Что делать? Сизов попробовал сначала запугать профессора и дал команду своим браткам привезти его в свой «зубоврачебный кабинет». Но Чижов, сидя в кресле, преспокойно заявил, что ему бояться нечего – у него давно уже все зубы вставные.
Вот тогда Сизов и подсказал ему поездку на острова Тихого океана. Он рассудил так, что время, проведенное в одиночестве, в опасностях и лишениях, поможет Чижову «образумиться» и раскрыть тайну ковша, или он настолько одичает, что у него без труда эту тайну удастся выведать. К тому же пока Чижов находится далеко от дома, можно будет без помех похитить всю коллекцию и как следует обыскать его квартиру в поисках тайника, где прячется знаменитый ковш.
Одному из вождей на соседнем острове Кокос капитан Кольцов, одарив его неисправным фонариком, поручил наложить на остров Скелета табу и оградить тем самым Чижова от всяких посещений, чтобы одиночество его ничем не нарушалось. Тот же вождь убедительно дал понять новому Робинзону, что если он вздумает пересечь пролив и оказаться на «контролируемой» им территории, то в тот же день на острове Кокос состоится грандиозный праздник имени Жареного белого человека. В капустных листьях.
Но Чижов оказался непрост. И даже смел и мужествен. Он обустроился на островке, обжился, наладил свой быт и спокойно дорабатывал свой научный труд. И входил в роль одичавшего человека, справедливо рассудив – какой с дурака спрос, какой там ковш, если он из всех слов помнит только «Гы» и «У-у»?..
Вот такая мрачная картина была создана «пером и кистью» жулика Сизова. Но мы с Алешкой разрисовали ее более светлыми красками. Оставались пустяки – выявить кое-какие детали, более выпукло их обозначить и заключить эту картину в достойную рамочку. А какой эта рамочка станет для Сизова и его команды, думаю, вам ясно…
И вот одна недостающая деталь вдруг появилась сама собой. Нереально вовремя.
Нам позвонил Сергеев, сказал, что папа завтра вылетает из Лондона; спросил, как мы почивали, не гонял ли Федотов по квартире на своей машине с неисправным зажиганием, а потом сказал:
– Дима, сбегай в киоск, купи газету. – И он назвал – какую именно. – Прочитайте заметку под заголовком «По традиции Петра».
Я так и сделал. И заметку прочитал прямо возле киоска. В ней рассказывалось о том, что один очень богатый иностранный миллионер, далекий потомок Петра Великого, всю жизнь собирал его личные вещи. Фанат такой был. А в преклонном возрасте построил в Голландии настоящую копию первого парусного военного судна в России, заложенного Петром Первым. Спуск корабля на воду должен ознаменоваться, по обычаю, заведенному Петром, веселыми торжествами на его палубе. С орудийной пальбой, «питием, флагами и фейерверками». И этот богатый миллионер сказал, что он сам, как строитель этого корабля, выпьет на его палубе вино из ковша своего великого предка.
А дальше автор заметки, тетка какая-то, рассказала историю этого самого ковша. История довольно занимательная. Нереальная даже. Будто бы Петр Первый, когда находился в Архангельске, осматривал глиняную посуду, которую привез в своей ладье один горшечник. Оступился царь и побил несколько горшков. И обещал горшечнику восполнить потерю.
Тут автор статьи напомнила читателям, что Петр Первый не зря был великим государем. Он знал и умел все: военное дело и мореплавание, строительство домов и укреплений, расчет и постройку кораблей. Он прекрасно владел ружьем и топором, знал, как наводить орудия, и метко бросал гранаты, умело закладывал мины. Он был не только царь, он был солдат, матрос, боцман и офицер, корабельный плотник и токарь, артиллерист и инженер. Ну и горшечник, значит, он был отменный.
И на следующий день принес на ладью собственноручно вылепленный на собственном гончарном круге глиняный ковш. С надписью по донышку: «Бомбардиръ Петръ Алексевъ».
– Батюшка-государь, – упал ему в ноги горшечник, – помилуй, не могу принять такой дар, твоими царскими ручками сделанный. Не гневайся!
Засмеялся Петр и приказал:
– Подставляй шапку! – И высыпал в шапку из ковша золотые монеты.
А после, когда начинал Петр строить Российский флот, на каждом новом корабле он выпивал из этого ковша заморского вина в честь и славу его будущего плавания и побед в морских сражениях.
Когда я это прочитал, все стало совсем ясно. Я примчался домой, заманил Алешку в папин кабинет и дал ему газету. Алешка пробежал заметку, то улыбаясь, то хмурясь, то хмыкая. Сложил газету и сказал теми же словами, которыми я подумал:
– Вот и все совсем ясно, Дим. Этот богатый миллионер «заказал» Сизову ковш. Поэтому тот так и старался. Денежек огромных хотел хапнуть. Все ему мало.
