На следующий день у нее поднялась температура, щеки лихорадочно зарделись, и Чарльз, глядя в неестественно блестящие глаза, заставил ее пообещать, что она останется в постели. Он дважды звонил ей с работы, потом прислал фрукты и цветы. Но Люсия, успешно прятавшая от него свои душевные переживания, с физическим недугом справится уже не могла. У нее не было для этого ни сил, ни желания. В результате дело дошло до острого приступа плеврита, а потом началось воспаление легких.
Однажды ночью ее увезли на «скорой помощи» в больницу. Обезумевший от беспокойства Чарльз, которого не пустили в палату, поехал к матери и несколько отчаянных часов всерьез боялся потерять свою избранницу. Он долго сидел у матери в гостиной, в их старом доме в Челси, и все не мог забыть страшного, как маска смерти, лица Люсии, когда ее увозили. Нервно шагая по комнате, он курил одну сигарету за другой и винил во всем случившемся себя.
— Надо было больше о ней заботиться, — бормотал молодой человек. — Нельзя было вести ее гулять в тот вечер на таком ветру. Мне давно следовало обратить внимание, как она похудела за последнее время, и нервы у нее были не в порядке. Но она никогда ни на что не жаловалась, казалась такой живой, красивой, здоровой.
Флоренс Грин смотрела в осунувшееся от горя лицо сына, слушала несвязную речь и жалела его. Она-то прекрасно понимала, в чем причина тяжелого состояния Люсии, и сказала об этом сыну напрямую.
— Люсия разрывает себе сердце из-за детей. С той самой поры, как она их оставила, не перестает от этого страдать — вот тут и надо искать причину ее истощения.
Чарльз остановился и сурово посмотрел на мать:
— Да, я знаю, сначала она очень переживала, и, когда мы были во Франции, у нее случился нервный срыв из-за этого, но мне показалось, что с тех пор она уже успокоилась — в последнее время вообще о них не говорила.
Миссис Грин печально улыбнулась, глядя на сына:
— Ты удивительно наивен, мой мальчик. Я думала, что ты более проницателен. Люсия сильная женщина. И она очень любит тебя. Я наблюдала за ней и сделала кое-какие выводы. Совершенно очевидно, что она вся извелась от тоски по детям, но только держит это в тайне, потому что боится тебя расстроить.
Чарльз покачал головой:
— Ничего не понимаю.
— А что тут понимать, милый мой? Это Любовь, которую всякая женщина испытывает к своим детям, к родным существам, которых она девять месяцев носила в себе, а потом родила на свет с болью и трудом и растила долгие годы. Что тут непонятного?
Он нахмурился:
— Да, я могу себе представить, как женщина относится к своим детям. Но сам я не таков — боюсь, во мне нет сильного отцовского инстинкта.
— О, он у тебя появится, как только ты возьмешь на руки собственного ребенка.
Флоренс Грин отложила свою вышивку. Какое-то время она молча разглядывала усталое, заросшее щетиной лицо единственного сына. На ее лице читались тревога и жалость.
— Милый мой, — сказала она, — для Люсии это было мучительное решение — бросить своих детей ради тебя. Но она понимала, что, если останется с ними и вычеркнет тебя из своей жизни, это будет означать для нее конец. К счастью, мне незнакома ее ситуация, потому что твой отец был настоящим джентльменом, но ничего не поделаешь, такие люди, как Нортон, тоже существуют на свете. Он не давал ей спокойно жить и как-то раз даже ударил ее. И это все решило. В один прекрасный день она от него ушла и потеряла детей.
Лицо Чарльза побагровело от гнева. Он схватился руками за голову.
— Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне хочется его убить! — проговорил он сквозь зубы.
— Даже я, со своими религиозными взглядами, наверное, не выдержала бы подобных издевательств.
— Я рад, что ты так считаешь, мама. Для меня много значит, что ты прощаешь мою бедную Люсию.
Миссис Грин воткнула иголку в вышивку, над которой трудилась. Взор ее за толстыми стеклами очков заволокло слезами.
— Я не смела говорить с ней о детях, Чарльз, но видела, как она терзается. Мне ее очень жаль. И тебя тоже жаль, мой мальчик, ты еще так молод, полон сил и никогда не переживал подобных трагедий. Естественно, для тебя это большое потрясение.
— Потрясение — это точно, — согласился он, — но все равно я ни на секунду не переставал любить Люсию, даже когда меня раздражала ее привязанность к детям.
— Я уверена, что она довела себя до болезни этими душевными муками. Что ж, теперь главное — решить, что делать дальше.
Чарльз беспомощно пожал плечами.
— Мама, честно говоря, я не знаю. Я, конечно, не слепой и видел, что с ней что-то происходит. Но что я мог поделать?
— Мне очень жаль.
Молодой человек бросил на мать тревожный взгляд:
— Мам, как ты думаешь, Люсия опасно больна?
— По крайней мере, когда я звонила в больницу, врач мне сказал, что положение серьезное.
— Но она ведь не умрет? Боже милостивый, страшно даже подумать об этом! Я не могу остаться без Люсии. Она не должна умереть!
Флоренс Грин отложила свое вышивание.
— Чарльз, дорогой, я не могу тебе сказать, умрет Люсия или нет. В таких случаях все решает кризис — если организм справится, она пойдет на поправку. Но у Люсии помимо пневмонии тяжелое нервное расстройство. Она, видимо, не могла пережить, что на Рождество останется без детей. Вот если бы можно было что-нибудь придумать…
— Ты хочешь сказать, — вмешался Чарльз, — что, если у нее появится надежда увидеться с дочерьми, она выздоровеет?
— Думаю, это очень положительно скажется на ее состоянии.
— Тогда, черт побери, она должна их увидеть!
— И как ты думаешь это устроить?
— Надо как-то найти подход к этому человеку, ее мужу, и объяснить ему, что речь идет о жизни и смерти.
— Но ты же сам не пойдешь к нему, Чарльз.
— Надо попросить гувернантку девочек, Элизабет Уинтер. Она в хороших отношениях с Люсией и сочувствует ей, хотя тоже не одобряет ее ухода из семьи.
— А где она сейчас?
— Кажется, где-то за городом.
— А дети уже приехали из школы на рождественские каникулы?
— А-а… нет, вряд ли. Сегодня ведь только пятнадцатое декабря, да?
— А мы можем как-то связаться с этой мисс Уинтер?
— Да, она живет где-то в Йоркшире.
— Она имеет влияние на мистера Нортона?
— Не знаю. Но мне известно, что во время каникул дети находятся под ее присмотром.
— Но если она сейчас в Йоркшире, чем же она может нам помочь?
— Не знаю, — мрачно признался Чарльз. — Да в любом случае Люсия всегда говорила, что Элизабет — девушка принципиальная и с ней нелегко договориться. Она, например, считает совершенно справедливым, что Люсии не разрешают видеться с детьми, пока она не станет законной миссис Грин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
