– Что верно, то верно, – задумчиво говорит Никки. – Самому важному они как раз и не учат. Мне это, помню, первый раз в голову пришло, когда я свою классную руководительницу в постель затащила. В школе нет такого урока, где б тебе доходчиво объяснили, что счастье – это когда твоя голова в чужой промежности находится.
– Ты спала со своей классной руководительницей?! – Морковка не верит своим ушам.
Не исключено, что Никки специально переводит разговор на неприличную тему, ибо руководствуется старой как мир истиной: если хочешь, чтобы гусиная печенка сама влетела тебе в рот, не забудь пошире раскрыть окно.
– А что тут такого? Я тогда уже школу бросила. Встречались мы в клубе. Бывает. Это ведь тоже образование.
Морковка настолько потрясена услышанным, что даже не в состоянии есть Розины горячие булочки.
– Скажите честно, – говорит Роза, – вы знаете хоть одну счастливую пару? Или пару, которая прожила счастливо хотя бы несколько месяцев? Я знаю немало людей, которые живут вместе годами только потому, что им не хочется разъезжаться и они научились мириться с отвратительным характером своего сожителя.
– Почему же, знаю... – говорит Никки, которую лично я никогда бы не заподозрила в защите семейных ценностей. – Более странной работы у меня в жизни не было. Этот тип – в сорок-то лет – умирал от рака и решил подыскать жене нового мужа. Дал объявление в газете, но не «требуется новый муж» или что-то в этом роде, а «ищу менеджера» – у него свое дело было. Пересмотрел он несколько десятков мужчин, отсеял безнадежно семейных, зануд, кретинов, оставил всего несколько человек, а потом нанял таких, как я, чтобы испытать кандидатов в деле, проверить, помогают ли они женщине снять пальто или выйти из машины, будут ли из вежливости слушать нашу болтовню и всегда говорить нам правду. Словом, операция получилась крупномасштабная. Мне достался парень из Бирмингема. Вы ведь знаете анекдоты про бирмингемцев, про то, какие они там все ослы? Так оно и оказалось. Осел на осле. Кончилось тем, что из десятка кандидатов он выбрал троих и познакомил их с женой за неделю до смерти.
– И она за кого-то из них вышла замуж? – полюбопытствовала Морковка.
– Чего не знаю, того не знаю.
– Вообще-то я фисташки не люблю, – говорит Морковка, запуская руку в вазочку с орехами. – Когда я работала в турагентстве – кончилось это нервным срывом, – все мужчины только и делали, что на женщин пялились. Все, кроме одного. Этот же целыми днями твердил о том, как ему хочется поскорей вернуться домой к жене. Вечерами они с женой обычно сидели дома, и женаты были уже несколько лет. Трогательно, правда?
– Принял, выходит, удар на себя? – уточнила Никки.
– М-м-м? – промычала Морковка, энергично жуя бобовый салат.
– Принял на себя удар, говорю. В этом все дело, – говорит Никки. – Принес себя в жертву. И как только тебе удается оставаться такой худой? – интересуется она у Морковки.
– От чужой пищи не толстеют, – отвечает за подругу Роза. – И все-таки из того, что вы рассказали, вовсе не следует, что эти отношения были прочными. Десятилетний счастливый брак может оборваться так же неожиданно, как трехлетний несчастливый. Тот самый тип, который искал себе замену, искал, быть может, нечто несуществующее – специально чтобы жена его не забыла.
– А мне-то казалось, что ты не такая циничная, как я, – говорит Никки.
– Как вы думаете, почему мужчины в наше время норовят поскорей смыться?
– вопрошает Морковка, открывая банку с анчоусами. – Кто-нибудь хочет анчоус?
– осведомляется она, как будто открыла банку не для одной себя. – Раньше как было? Перевернется на другой бок, захрапит, а утром ему еще завтрак подавай. Теперь и того нет. Встанет – думаешь, в туалет, а он выйдет в коридор, вызовет по телефону такси – и только его и видели!
– Мы живем не в самое лучшее время, – говорит Роза.
– Мужчины уходят – секс остается, – замечает Никки.
– Не знаю, с кем ни поговоришь – все жалуются, – говорит Морковка. – А журнал откроешь – вообще сплошные стенания!
– А все потому, что счастливые помалкивают – им твои жалобы слушать некогда.
– Не скажи, – говорит Морковка. – Бывает, драишь ванну, поглядишь в окно – и ощущаешь почему-то прилив счастья. Как будто от чужой любви и тебе перепало. – И, подцепив вилкой очередной анчоус, продолжает; – Я собираюсь на курорт – загар сошел, но одной ехать что-то не хочется.
