– Не надо, – поспешил Алешка.
– А как вы думаете, мальчики, Ванечка меня простит? Я ведь сохранила его коллекцию. – Вот так вот! Она сохранила. – Только не знаю, куда это кубок Петра Великого делся? Надо у Ванечки в квартире поискать.
– Вместе поищем, – сказал Алешка. – Только сначала серый дом найдем.
– И Ванечку, ладно?
– Ванечка уже нашелся. Скоро он поцелует ваши ручки, мадам.
А когда мы вышли из «Антиквара», Алешка сказал:
– Дим, мне все ясно, кроме одного. Что такое «зпт» и «вскл»? Не знаешь?
– Знаю. Так в телеграммах и радиограммах обозначают для экономии слова «запятая» и «восклицательный знак».
– Понятно. А «тчк» – это значит «точка». Вот и хорошо. Мы с тобой тоже в этом деле скоро «тчк» поставим. Нет, лучше «вскл». Гы?
Когда мы пришли домой, мама сказала:
– Вот я все время думаю – одинокая я женщина или нет? Или просто несчастная?
– Как это? – удивились мы в один голос.
– Ну как… Муж уехал, а дети… Детей я целыми днями не вижу. Я думаю, они меня бросили. На произвол судьбы. Никто в магазин не сходит, никто посуду не помоет…
– Нереально грустно, – сказал Алешка.
– И несправедливо, – сказал я.
– Мы учтем, – пообещал Алешка. – Дима сходит в магазин, а потом помоет посуду. А я ему достану пылесос из шкафа.
– А папа скоро вернется, – сказал я. – В Лондоне сейчас дожди.
– И туманы, – сказал Алешка. – А мы обедать будем? А то мы какие-то одинокие. Несчастные, наверное. Никто нас не кормит…
Мама засмеялась и пошла на кухню.
Лешка тут же достал из папиного стола атлас области и стал в нем шарить.
– Все правильно, Дим. Вот река Истра, вот поселок Березки. А вот там, повыше и поправее – Скуратово с Подосинками. Едем?
– Так точно! – сказал я. – А на чем? На Федотове?
– Можно на электричке. Только от станции надо пешком до Березок идти.
– А сколько?
– Щас. Я с масштабом разберусь. Тут сантиметр всего. А где масштаб? Вот, Дим, – 1:450 000. Алешка помолчал, а потом присвистнул: – Ни фига! В одном сантиметре 450 тысяч километров?! Это мы за два дня не пройдем столько. Больше, чем до Луны, получается.
– Я думаю, – усмехнулся я, – мы столько и за два года не одолеем.
– А что делать? – впервые я увидел Алешку таким растерянным.
– Арифметику учить! – и я объяснил ему соотношение этих цифр. – В одном сантиметре, Лех, 450 тысяч сантиметров. А не километров. Значит, в километрах сколько?
– Четыреста пятьдесят километров? Это ерунда.
Я немного поправил:
– Четыре с половиной километра. Как от нашего дома до Дома туриста.
– Не врешь? Нереально близко! Завтра едем. Разберемся там со всякими ковшами и Сизарями!
За обедом Алешка сказал:
– Мам, мы завтра в поход пойдем, ладно?
– По магазинам? – обрадовалась мама. – Тогда и стиральный порошок купите.
– По просторам Родины, – огорчил ее Алешка. – Нам к учебному году гербарий надо собрать, я вспомнил.
– В парке соберешь.
– Нельзя, – возразил Алешка. – Надо дикорастущие листья собрать, а в парке они домашние.
– Ладно, – вздохнула мама, – пей молоко и доставай пылесос.
– Я по молоку уже норму выполнил, – Алешка решительно отодвинул чашку. – Две кружки выпил, со слезами.
– Какими-то ты загадками говоришь, – вздохнула мама. – Я вот когда молоко пью, то не плачу.
– Это не мои слезы капали, – объяснил Алешка. – Одной нереальной дамы…
– Так бы и сказал сразу. – Мама сделала вид, что все поняла.
Следующим утром мы выпросили у мамы денег на дорогу, залили чай в термос и сделали бутерброды с котлетами.
– Но чтобы, – сказала мама, закрывая за нами дверь, – чтобы вернулись со стиральным порошком.
– А где мы его возьмем? – фыркнул Алешка. – Там одна природа.
– В магазине, – ответила мама и захлопнула дверь.
Доехали до станции Березки мы вполне благополучно. Пили чай, жевали бутерброды, смотрели в окно сначала на высокие дома, а потом на желтеющую природу.
От Березок (станции) до Березок (поселка) дорога шла рощей (тоже березовой). Можно было такой гербарий собрать! Нереальный вообще. Но нам было не до гербариев. Мы всю дорогу думали: что мы там будем делать? И как попадем в серый дом? И как оттуда выберемся?
А вот и он. Мы как раз к нему вышли. Как раз к берегу реки, на котором он стоял одиноко, как угловатый утес среди равнины, за забором с колючей проволокой.
