— За здоровье твоего отца — это твое личное дело! — взвился дед Степан. — А за отца всех народов только попробуй не выпей! Какой ты генерал? Ты даже не грузин!
Следующие реплики были такими хлесткими, что в них уже слышался звук пощечин. Первым не выдержал дед Степан и нанес оскорбление действием, от которого глаз Гиви Отаровича стал несовместим с его служебным положением. После чего положение деда Степана стало горизонтальным.
В ту ночь внимательно наблюдавший за всеми этими безобразиями Осип Осинов подвел итог:
«Принужден с сожалением констатировать: коррупция достигла вершин Олимпа. Уполномоченные Бога и Дьявола — собутыльники. Апокалиптическое предсказание сбывается — Антиназарий и наш духовный пастырь — два лика единого Януса. И хлестание ими алкоголя — есть наполнение единой утробы и бичевание как по душе, так и в ханыжном смысле.
Изгнав наши души, что они сделают с нами, опустевшими сосудами, как не расстреляют утром у плетня!
Заключаю: черный и белый кони на Назаровом лугу — это эндшпиль, в смысле полный конец.
Дед Степан — оловянный солдатик на шахматной доске. Космическое зло биополя Антиназария и нашего слепого поводыря притянуло мелкое вертухайское зло Степана, но, брезгуя, в итоге отринуло.
Вывожу: Антиназарий подрубают столпы Назарьина, коих было четыре — смекалка, вера, душа и дух.
Малый Антиназарий сгубил Елисеича и по моей вине увез из села вложенный в тетради с „Уединенными наблюдениями“ Дух.
Новый Антиназарий подрубил веру и подбирается к душе.
О, Дуня, душа моя и наша! Сможешь ли ты сковать губительную силу нового и большего зла, вернувшегося под твою крышу! Отчего я ничем не могу помочь тебе?!
Отчего Дух обречен только вещать, как Душа — терзаться?!»
Наутро, разбуженное, как в старые добрые времена — петухами, Назарьино удивилось, забеспокоилось и потребовало у деда Степана объяснений. Но тот задорно и довольно улыбался, ограничиваясь единственной фразой:
— Славно погуляли!
Вставший раньше обычного генерал вышел из хаты в черных очках, в полной, вплоть до фуражки форме и на виду у всего села выдал офицерам то, что раньше обрушивал на солдат. А солдатам выдал такое, что тотчас заработал прочную кличку «Пиночет».
Совершенно неожиданно для Дуни, она рикошетом получила кличку «Пиночетиха», хотя в тот момент для этого не было никаких оснований. Скорее всего кто-то из Скуратовых в очередной раз, походя блеснул прозорливостью, не уступившей волховским потугам Осипа Осинова.
В тот же день генерал заслушал доклады своих экспертов, лично осмотрел наиболее остроумные елисеичевы придумки и задумался, как жить дальше. Возвращаться в Москву не хотелось — воинский опыт подсказывал, что именно сейчас его воинская честь подвергается самым яростным атакам бывшей жены Нюрки. Эта дама так хорошо умела плакать в кабинетах начальства, что ее слезы не могли не подмочить репутацию Гиви.
А генерал Курашвили не любил сырости и помнил завет Василия Осинова «держать порох и репутацию сухими». Поэтому он поблагодарил офицеров за проделанную работу, объявил, что первый этап их задания выполнен и, учуяв восхитительный аромат с кухни, вдохновился и сымпровизировал второй этап:
— Старик изобретал настолько не в русле, что не нам с вами здесь сейчас его оценивать…
Офицеры изобразили полное согласие. Встретив видимое понимание подчиненных, Гиви Отарович продолжил еще тверже:
— Мы должны думать о будущей обороноспособности страны. Избу законсервировать. Мы должны заботиться и о настоящем… Наша армия — народная! Мы не можем притеснять народ. Правильно говорю? Лишили Евдокию Платоновну Назарову унаследованного крова?! Значит, армия должна уже не в виде шефской помощи, а прямо в порядке компенсации форсированно восстановить ее личное домовладение, пострадавшее от бандитов. Так я решил. Бросить на это все силы теперь считаю делом офицерской чести.
Офицеры вяло изобразили энтузиазм и, повернувшись через левое плечо, вышли.
Отведав знаменитых скуратовских голубцов, генерал поклялся, что армия воздвигнет Дунико лучший дом во всем Благодатненском районе, после чего стал полностью игнорировать все пожелания Дуни и непреклонно следовал одному ему известному архитектурному идеалу.