– Не понимаю, какой смысл ехать в отпуск с мужиком? – недоумевает Никки. – Это все равно что умывальник с собой везти. Разве только заранее знаешь, что в том месте, куда едешь, умывальников нет. Кстати, могу рассказать, как я на одну парочку работала. Работа тоже – нарочно не придумаешь. Они были женаты лет десять, не меньше, и каждый год ездили на две недели отдыхать. Но – порознь. Договаривались, например, ехать в Венецию, но она вылетала утренним рейсом, а он – вечерним, поэтому в какой гостинице она остановилась, он не знал. Жила она под другим именем, одевалась по-другому, прическу тоже меняла, и он должен был за две недели ее отыскать. При этом следовало соблюдать множество всяких правил – в отеле, например, отсиживаться днем не разрешалось. Игра отчасти состояла в том, чтобы каким-то образом друг друга приманивать, а в конце надо было выяснить, кто на что клюнул.
– К чему это все?
– Как ты не понимаешь – чтобы отношения оживить. Если он ее не находил, то по возвращении должен был каждый день гулять с собакой; если же находил – с собакой гуляла она.
– Неясно все же, зачем в прятки-то играть?
– Не знаю, ребята они, по-моему, были с приветом, хотя и славные. В прятки же они играли, мне кажется, исключительно чтобы пар выпустить. В общем, сложно.
– Как вы думаете, когда есть проблемы, воспоминания помогают? – спрашивает Роза.
– Это смотря какие проблемы и какие воспоминания, – отзывается Никки.
– Дело не только в сексе, – говорит Морковка. – Я, скажем, очень любила что-нибудь ему покупать. Его любимую еду, например. Это все равно что собаку кормить – он так радовался!
– Главное – это знать, что на них можно положиться, – говорит Роза. – Это ведь важней верности. Знать, что в безвыходной ситуации они тебя не бросят, что, когда в городе пожар, они забудут про служанку-француженку и кинутся искать тебя.
– Неужели ты думаешь, что если трое видных, умных мужиков собрались за столом, то хотя бы один про нас вспомнит? – размышляет вслух Морковка.
– Вряд ли, – говорит Никки. – Скорее всего они будут говорить о футболе.
– А футбол-то тут при чем? – недоумевает Морковка.
– Абсолютно ни при чем. Тема разговора ничего не имеет общего с круглым кожаным предметом, который пинают ногами, – замечает Роза.
Никки уходит мыть голову (и не только голову), Роза же выпроваживает Морковку.
– Жаль, что я не могу тебе помочь, – говорит она. – Если б можно было нажать кнопку, я бы тут же нажала. И не только кнопку. Но, по правде говоря, я не уверена, что мы чем-то можем помочь друг другу. Да и самим себе тоже. Сегодня я видела белку: она беззаботно прыгала с дерева на дерево, но вот ветка сломалась, и белочка стала как безумная карабкаться по ней, думая, что этим поможет делу.
Ее руки ло-о-ожатся на меня, и я рассказываю ей про Город Улиток, которые катались на лыжах.
Терминатор
На следующее утро Роза отправляется в Бирмингем установить подлинность античной сковороды. Перед отъездом думает, взять ли меня с собой, и в конце концов оставляет в сейфе вместе с разным хламом.
Через пятнадцать минут после ее ухода замок в сейфе поворачивается и появляется улыбающееся лицо Никки. Судя по всему, когда Роза набирала шифр кодового замка, Никки не дремала.
– Возьму тебя с собой на память, – говорит.
Похоже, готовится Генеральная уборка. Горгонскую вазу водружают на камин, меня же Никки ставит на стол, а сама отправляется принять прощальный душ. Пользуясь случаем, дотягиваюсь до Горгонской вазы и пребольно ее пинаю.
Он входит. Новая дверь и новый замок не слишком серьезно относятся к своим обязанностям.
Его оранжевые волосы стоят торчком – кажется, будто он воткнул в голову несколько больших перепуганных оранжевых морских звезд. Темные очки – модная маскировка. Ядовито-зеленый костюм. Перчатки. Надо либо быть совершенно незаметным, либо настолько заметным, чтобы никто тебя не заметил.
В руках небольшая сумка, из которой он достает пистолет. Встречает выходящую из ванной Никки ласковой улыбкой.
– Я по делу. Прости, что свалился тебе на голову.
Никки тут же прикидывает, что будет, если она, как водится, побежит-закричит, однако приходит к выводу, что в данном случае этот испытанный способ не сулит ничего хорошего.
– Садись. Расслабься. – Он пытается растянуть удовольствие. У Никки мокрые волосы и красное белье. – Вашу ручку, мадам. – Достает чернила и бумагу, снимает ее отпечатки пальцев, а затем, вооружившись лупой, сравнивает их с отпечатками на фотографии, которую прихватил с собой.