Мы присели под развесистым дубом, осмотреться. Дом стоял притихший. Затаившийся какой-то. Ворота, которые мы снесли, уже починили, поставили на место. Окна на первом этаже были закрыты ставнями. Даже собаки не лаяли. Будто над домом сгустились тучи перед грозой. А ведь это мы с Алешкой эти тучи нагнали. И молнии зарядили. Вот-вот гром грянет.
– Давай поближе подберемся, – сказал Алешка. – Может, чего-то подслушаем.
– Нас увидят, – возразил я. – И собак спустят.
– Собак я не боюсь. У нас еще котлеты есть.
Мы сами для них котлеты.
Тут вдруг со стороны шоссе послышался шум машины, и к дому устремилась зеленая «Нива». Она остановилась у ворот, из нее вышел веселый дядька, а за рулем – нам это было видно – остался здоровяк Федя.
Дядька подошел к воротам и нажал кнопку звонка. Стал ждать. Федя тоже вышел из машины, потянулся, зевнул, полез в карман за сигаретами. Дядька снова нажал кнопку.
– Вперед! – скомандовал Алешка.
Куда вперед-то? А он, оказывается, уже наметил путь. К дому, со стороны поселка, шла ровная прямая траншея. Наверное, к нему подводили водопровод. Или канализацию. Канава тянулась до угла забора. И была довольно глубокой.
Вот уж не думал сегодня утром, что буду ползти на четвереньках по дну глинистой канавы.
Остановились мы, когда нам стали слышны голоса. Дальше двигаться было опасно.
– Может, звонок не работает, – лениво предположил здоровяк Федя. – Постучи.
Раздались гулкие удары ногой в железо.
– Сильней бей, – советовал Федор. – Не достучишься, так хоть ворота собьешь.
Достучался. Видимо, к воротам кто-то подошел, наверное, охранник.
– Чего дубасишь?
– Хозяина позови. Скажи, Кольцов приехал. За бабками.
– Жди.
Мы лежали на дне траншеи, затаившись, как зайцы, на которых вот-вот набросится стая волков. Было немного страшно, но и страшно интересно. Сейчас будет сцена у фонтана. То есть у ворот.
Лешка прижал губы к моему уху и едва слышно прошептал:
– Кольцов, запомни!
В это время к воротам, видимо, подошел «хозяин».
– Ты чего? – спросил он. – Какие бабки?
– Витек! Как договаривались. Ты забыл?
– Мы не так договаривались. Я тебе сказал: заберу товар – заплачу деньги.
Тут долго была тишина. Не очень мертвая, а какая-то тревожная.
– Погоди, Витек. Товар же ты забрал.
– Что?! Ты что сказал?
– Как же! Твои пацаны приезжали, на твоем джипе. Вадька твой там был, племяш. Пароль сказали. Ты не крути, Витек! Почти два года я место в гараже твоим барахлом занимал. А теперь что? Кинул ты меня, да?
– Что?! Что ты сказал? – В голосе этого Витька была такая смесь злобы, отчаяния и удивления, что нам даже захотелось на него посмотреть. На этого Сизаря.
– Ты, Витек, не шуми. Гони бабки. Как договаривались. Ты у нас в большом долгу.
– Ты что говоришь? – Витек Сизарь сорвался на визг. – Ты с кем говоришь? Куда ты товар дел? Идиот!
– Поругайся мне. Сколь хошь ругайся, а деньги гони! Братана моего, Сашку, подставил? Ты его уговорил какого-то хмыря на борт взять, нелегалом. Где этот хмырь? За борт его скинули? А Сашке головой отвечать? Гони бабки! Или я твой сарай из пушки разнесу!
Вот почему веселый мужик мне показался чем-то знакомым. Братан Сашка – это капитан «Айвазовского» Кольцов! Теперь и надпись на карте возле с. Скуратово понятна. «Морским почерком» написано не «британка», а «братан К.» – братец Кольцова!
– Так! Стоп! – Голос Сизаря окреп. – Давай-ка разберемся. Уговор был, что ты мой товар держишь у себя, пока я его не заберу. Так?
– Точно! Я и держал. По чести, по-обещанному.
– И где он? – Голос Витька стал прямо ледяным. Мне даже холодно стало. А Лешке – хоть бы что, только рот от интереса до ушей разинул. – Где товар?
– Говорю же: твоим пацанам отдал.
– Никаких пацанов я к тебе не посылал. И кому ты мой товар сбросил, мне теперь все равно. Но ты, Кольцов, попал на такие бабки! Там миллионы были, идиот!
– Хитер ты, Витек. Ловко придумал. Я – не я, и кобыла – не моя. Ну, смотри, не пировать тебе на свадьбе. Если тебя бог за твою подлость не накажет, я тебя сам накажу.
– Все сказал? Теперь слушай сюда. Мне теперь плевать, куда ты мой товар сбросил, кому продал. Переживу. А вот стоимость его оплатишь. Сроку тебе даю – три дня. На четвертый день включаю счетчик. Не расплатишься деньгами, головой ответишь. Охрана! Гони их прочь!
Послышался топот нескольких ног, ругань, потом вдруг ударил автомат, и над нами пролетела цветная строчка трассирующих пуль.