После восьмислойного гуровского курника Дуня заикнулась о своей мечте — стереть с лица назарьинской земли Мишкины портик и фонтан. Но генерал только поцеловал лобик Дунико и попросил его больше не напрягать, чтобы не было морщинок. А от портика к почти десятиметровым стенам, выросшим на старом фундаменте, потянулись ажурные перекрытия.
Глава 21
Нет ничего практичнее хорошей теории
Гиви строил замок на дерибасовских руинах. А в это время неподалеку от генеральской квартиры Мишель творил чудеса. Но бескорыстно. И не по собственной воле. Идея работала, но на будущее. Не раз Дерибасов убеждался, что после его предсказаний впечатлительные москвички, как загипнотизированные, готовы были видеть в любом занудном опустившемся замухрышке — избранника. Более того, они отогревали его в лучах отраженного мистического света. И самые привередливые и заслуженные холостяки-ветераны от этого шалели и делали глупости. Но масштаб этих глупостей нарастал крайне медленно. И Чхумлиан с грустью осознал, что процент браков совершит свой рекордный прыжок с шестом только через месяцы.
Тогда Дерибасов начал предсказывать грядущее семейное счастье мужчинам. Но после того, как ему пару раз дали по морде, вернулся к более податливому полу. В ожидании материального удовлетворения, Дерибасов довольствовался моральным. Уже на первых шагах к браку женщины облекали предсказавшего оный Дерибасова неограниченным доверием. Они изнурили Дерибасова своими визитами, проблемами и подругами. Они осточертели Зинаиде Владимировне, бешено ревновавшей ко всем Осоавиахима. Они даже испортили страусиный желудок Осоавиахима штабелями конфетных коробок.
Единственно, чего побаивался Дерибасов, что бабы могут связать завлекающие пророчества с близостью брачной конторы. Но вскоре Мишель понял, что одинокие женщины куда более склонны к мистике, чем к установлению причинно-следственных связей.
Не решаясь отогнать от себя эту толпу иным способом, Дерибасов начал беззастенчиво блефовать, иногда с ужасом представляя, как бы это назвали в Назарьине. Но эффект получился обратный. Если на первый виток парапсихологических способностей Дерибасова вывела библиотекарша Оленька, то на второй — бухгалтер Алла.
В переполненной цветами комнате во время очередного, подталкивающего к венцу предсказания сердце ее зачастило, она стала бурно задыхаться.
— Я сейчас упаду в обморок! — прошептала Алла. — Вызовите «скорую»!
«Скорая» для Дерибасова была все еще вставлена в рамку торговых рядов ташлореченского рынка. Когда глаза Аллы закатились, Дерибасов впал в полную панику. Он не нашел ничего лучшего, чем помахать перед ее лицом рукой. Глаза неожиданно быстро вернулись на место и уставились на Чхумлиана с пылкой надеждой.
— Дыши глубже, — посоветовал Дерибасов.
Алла вдохнула чуть глубже и выдохнула:
— Снимите… приступ…
Нет, не зря Мишель принадлежал к гибкой умом фамилии Дерибасовых! Хотя счет и шел на доли секунды, он смекнул, что его «ручной веер» приняли за пассы. Тут же он вскинул руки и пошарил ими по воздуху.
Потрясенный эффектом, он еще несколько секунд подирижировал Аллиным выздоровлением, затем резко положил руки на ее грудь и, придав взгляду всю назарьинскую пристальность, на которую был способен, уверенно приказал:
— Дышать спокойно! Еще спокойнее! Ровно дыши! Все! Порядок! Неделю не есть мясного!
Шутки ради, для разнообразия, в тот же день Дерибасов исцелил еще нескольких боготворивших его предбрачных дамочек — от мигрени, от бессонницы, от депрессии и даже от той загадочной И Бэ Сэ, которой страдал ташлореченский начальник Лавр Федотович.
Через пару дней в узком квартирном коридорчике возникла агрессивная московская очередь. После устроенного одним ветераном скандала, обескураженный открывшимися способностями, Чхумлиан поручил Осоавиахиму следить за порядком и вести запись.
О том, насколько был потрясен Дерибасов открывшимся предназначением, говорит тот факт, что почти неделю он не замечал, как каждый его клиент, не осмеливаясь беспокоить высокодуховную особу, передает немалую сумму Осоавиахиму. Тут-то Осоавиахим и пожалел, что так аккуратно вел запись пациентов. Что стоили замухлеванные им полторы сотни по сравнению с безжалостно конфискованными племянником тысячами.
— Странные люди эти москвичи, — делился Дерибасов с навестившим их Санькой. — Вот в Назарьине — бабке Капе Скуратовой дают за гадание по целковому. А в поликлинику — цветы и продукты. А москвичи приучены совсем по-другому. Кстати, ты знаешь, что такое миопатия?
