– Это татуировка, – с легким оттенком недоумения сказал Беннетт.
Откинувшись назад, он провел пальцами у меня над пупком.
– Я знаю, что это татуировка, но… что здесь написано?
У мистера Сама Серьезность была татуировка. Образ знакомого мне прежде человека трещал по всем швам.
– Здесь написано «Je ne regrette rien».
Я вскинула на него глаза. Кровь закипела при звуках его голоса, выговаривающего слова с идеальным французским прононсом.
– Что ты сказал?
Он откровенно ухмыльнулся.
– Je ne regrette rien.
Беннетт повторил фразу медленно и отчетливо, подчеркивая каждый звук. Черт, это было самым сексуальным, что я когда-либо слышала. Французский, татуировка и то, что он, совершенно обнаженный, сидел подо мной – я уже готова была взорваться.
– Это ведь песня?
Он кивнул.
– Да, песня.
Тихо рассмеявшись, мой босс добавил:
– Ты можешь подумать, что я жалею о той ночи в Париже, когда, в доску пьяный, в тысячах миль от дома, не имея ни одного друга во всем городе, я решил сделать татуировку. Но нет, я об этом не жалею.
– Повтори, – шепнула я.
Он придвинулся ближе, и я явственно ощутила, как его бедра трутся о мои. Горячее дыхание защекотало мне ухо, и он снова прошептал:
– Je ne regrette rien. Ты поняла?
Я кивнула.
– Скажи что-нибудь еще.
Моя грудь поднималась с каждым неровным вдохом, напрягшиеся соски терлись о хлопковую ткань его майки.
Чуть нагнувшись, он поцеловал меня в ухо и сказал:
– Je suis `a toi[2].
Он произнес это сдавленно и сипло, а затем приподнял меня – и я прекратила наши мучения, со стоном опустившись на него и вновь наслаждаясь тем, как глубоко он в меня входит. Беннетт шепотом повторял одно и то же односложное ругательство, глядя на меня снизу вверх. Вместо того чтобы положить руки мне на бедра, он сжал майку у меня на боках.
Все получалось у нас так просто и естественно, но отчего-то чувство внутренней неловкости не проходило. Решив не думать об этом, я сосредоточилась на тихих стонах, с которыми он выдыхал мне в рот. И на том, как он внезапно сел и принялся посасывать мою грудь под майкой, и сквозь мокрую ткань начало просвечивать розовое. Я растворилась в настойчивом скольжении его пальцев по животу и бедрам, в том, как он, приближаясь к финалу, прижался лбом к моему плечу. Растворилась в толчках его бедер подо мной, когда он стал двигаться быстрее и резче, встречая мои движения.
Перевернув меня, Беннетт прижал руку к моей груди и замер.
– Твое сердце бьется так сильно. Скажи мне, как тебе хорошо!
Я инстинктивно расслабилась, глядя снизу вверх на его насмешливую улыбку. Неужели он понял, что надо напомнить мне о том Беннетте Райане, которым он был меньше суток назад?
– Ты опять лезешь с разговорами. Замолчи.
Он улыбнулся шире.
– Тебе нравится, когда я говорю. А особенно нравится, когда при этом мой член внутри тебя.
Я закатила глаза.
– И что же навело тебя на эту мысль? Мои оргазмы? То, что я прошу об этом? Да ты просто Шерлок Холмс.
Подмигнув, он закинул мою ногу себе на плечо и поцеловал внутреннюю сторону лодыжки.
– Ты всегда был таким? – спросила я, безуспешно дергая его за бедра.
Я бы скорее умерла, чем призналась вслух, но мне хотелось, чтобы он начал двигаться. Когда он останавливался, у меня все ныло от желания, и я ощущала неполноту. А когда двигался, я просто мечтала, чтобы время остановилось.
– Мне жаль тех женщин, которые усыпали твой путь своими несбывшимися амбициями.
Беннетт покачал головой и улегся на меня, опираясь на руки. Слава богу, он начал двигаться, раскачивая бедрами и глубоко проникая в меня. Я закрыла глаза. Он попадал в одну идеальную точку – снова, и снова, и снова.
– Посмотри на меня, – шепнул он.
Открыв глаза, я увидела, как капли пота выступают у него на лбу, рот жадно приоткрывается, а взгляд скользит по моим губам. При движении у него на плечах вздувались мышцы, а тело блестело от пота. Я смотрела, как он входит и выходит из меня. Не помню, что именно произнесла, когда Беннетт вышел почти целиком, а потом с силой загнал член обратно – что-то тихое, бранное и напрочь забытое, когда он начал трахать меня мощными толчками.
– От тебя у меня крыша едет. Ты так реагируешь на меня, что я ощущаю себя богом секса. Неужели ты этого не видишь?
Я не ответила, но он явно и не ждал ответа. Его взгляд и пальцы скользили по моей шее и груди. Он нашел особенно чувствительное место, и я задохнулась.
– Похоже, кто-то тебя сюда укусил, – сказал он, проведя большим пальцем по следу укуса. – Тебе это понравилось?
Я сглотнула, нанизываясь на него.
– Да.
– Плохая девчонка.
Мои руки опустились ему на плечи, затем отправились гулять по груди, животу и мышцам на бедрах, а большой палец поглаживал его татуировку.
– И это мне тоже нравится.
Его движения стали резче и сильнее.
– Черт, Хлоя… я не могу… я долго не продержусь.
При звуках его голоса, такого отчаянного и дрожащего, мое желание только усилилось. Я закрыла глаза, сосредоточившись на восхитительном ощущении, расходящемся по всему телу. Я была уже почти на краю. Просунув руку между нами, я нащупала пальцами клитор и начала его медленно поглаживать.
Свесив голову, он взглянул на мою руку и выругался.
– О черт, – задыхаясь, пропыхтел он. – Да, давай, ласкай себя. Дай мне на это посмотреть.
Его слова – все, что было мне нужно. Последнее движение пальцев, и на меня нахлынула волна оргазма.
Я бурно кончила, сжавшись вокруг него. Ногти свободной руки впились ему в спину. Он закричал, и его тело судорожно напряглось, когда он начал изливаться внутрь меня. Я вся дрожала – дрожь пробегала по телу даже после того, как оргазм схлынул. Я цеплялась за Беннетта, пока он успокаивался, медленно опускаясь на меня. Он поцеловал меня в плечо и шею, а затем, всего один раз, в губы. Наши взгляды на секунду встретились, после чего он скатился с меня.
– О боже, женщина, – сказал он, напряженно засмеявшись и стараясь восстановить дыхание, – ты меня убьешь.
Мы одновременно повернулись на бок, положив головы на подушки. Наши взгляды встретились, и я не смогла отвернуться. Я уже потеряла всякую надежду, что в следующий раз очарование рассеется, или что наша связь увянет сама по себе, если мы будем держать дистанцию. Эта ночь «перемирия» не загасила огня. Мне уже хотелось придвинуться ближе, поцеловать щетину на его подбородке, хотелось, чтобы он снова лег на меня. Глядя на него, я отчетливо поняла, что, когда все это кончится, мне будет очень больно.
Сердце сжалось от страха, и паника, охватившая меня прошлым вечером, вернулась, принеся с собой неловкое молчание. Я села и натянула простыни до подбородка.