Да, так оно и есть. Ведь об этом ковше знали все коллекционеры.
– А толку никакого, – сказал Алешка, похлопывая свернутой газетой по ладони. – Сизов отбрешется.
Ну да, по принципу: «Я – не я и кобыла – не моя». Нереально убедительно.
– У меня есть идея, – задумчиво произнес Алешка. – Ты не знаешь, папа свой диктофон оставил или в Англию забрал?
И он тут же залез в папин стол и вытащил диктофон. Он очень мощный, на него можно записывать разговор хоть со ста метров.
– Позови нашего дикаря. Мы ему задание дадим. Пусть тоже поработает. А то бездельничал все время то на острове с бананами, то в больнице с психами.
«Наш дикарь» развлекал своими робинзонскими рассказами наших благодарных жильцов. Даже Федотов не фырчал и не сигналил, а слушал, открыв рот. И не боялся кишки простудить. А рыжая Катька сидела в ракушке, затаив дыхание.
Дядя Ваня понял Алешкину задумку с полуслова.
– Сыграю, – сказал он. – Я эту роль сумасшедшего почти два года репетировал.
– А где ваш череп? – спросил Алешка.
Дядя Ваня немного растерялся, но сообразил и постучал себя по макушке.
– Я не про этот череп, – объяснил Алешка. – А про тот, который на палке.
– Ах, жезл! Здесь, я в больнице ничего своего не оставил.
– И копье?
– Вот с копьем посложнее. Я с острова только наконечник забрал, без древка.
– Нереально просто. Древко у нас в кладовке стоит – мамина швабра.
Мы быстренько стали готовиться к операции под кодовым названием «Допрос под страхом». Показали дяде Ване, как пользоваться диктофоном, засунули его в череп (диктофон, конечно, а не дядю Ваню), насадили на швабру страшенный наконечник. Забрали мамину косметичку. И замотали все эти реквизиты театра ужасов в старое байковое одеяло.
Алешка уже вел себя как Шерлок Холмс в Скотленд-Ярде. Раскомандовался.
– Дим, теперь Федотова пригласи.
Вошел Федотов.
– Как ваша машина? – спросил Алешка.
Федотов изобразил звуками бесполезно работающий стартер. Да так здорово, что я чуть не взглянул в окно – кто это так безжалостно его крутит?
Но Алешку не проведешь. Тоном, не вызывающим возражений, он сказал Федотову, что тот должен отвезти нас в Березки. На операцию.
– Не могу, – отказался Федотов. – У меня другое задание.
– Какой же вы после этого водитель, – скептически, но совершенно нелогично заметил Алешка.
И, как ни странно, это подействовало. Правда, Федотов согласился не сразу, попробовал увильнуть. Сказал, что должен охранять Катьку.
Но мы ему возразили, что это уже не нужно, на Катькиной квартире задержали двоих парней из банды Сизова. К тому же нам стало известно, что вся его команда начала разбегаться. И в своем «сером» доме он остался чуть ли не один. С собаками.
– Ладно, съездим, – согласился Федотов. – И мне спокойнее, вы у меня под приглядом будете.
И мы поехали. Правда, сначала пришлось отбиться от Катьки.
– Я с вами! – заявила она.
– Сиди дома, – строго сказал ей Алешка, – а то в раковину запру.
Машина Федотова стояла у нашего подъезда. Настоящая машина, не сумасшедшая.
– Зажигание не барахлит, – сказал Федотов, – окурками в салоне не пахнет. Садитесь, будем ехать.
– Сначала заедем в один адрес, – распорядился Алешка. – Захватим кой-кого.
«В одном адресе» мы захватили с собой Надежду Кузьминичну.
Когда она увидела в машине своего ненаглядного Ванечку, то разрыдалась так, словно не встретилась с ним после двух лет разлуки, а расставалась навсегда.
– Я так виновата перед тобой! – Тетя Надя заламывала руки. – Но я все поправила! Я нашла твою коллекцию! Ты простишь меня?
Ванечка растерянно улыбался, утешал ее и, кажется, был готов от этих бурных страстей удрать на свой спокойный остров Скелета.
– Наденька, – сказал он, – люди важнее всякой коллекции.
– Какие люди? – Наденька промокнула слезки.
Ванечка помолчал, собираясь с силами, и сказал то, что ей очень хотелось услышать:
– Катенька и ты.
Тут Алешка вовремя прервал новый слезный водопад.
– Будем ехать, – сказал он. – Заводите, Федотов.
– А куда мы едем? – спросила Наденька Кузьминична, а узнав, страшно обрадовалась: – Какая прелесть! Я снова побываю там, где прошло мое счастливое детство. Моя мамочка…
