскала с собой какие-то доклады, папки, анкеты – целый ворох бумаг. Думаю, если переработать всю эту макулатуру обратно в древесину, целая роща получилась бы…
– Зато ты, смотрю, много каши лопаешь! Диета не помешала бы, – огрызнулся я. – Ты, Фирсова, на девчонку-то перестала быть похожа. Настоящий мужик.
На этих словах я почувствовал, что Катька перестала тянуть мат на себя.
– Сам ты мужик, – сказала она.
И намеренно направила свой угол в другую сторону. От неожиданности я зашатался, не справился с управлением, и меня понесло куда-то под мат. Тьма медленно накрывала. Я пятился от нее и вдруг оступился, что-то попалось мне под ноги. Спиной я навалился на какое-то большое, непреодолимое препятствие. И тут свет померк. Мрак и мат завладели моим миром. Я упал в бездну. Говорят, в таких случаях перед глазами должна проноситься вся жизнь. Ничего подобного со мной не происходило. Лишь тьма, тяжесть и отсутствие воздуха. Когда я уже начал думать, что смерть – это действительно конец всему, откуда-то из глубины раздался сдавленный бас:
– Черт возьми!
Ничего себе Страшный суд – мне даже слова не дали сказать в оправдание, сразу на галеры. Тут же меня подбросило куда-то вверх, и вспышка света заволокла все вокруг. Я зажмурился, готовясь сгореть в аду, так ни разу толком не поцеловавшись с девчонкой. Что-то сильное железной хваткой сковало плечи, меня начало трясти.
– Ты живой? – орал в уши чей-то знакомый визгливый голос.
Ну конечно, что за ад без Фирсовой.
– Адаскин, открой глаза!
И снова недовольный бас:
– Если он живой, то это ненадолго. Сейчас я его прикончу, будет мертвый! Святые сосиски! Я из-за него новые штаны порвал!
– Тебе штаны дороже человеческой жизни? Что ты за человек такой, Сопыгин?
Тогда я понял, что определенно нахожусь в мире этом, хотя все еще рискую отправиться в иной. Собрав волю в кулак, я открыл глаза. Надо мной висело белое и широкое, как луна, лицо Фирсовой.
– Порный полядок, – изрек я и попытался встать.
В тот же миг я увидел Сопыгина. Будто луну затмило собой солнце. Во всяком случае, Сопыгин показался мне настоящим огненным шаром. Он был разъярен, почему-то вбив в свою рыжую башку, будто я нарочно привалил его матом. Школьные брюки Сопыгина дали порядочную трещину по шву в самом неподходящем месте.
– Прости, случайно вышло, – начал оправдываться я. – И по поводу порток не беспокойся. Фирсова тебе их мигом подштопает!
Катька побелела еще сильнее, а потом на ее скулах выступили красные пятна. Видимо, она сжала зубы, промолчала, на удивление, не послав меня куда подальше с такими предложениями. Сопыгин неожиданно сменил гнев на милость.
– Лады, на первый раз прощаю.
Вы не поверите, но он начал скидывать штаны, от чего теперь уже Фирсова чуть не грохнулась на пол без чувств.
– Не бойся, у меня там физкультурная форма, – успокоил ее Сопыгин, обнажая спортивные шорты. – Дуй в кабинет труда за иголкой и нитками. Зашьешь штаны, помогу вам с уборкой. Иначе даже не надейтесь.
Катька не спорила, она метнулась из зала, а я остался один на один с Сопыгиным, чьи голые ноги напоминали музейные колонны.
– К-как к-контрольная по химии? – заикнулся я, желая завязать непринужденную беседу.
Сопыгин отмахнулся, давая понять, что все уроки на сегодня в прошлом, и он готов целиком посвятить себя физическим нагрузкам вплоть до последнего звонка. Плюхнувшись на мат, Сопыгин достал из сумки невероятной толщины бутерброд и, распахнув пасть, принялся с аппетитом завтракать. Вскоре вернулась Катька и стала послушно вонзать иглу в штаны, судя по размеру, они были куплены в магазине «Три толстяка».
– Трудись, – поддерживал ее Сопыгин. – Из тебя выйдет хорошая жена.
Катька поморщилась.
– Бьюсь об заклад, ты и готовить умеешь, – продолжал Сопыгин, уминая второй бутерброд. – Маме по выходным помогаешь пирожки печь…
